Наш экспериментальный материал показывает, что включение нового прилагательного в когнитивный контекст носителя языка может быть мотивировано актуализацией имеющихся единиц ментального лексикона при опоре на сходство со стимулом по некоторым формальным признакам, в связи с чем на начальных этапах идентификации имела место фонетическая или графическая “подмена” стимула. В качестве формальных опор выделены орфографическая, фонетическая/фонологическая и морфологическая репрезентации стимула.

В некоторых моделях распознавания слова [Coltheart et al. 1991; Seidenberg & McClelland 1989; Lukatela & Turvey 1994a; 1994b; Plaut et al. 1996; Van Orden et al. 1990] предполагается, что при чтении слова вслух не только орфографическая репрезентация активирует фонологическую репрезентацию, но и фонологическая репрезентация активирует и/или ограничивает активацию орфографической репрезентации посредством наличия петель обратной связи. Другие исследователи не допускают прямого участия фонологии в процессе активации орфографических репрезентаций. Они или признают фонологическую активацию орфографических репрезентаций посредством семантической системы [Ellis & Young 1988], или полностью отрицают такую возможность [Monsell 1985]. В ряде экспериментальных исследований устанавливается зависимость между участием/неучастием фонологии в активации орфографической репрезентации и скоростью распознавания слова [Whatmough et al. 1999].

Некоторые психолингвистические модели лексикона предполагают отдельные компоненты, содержащие фонологическую, орфографическую и семантическую информацию о словах [Forster 1976; Morton 1979; Fromkin 1985]. Существует много свидетельств в пользу модульной структуры лексикона (модулярности лексической структуры). Приводятся данные по патологии речи, свидетельствующие о том, что при поражении мозга может осуществляться независимый доступ к фонетической, орфографической, семантической или синтаксической информации. В работе [Levelt 1989: 14-20] этот вопрос обсуждается в связи с моделированием процессов производства речи. Разработка теории функционирования и моделирование любого сложного процесса когнитивной деятельности человека требуют обоснованного расчленения перерабатывающей системы на подсистемы или компоненты. Однако при выделении некоторых компонентов необходимо четко обосновывать свой подход. В качестве первого аргумента в пользу выделения некоторого компонента перерабатывающей системы В. Левелт называет относительную автономность работы такого компонента в системе, т.е. его специализацию. Вторым аргументом В. Левелт считает признание того, что продукты работы всех компонентов системы в сочетании с подкреплением от своего собственного продукта являются входной информацией для других компонентов. В таком случае каждый компонент имеет доступ ко всей информации в системе. Такой подход равносилен утверждению, что компоненты системы не получают специализированной входной информации и решают общие проблемы с учетом всей доступной информации для получения своего специфичного продукта.

Гипотеза компонентного, или, в другой терминологии, модульного лексикона предполагает, что лексическое вхождение состоит из фонетической, орфографической, семантической и т.д. информации, хранящейся в отдельных компонентах. Таким образом, лексическая информация о слове хранится не в одном месте, а представлена в различных сублексиконах. Хотя эти компоненты независимы друг от друга, они должна быть связаны между собой через интерфейс в комплексную сеть. Для каждого лексического вхождения предполагается фонетическая, орфографическая, синтаксическая и семантическая репрезентация. На основе многочисленных данных по речевым ошибкам, языковым играм и исследованиям восприятия и производства речи, которые рассматривают фонологическое знание как более абстрактное, чем систематические или физические фонетические репрезентации, многие модели лексической обработки предполагают некую фонематическую (или морфофонологическую) репрезентацию для каждого вхождения. Однако существуют также гипотезы, подвергающее сомнению наличие фонетической репрезентации слова в ментальном лексиконе [Emmory & Fromkin 1988]. Обычно признается, что исходный звуковой или графический сигнал должен быть так переработан воспринимающим его человеком, чтобы от физических характеристик сигнала через их ментальные репрезентации в памяти можно было перейти к значению слова.

Являются ли лексические репрезентации модально нейтральными? В работе [Butterworth 1983] отмечается, что данных, подтверждающих это предположение, нет, и наблюдается четкое разграничение орфографических и фонологических репрезентаций в ментальном лексиконе; хотя некоторые факты патологии речи показали, что возможно существование фонетической репрезентации, обслуживающей процессы производства и понимания речи. Ссылаясь на последние для того времени результаты исследований, К. Эммори и В. Фромкин [Emmory & Fromkin 1988] отмечают, что в процессе распознавания слова орфографические и фонологические репрезентации активируются одновременно независимо от того, в какой модальности это слово было предъявлено. Такие выводы согласуются с данными нейропсихологии и психофизиологии о том, что процесс переработки сенсорных сигналов сопровождается их многократными преобразованиями и перекодированием на всех уровнях сенсорной системы. В когнитивной психологии распространенной считается точка зрения, что оперативная память работает на основе слуховых кодов, даже если код обнаруженной информации другой, например, зрительный. Исследователи, разделяющие эту точку зрения, отмечают, что хотя есть данные, указывающие, что коды каким-то образом комбинируются, доминирующим информационным кодом оперативной памяти является слуховой. Противоположное мнение представлено альтернативными теориями, которые ставят под сомнение вывод о том, что информация кодируется в кратковременной памяти только акустическим способом, отмечая возможность кодирования информации также в зрительном коде. По некоторым другим данным, в кратковременной памяти может кодироваться и семантическая информация [Солсо 1996].

Обзор существующих подходов к проблеме участия фонетической/фонологической репрезентации в процессе идентификации визуального стимула, а также анализ нашего экспериментального материала показали, что при выполнении разнообразных заданий с написанным словом фонетическая/фонологическая репрезентация активируется практически сразу после визуального предъявления графического стимула: значения слов могут активироваться посредством фонетической репрезентации целого слова, которая хранится в памяти и активируется путем прямого доступа, или они активируются фонологическими репрезентациями. Характер репрезентации и степень ее участия в процессе идентификации слова может изменяется в зависимости от задания и контекста.

Вопросы об участии анализа фонетического образа слова в процессе его употребления в речи по-разному освещается в зависимости от конкретных условий или экспериментальных ситуаций. “В громадном большинстве ситуаций общения мы не стоим перед задачей линейного анализа фонетического слова: оно выступает как целое. Анализ фонетического слова, актуальное осознавание его элементов связано с наличием затруднений в понимании его” [Леонтьев 1965: 140]. А.С. Штерн полагает, что и при восприятии без помех всегда происходит моментальный скрытый анализ слова по его признакам. Те механизмы, те опорные точки, которые удается выявить с помощью предложенных моделей в экспериментальных ситуациях, всегда участвуют в восприятии в скрытом виде [Штерн 1992].

Высказываются предположения, что значения слов могут активироваться посредством фонетической репрезентации (звукового кода) целого слова, которая хранится в памяти и активируется путем прямого доступа (адресные звуковые коды), или они активируются фонологическими репрезентациями (ассамблированными звуковыми кодами) [Birch et al. 1998]. В ряде экспериментов обнаружено, что при идентификации слова звуковой код собирается (ассамблируется) быстрее, чем происходит доступ к хранящемуся в памяти фонетическому образу слова [Perteffi et al. 1988; Perteffi & Bell 1991], но вопрос о природе такого кода остается открытым. )