- При особенно высокой актуальности концепта имя политика проникает также в сферу образования антропонимов. Ср. имена, появившиеся в первые годы советской власти: Вилен – «В.И. Ленин», Тролебузина – «Троцкий, Ленин, Бухарин, Зиновьев», Сталий и Сталь – от фамилии «Сталин».

- Отыменные дериваты: гитлеровец – ‘солдат или офицер немецко-фашистской армии в период гитлеризма’, керенка – ‘бумажный денежный знак, выпускавшийся при Временном правительстве Керенского’, черномырдизм – ‘какое-либо неправильно употребленное слово, нарушение грамматических или стилистических правил’.

- Устойчивые сочетания с именем политика или отыменными дериватами: столыпинский галстук – ‘виселичная петля’ (П.А. Столыпин был инициатором жестоких мер против участников восстания 1905 г.), свистеть как Троцкий – «лгать, фантазировать, болтать» (Л.Д. Троцкий был известен как искусный оратор).

Квазиэкстразона концепта прецедентной личности включает:

▪ Переносные значения имени, основанные на ложной этимологизации: Бухарин – ‘алкоголик’ (по аналогии с глаголом бухать – ‘пить спиртное’).

Концепты единичных прецедентных феноменов обычно находятся в системной взаимосвязи и регулярно функционируют в коммуникации в устойчивых связках друг с другом. Это позволяет констатировать факт существования более сложных элементов прецедентной концептосферы – концептов прецедентных миров. Концептуализируемые прецедентные миры могут быть плодом авторского воображения и входить в сознание носителей культуры в результате знакомства с художественными текстами. В этом случае они формируют метаконцепты прецедентных текстов. Ниже приводится пример апелляции к метаконцепту воображаемого мира «Собачье сердце». Цель апелляции – экспрессивное выражение отношения к политической и культурной ситуации 1990-х годов:

Одна половина прессы навевала на него тоску, сродную с тем отвращением, что навевала другая: дети Шарикова грызлись с детьми Швондера, обвиняя друг друга во всевозможных грехах (А. Варламов).

Концептуализируемые миры могут возникать в результате реконструкции исторического прошлого. В этом случае мы имеем дело с концептами исторических эпох и периодов. В следующем примере также для выражения отношения к периоду 1990-х автор прибегает к концепту реконструируемого мира «нацистская Германия»:

По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, тверже и радикальнее. Татарский часто представлял себе Германию сорок шестого года, где доктор Геббельс истерически орет по радио о пропасти, в которую фашизм увлек нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступников, генералы СС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший наконец гауляйтер Восточной Пруссии (В. Пелевин).

Актуальность концептов прецедентных миров измеряется в трех уровнях:

1) персонажная актуальность – количество персонажей из данного текста или данной эпохи, вошедших в концепт прецедентного мира;

2) событийная актуальность – количество событий и ситуаций, вошедших в концепт;

3) цитатная актуальность – количество цитат из текста или высказываний деятелей эпохи, вошедших в концепт.

В третьей главе «Лингвокультурные концепты и метаконцепты в смеховой картине мира» обосновывается значимость моделирования концептов и метаконцептов смеховой картины мира для исследования лингвокультуры в целом, рассматриваются закономерности коммуникативного функционирования жанра анекдота в современной культуре, определяется понятие жанровой саморефлексии, моделируется саморефлективный метаконцепт анекдота, анализируются системообразующие концепты смеховой картины мира, осуществляется моделирование ряда конкретных концептов и метаконцептов, реализующихся в современном русском анекдоте.

Одной из центральных проблем исследования таких глобальных систем человеческой жизнедеятельности как культура и язык является вопрос о критерии принадлежности системе. Тесная взаимосвязь языка и культуры обусловила сходство подобных критериев, выработанных культурологией и лингвистикой независимо друг от друга. Тот или иной феномен может быть признан элементом культуры, если он обладает свойством типичности (C. Kluckholn, K.P. Hansen), проявляющейся в известности большинству членов социума и межпоколенной трансмиссии (П.Н. Донец). Принадлежность к системе языка определяется критерием устойчивости, показателями которой служат признаки массовости употребления и инвариантности формы воспроизведения (В.М. Савицкий, О.А. Кулагина).

Признаком, демонстрирующим одновременную культурную типичность и языковую устойчивость единицы, т.е. гарантирующим ее принадлежность к комплексной системе лингвокультуры (концептосфере), является смеховая востребованность – подверженность коммуникативным трансформациям, направленным на достижение комического эффекта. Иными словами, все, что воспринимается социумом как культурно значимое и лингвистически устойчивое, непременно подвергается осмеянию.

Связь осмеиваемости с типичностью и устойчивостью обусловлена двумя моментами:

1) типичность и устойчивость единицы обеспечивают способность к осмеянию, поскольку осмеиваемое должно быть легко узнаваемым;

2) типичность и устойчивость единицы провоцируют потребность в осмеянии, поскольку человеческое сознание нуждается в регулярной трансформации всего застывшего.

В рамках лингвокультуры может быть выделена смеховая картина мира, в которой непременно отражаются важнейшие для социума концепты и метаконцепты. В качестве основной сферы реализации смеховой картины мира в данной работе рассматривается анекдот – фольклорный жанр, наиболее активно развивающийся в современной культуре.

Анекдоты являются текстами, концентрирующими в себе бытовую оценочность. Именно они закрывают ту нишу, которую оставляют после себя постепенно уходящие из коммуникации порождения аграрного общества – пословицы и поговорки. Для индустриального общества и урбанистической культуры характерно более негативное отношение к открытому дидактизму в быту. Утилитарные ценности не эксплицируются в виде сентенций, но имплицитно инкорпорируются в состав смеховых текстов. Таким образом снимается значительная доля ответственности говорящего за провозглашаемую ценность («это шутка и ничего более»), открываются возможности для конформистского отказа от ценности, если она противоречит картине мира адресата.

Помимо универсальной функции трансформации всего типичного и устойчивого анекдот может выполнять более частные социокультурные функции. Таковыми являются функция адаптации к негативным жизненным обстоятельствам, функция противостояния давлению власти, функция передачи табуированной информации от поколения к поколению.

Доказательством всеобъемлющего характера картины мира, которая строится в пределах анекдота, является свойственная этому жанру саморефлексивность. Рассмотрим данную жанровую характеристику подробнее. С точки зрения лингвокультурной концептологии речевой жанр является полем реализации определенного спектра социальных ценностей и основанных на них лингвокультурных концептов. Для некоторых жанров этот спектр относительно узок. Например, в жанре угрозы востребованными оказываются лишь ценности, связанные с эмоциональным концептом «страх». В рамках других речевых жанров спектр реализуемых ценностей может быть гораздо шире. Эту градуируемую характеристику жанра мы будем называть его концептуальной насыщенностью. Максимального уровня концептуальная насыщенность достигает, когда в картину мира, конструируемую в текстах данного жанра, входят определенная фактуальная информация о самом жанре и ценностное отношение к нему. Иными словами, сам жанр фигурирует в качестве одного из активизируемых в нем метаконцептов.

Саморефлексия в чистом виде присутствует в достаточно ограниченном числе жанров. Таковыми являются, во-первых, жанры научного дискурса (например, научная статья о жанровых особенностях научной статьи, диссертация о языке диссертаций и т.п.), во-вторых, фольклорные жанры: пословица (ср. Хороша пословица в лад да в масть; На пословицу, что на дурака, и суда нет; Пословица плодуща и живуща) и пришедший ей на смену анекдот. Таким образом, саморефлективными оказываются именно те жанры, которые концентрируют в себе аксиологически полярные пласты человеческого сознания – научную и утилитарно-бытовую картины мира. )