Концепты активизируются в сознании своих носителей путем ассоциаций, т.е. по схеме стимул ® реакция (S®R). В процессе общения средствами активизации концепта служат в основном языковые знаки. Существует языковая единица (слово, словосочетание, фразеологизм, предложение и т. д.), выражающая концепт в наиболее полном объеме и общей форме. Эта единица используется исследователями как имя концепта. Например, для концепта ‘армия’ такой единицей является лексема “армия”, для концепта ‘козел отпущения’ — фразеологизм “козел отпущения” и т. п. Однако имя концепта — это не единственный знак, который может активизировать его в сознании человека. Любой концепт характеризуется способностью к реализации в различной знаковой форме. В процессе своего существования концепт способен терять связь с некоторыми языковыми единицами, служившими ранее для его выражения, и притягивать к себе новые.

Будучи многомерной ментальной единицей, включающей в себя понятийный, образный и ценностный компоненты с доминированием последнего, и обладая способностью быть опредмеченным в разнообразной языковой форме, концепт делает возможным синтез наук о культуре, сознании и языке.

Существующие в индивидуальном сознании языковой личности или в коллективном сознании языковой группы концепты могут классифицироваться по тематическому признаку, образуя психологическую, геометрическую, физиологическую и другие концептосферы. Данная работа посвящена рассмотрению элементов текстовой концептосферы.

Текстовая концептосфера включает в себя фактические сведения, ассоциации, образные представления, ценностные установки, связанные в сознании носителя языка с известными ему текстами. Ценностное отношение к чужому тексту — одна из наиболее существенных характеристик для определения типологических черт той или иной культуры или субкультуры, позволяющая судить о ее ориентированности на воспроизведение старых текстов или на генерирование новых, т.е. о ее традиционности или инновационности.

Основными единицами текстовой концептосферы являются концепты прецедентных текстов. Под прецедентным текстом в данной работе понимается характеризующаяся цельностью и связностью последовательность знаковых единиц, обладающая ценностной значимостью для определенной культурной группы. Получение и сохранение текстом статуса прецедентности обусловлено тем, насколько он отвечает запросам жизненной идеологии (термин В.Н. Волошинова) данного социума. Под влиянием идеологических потребностей в сознании различных групп могут формироваться самые разнообразные концепты, основанные на одном и том же тексте.

Это была ее любимая книга, тщательно оберегаемая, завернутая в газетку. [ .] Этот роман, “Борьбу миров” Уэллса, я привез как-то до войны и детально пересказал содержание Серафиме, которая охотно слушала изложение всяких серьезных литературных произведений [ .]. К Уэллсу бабка отнеслась совершенно по-особенному. “Вот он, “Кокалипсис”! — так она припечатала мое устное переложение романа. — Давно хотела узнать, что там сказано, и узнала”. Поскольку Библии в хате не было — ее запрятал осмотрительный дед Иван в начале двадцатых годов [ .], — то “Борьба миров” заняла место священной книги. “Вот здесь, голубушки, все изложено”, — говорила Серафима подружкам, — как будет конец света за грехи наши, как прилетят с планеты Марс черти на трех ногах, будут пищать тоненько и жечь людей огненными фонариками .” В годы войны, в годы воздушных налетов, прожекторов, зенитной стрельбы, десантов, нашествия всякой грохочущей техники и чертей в глубоких касках, Уэллс был окончательно отнесен к числу пророков. Старушки просто ахали, слушая Серафиму [Смирнов].

Данный пример демонстрирует нам микрогрупповой концепт романа Г. Уэллса “Борьба миров”. Круг носителей концепта ограничивается локальными, возрастными и половыми рамками (старушки, проживающие в определенной деревне). Первоначально концепт формируется в индивидуальном сознании Серафимы, которая затем, опираясь на свой авторитет в данной группе, ретранслирует этот концепт в коллективное сознание. “Борьба миров” воспринимается не как обычное художественное произведение, но приобретает статус пророчества, священной книги. Построению настолько оригинального концепта способствуют два момента исторической ситуации. Во-первых, черты формального сходства содержания романа с событиями второй мировой войны (воздушные налеты, зенитная стрельба и т.д.), дающие возможность интерпретатору истолковать текст как пророческий. Во-вторых, наличие духовной ниши, образовавшейся из-за невозможности использования традиционного священного текста “Библии”. Характерно, что, описывая данный текст, Серафима прибегает к концепту другого текста, являющегося в христианской культуре стандартом пророчества (“Вот он, “Кокалипсис”!).

Различные реминисценции, в виде которых прецедентные тексты функционируют в дискурсе, являются ассоциативными стимулами, оживляющими в сознании носителя языка концепты прецедентных текстов. Можно выделить пять основных видов реминисценций, служащих средством апелляции к концептам прецедентных текстов: упоминание, прямая цитация, квазицитация, аллюзия и продолжение.

Упоминание — это апелляция к концепту прецедентного текста путем прямого (т.е. нетрансформированного) воспроизведения языковой единицы, являющейся именем данного концепта. Такой единицей обычно служит заглавие произведения, реже — имя автора.

В нашем районе нет ни одной английской школы, представляешь, кошмар! [ .]Раньше интеллигенция без окна в мир была немыслима. Почитай “Войну и мир”. Целые главы на французском! [Садиев].

Прямая цитация — дословное воспроизведение языковой личностью части текста или всего текста в своем дискурсе в том виде, в котором этот текст (отрывок текста) сохранился в памяти цитирующего. Для цитации, основанной на прецедентном тексте, характерна имплицитность, т.е. отсутствие ссылки на источник цитирования.

Массовое отсутствие сколько-нибудь приемлемого уровня текстовой компетенции в сегодняшней России побуждает к самым печальным размышлениям о соотношении общественного быта и общественного бытия. Не выручает даже привычно-ироническое “Все смешалось в доме Облонских”. Было бы чему смешиваться . [Дымарский].

Квазицитация — воспроизведение языковой личностью части текста или всего текста в своем дискурсе в умышленно измененном виде.

— Да-да, мы надеемся обратиться с иском в суд и надеемся, что общественность .

— Иск — б-благородное д-дело [Устинов].

Необходимо подчеркнуть, что поскольку предметом исследования в данной работе являются не собственно прецедентные тексты, а концепты прецедентных текстов, то есть не материальные, а ментальные единицы, то под квазицитацией понимается лишь сознательная трансформация той языковой формы, в которой прецедентный текст сохранился в памяти носителя культуры, призванная выполнить определенные коммуникативные задачи. Все же случаи неумышленного искажения будут относиться к простой цитации. Трансформация в подобных случаях происходит не в момент цитирования. Она имела место при восприятии исходного текста и формировании концепта этого текста.

Аллюзия — наиболее трудноопределимый и емкий вид текстовой реминисценции. Прием аллюзии состоит в соотнесении предмета общения с ситуацией или событием, описанным в определенном тексте, без упоминания этого текста и без воспроизведения значительной его части, т.е. на содержательном уровне. Например, в романе У. Эко “Имя розы” отношения между средневековым монахом-сыщиком и молодым послушником, от лица которого ведется повествование, в сочетании с именами этих персонажей (Вильгельм Баскервильский и Адсон), являются аллюзией на героев А. Конан Дойла Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Однако, будучи перенесены в содержательно иной текст, эти имена вряд ли бы вызвали у читателя ассоциации Адсон ® Ватсон и Вильгельм Баскервильский ® “Собака Баскервилей” ® Шерлок Холмс. В качестве превалирующих в аллюзии всегда выступают содержательные, а не языковые ассоциации.

Продолжение — текстовая реминисценция, основой которой, как правило, служат лишь художественные тексты и использование которой является обычно прерогативой профессиональных писателей. Продолжение состоит в создании самостоятельного литературного произведения, действие которого разворачивается в “воображаемом мире”, уже известном носителям культуры из произведений другого автора, из мифологии или из фольклора (e.g. в романе А. Рипли “Скарлетт” использован “воображаемый мир” “Унесенных ветром” М. Митчелл). Автор рассчитывает при этом на то, что в пресуппозицию читателя входят знания об основных персонажах этого мира, связях между ними, действующих в этом мире законах. Более того, автор уверен, что исходный текст воспринимается в рамках данной культуры как культурная ценность (т.е. является концептом) и обладает притягательной для читателей силой, которая будет способствовать популяризации написанного им продолжения. )