– Отдельный человек/люди. В этом случае активируется семантический компонент «вина», поскольку с виной ассоциируется сам человек со всеми его отрицательными чертами характера, которые приводят к совершению проступков:

(3) John blamed me for writing the letter (Fillmore 1971: 280).

– Cобытие (компонент «причина»). Одним из оснований использования событийной причины в качестве объекта обвинения является нежелание обвинителя взять на себя ответственность за происходящие события. Так, например, когда глобальный кризис охватил банковскую систему кредитования в 2001 году, банки заявили, что причиной являются трагические события 11 сентября. Однако, согласно оценкам журналистов, банки пошли на этот шаг, чтобы избежать скандала и сохранить свою репутацию:

(4) It (the bank) blames Sept. 11, saying that attack “significantly increased risk aversion and reduced investor appetite for emerging market assets. <…> The actual story, however is different. The worldwide credit crunch is real, and deadly, but it’s not new and it’s a fraud to blame Arab terrorists. Here, the real terrorists are the Wall Street and London banks, which were closing off credit well before Sept. 11, and now using the attacks as their excuse (Exclusive Intelligence Review, № 16, 2001).

– Группа людей, работающих в одной системе. Отличными от вышеописанных примеров являются ситуации, когда объектом обвинения выступает не отдельный человек и не событийная причина, а группа лиц, работающих в одной системе и представляющих собой некий собирательный образ. Эта отличительная черта обусловливает тесное переплетение вины и причины, ср.:

(5) I accuse the BBC of failing to realize that they have just signed their own death warrant (www.J’accuse.com).

Пример показывает, что компанию BBC нельзя однозначно рассматривать как виновника происшествия, равно как и относить её исключительно к разряду событийных причин. Так как компания включает в себя огромное количество людей, которые работают по строго определенной разработанной системе, эта система, как правило, воспринимается как нечто отдельное от человека, сродни механизму. Данный факт «позволяет» отождествлять подобные объекты обвинения с событийной причиной. С другой стороны, участие людей в событиях неоспоримо, в силу чего компанию правомерно рассматривать в качестве виновника, при этом не указываются конкретные лица. Нам представляется возможным отнести такие случаи обвинения к числу проявлений смешанного типа диффузности, где переплетение вины и причины настолько тесно, что между ними трудно провести четкую границу

Так, вариативность представления объекта обвинения свидетельствует, в первую очередь, о переплетении двух компонентов – «вина» и «причина», – в семантике глаголов обвинения. Во-вторых, такое проявление диффузности есть отражение внутренней сущности человека. Как показывает языковой материал, человек довольно редко признает себя виновным, он пытается избежать ответственности, а иногда и наказания за свои поступки. Поэтому он ищет событийную причину, которая способна разрядить обстановку, с одной стороны, и помочь избежать наказания, с другой. Следовательно, можно предположить, что обвинение выступает в роли своеобразного регулятора межличностных отношений и защиты своего «я».

Правомерность предположения, что с помощью глаголов обвинения может реализовываться регулятивная функция языка, подкрепляется положениями биокогнитивной концепции языка и познания, в соответствии с которыми функция языка есть функция ориентации, позволяющая человеку адаптироваться к окружающей среде. Именно при помощи языка человек способен регулировать общественные и межличностные отношения. Кроме того, глаголы и глагольные сочетания, репрезентирующие обвинение, функционируют в дискурсивных областях права и морали, которые сами по себе представляют системы регулирования общественных и межличностных отношений. Для доказательства регулятивной функции действий, обозначенных глаголами обвинения, а также для выяснения дифференциальных семантических признаков этих лексических средств, мы обращаемся к опыту смежных наук, изучающих человека во всех его проявлениях.

В соответствии с современным междисциплинарным подходом к изучению языковых явлений, и исходя из того, что язык является конституирующим свойством человека как биологического вида (Кравченко 2003), в ходе нашего исследования мы руководствовались следующими основными положениями биокогнитивной теории языка:

а) «Все сказанное сказано наблюдателем», поэтому понять человека можно, только рассматривая его в совокупности с той частью окружающей среды, с которой он взаимодействует. Область взаимодействия наблюдателя со средой и ее компонентами является когнитивной областью.

б) Язык, являясь когнитивной областью взаимодействий, одновременно осуществляет функцию ориентации в когнитивной области ориентируемого.

в) Суть ориентирующего воздействия сводится к поддержанию баланса между организмом и средой.

Поведение человека в обществе регулируется различными социальными нормами, из которых наиболее важными являются мораль и право. Являясь системами нормативной регуляции, обеспечивающими стабильное существование и развитие социума, они могут проявляться в разных формах. Одной из форм регуляции в сфере морально-правовых норм выступает обвинение, которое мы рассматриваем как когнитивно-коммуникативный феномен.

Обвинение – это не искусственный способ регуляции отношений, оно не что иное, как одна из форм проявления инстинкта самосохранения, направленного на преодоление отрицательных воздействий социальной среды (преступления и проступки). Преступления и проступки воспринимаются человеком как аномальные явления, представляющие угрозу для его мира. Они являются своеобразными стимулами, требующими ответной (защитной) реакции. В качестве защитной реакции, способной восстановить нарушенное равновесие между миром человека и окружающей средой, выступает обвинение.

Следующие примеры показывают, что обвинение может принимать форму спонтанной реакции:

(6) “She taxed me with offence, at once, and my confusion may be guessed. The purity of her life, the formality of her notions, her ignorance of the world – everything was against me. <…> In short, it ended in a total breach” (Austen 1992: 216);

(7) Everything we proposed they approved. Then we started messing up – scheduling snafus, people angry about the training and rebelling, policy questions galore, etc. At first, our reaction was to find someone to blame or to tell us what to do (www.compuseru.com, May 10, 1996).

В то же время, обвинение нельзя отнести исключительно к классу условных рефлексов и охарактеризовать его как спонтанную реакцию на происходящие события. Рефлекс, являясь автоматической реакцией на стимул, лишен предварительной оценки этого стимула и, следовательно, не предполагает осознанного выбора модели поведения. Обвинение, напротив, может быть прервано или изменено, особенно если оно выдвигается представителями правовых структур:

(8) “He’s the Commander-in-Chief of the Army and Navy, he is the head of all the executive departments and if you are allowed to indict and prosecute this president, you can also put him behind the bars and keep him effectively from being able to govern the country” (New York Times, Feb. 1, 1999).

Выбор модели поведения предполагает оценку ситуации. Другими словами, можно говорить о том, что обвинение эволюционировало как аффективно-когнитивная структура.

Анализ феномена обвинения в рамках формулы «стимул – реакция» явно недостаточен для объяснения его сущности. Как отмечает Е.С. Кубрякова, между стимулом и реакцией находится множество факторов, определяющих характер последней. Совокупность этих факторов представляет собой внутренний мир человека, не изучив который, нельзя понять и объяснить эти реакции (Кубрякова 2004б). Анализ примеров показал, что при обвинении происходит противопоставление отдельного человека обществу, одного человека другому, т.е. происходит деление мира на «свое» и «чужое». В ходе исследования нами были выделены две модели обвинения: «Внутренний мир ® Внешний мир1 (свои)» и «Внутренний мир ® Внешний мир2 (чужие)». Сфера «Внутренний мир» представляет собой систему ценностей, норм и правил, по которым живет человек. Именно эта система ценностей определяет, будет ли входить обвиняемый в микросферу «Внешний мир1 (свои)», или он будет причислен к враждебному миру «Внешний мир2 (чужие)». )