Реформы Косыгина постепенно были свернуты и в силу благоприятной экономической конъюнктуры для СССР на нефтяном и газовом рынке. Мировой энергетический кризис совпал с бурным развитием в нашей стране нефтяной и газовой промышленности. Развитые страны были готовы платить за тонну нефти по 100 долларов, в то время как ее себестоимость в Самотлоре составляла около 5 рублей, а общий объем нефтедобычи СССР быстро довел до 600, а затем и 650 миллионов тонн. Открытие нефтяных и газовых месторождений в Западной Сибири постепенно привело к тому, что к середине 80-х гг. две трети общесоюзной добычи нефти и более 60% добычи газа обеспечивала Западная Сибирь. Этот мощный прорыв имел свои как позитивные, так и негативные стороны. С одной стороны, на валюту, вырученную от экспорта нефти и газа, закупалось западное комплектное оборудование для строительства новых заводов. На нефтедоллары было закуплено оборудование для КамАЗа, Волжского автомобильного завода, Уфимского мотостроительного завода, выпускавшего двигатели для автомобилей "Москвич". С другой стороны, на эти же нефтедоллары закупалось и продовольствие, что постепенно привело к подрыву отечественного сельскохозяйственного рынка. Впрочем, ставка на массовый импорт продовольствия была сделана еще при Хрущеве, однако в 70-е годы этот импорт не только не был свернут, но и значительно увеличился. Советский Союз становился все более зависимым от закупок продовольствия за границей. Если в 1973 г. импорт зерна составил 13,2 % от всего его количества, производимого в стране, то в 1975 - 23,9%, в 1981 - 41,4%. Причем зерно покупали уже не только на нефтедоллары, но и на средства, вырученные от продажи золотого запаса страны. Если в 1967 году (в разгар косыгинских реформ) на закупку зерна было затрачено 50,2 тонны золота, то в 1972 году - 458,2 тонны (!) (эти данные историки А. Коротков и А. Степанов обнаружили в архивах Политбюро ЦК КПСС). Это уже были не реформы, а путь в никуда .

Заключение

Алексей Косыгин, безусловно, как и остальные члены Политбюро, несет ответственность за срыв реформ середины 60-х годов. Может быть, если бы он чувствовал себя политиком, а не инженером, ему бы удалось использовать свой гораздо более высокий политический и административный потенциал, чем у других членов брежневского Политбюро, для проведения в жизнь своих идей. Но этого не случилось не только из-за отсутствия у Косыгина политической воли в середине 70-х годов, но во многом из-за причин личного свойства. После смерти жены в 1967 году в нем что-то надломилось, он перенес два инфаркта, попадал в автокатастрофы, чуть не утонул, плавая на байдарке. В конце концов его вынудили подать в отставку. Зять Косыгина Гвишиани вспоминал, что незадолго до отставки Алексею Николаевичу позвонил в больницу Черненко. Между ними состоялся примечательный диалог:

- Алексей Николаевич, вы все болеете, есть мнение, что вам надо подать в отставку.

- А почему Леонид Ильич мне об этом не скажет?

- Да он сам болеет .

Вот таким трагикомическим образом заканчивалась карьера одного из самых талантливых сталинских выдвиженцев конца 30-х .

)