Н. И. Трескин снабдил Рикорда письмом на имя губернатора Эдзо (Хоккайдо). В письме говорилось о дружественном отношении России к Японии, осуждались самовольные действия Хвостова и Давыдова. Трескин писал, что рус­ские придут в японские гавани с целью добиться освобождения пленных. Вместе с Рикордом в Охотск отправился Накагава Городзи (Головнин и Рикорд называют его Леонзаймо) и шесть других японцев, которые в 1810 г. потерпели кораблекрушение у берегов Камчатки. Японцев решили возвратить на родину и использовать их в качестве переводчиков во время переговоров с японскими властями.

22 июля 1812 г. «Диана» под командой Ри­корда и транспорт «Зотик» под командой Фила­това вышли из Охотска, взяв курс к острову Кунашир. Почти в течение месяца моряки зани­мались описанием Курильских островов. 28 ав­густа вошли в залив Измены и сейчас же япон­ские батареи открыли огонь по русским судам.

Рикорд послал Леонзаймо на берег, поскольку он мог объяснить начальнику крепости об обстоя­тельствах, заставивших русское судно вновь появиться у Кунашира. Вернувшись, Леонзаймо сообщил: «Капитан Головнин и все прочие уби­ты». Это было ложное известие. По расчетам японских чиновников, оно должно было заста­вить русский корабль уйти обратно. Все моряки были опечалены, но идти в Охотск, не получив точных данных о судьбе своих товарищей, они не собирались.

8 сентября русские моряки задержали япон­ское судно «Кансэ-Мару», его капитана доста­вили на «Диану». На нем было шелковое платье, сабля и другие знаки, что свидетельствовало о его знатности. Звали капитана Такатай-Кахи (Такадай Кахэей). Он был судовладельцем и купцом. Чтобы Такатай-Кахи понял цель при­хода русского судна к Кунаширу, Рикорд дал ему письмо Леонзаймо, адресованное начальни­ку острова. Прочитав письмо, Такатай-Кахи вос­кликнул: «Капитан Мур и пять человек на­ходятся в Матсмае!» Он подробно рассказал, когда пленников вывезли из Кунашира, через какие города их вели, сколько времени они про­живали в том или ином месте. При этом он точно описал внешний вид Мура, но имени Головнина не упоминал. Это встревожило Рикорда и других офицеров.

Заставляла задуматься и разноречивость в показаниях Леонзаймо, сообщившего о смерти русских, и Такатай-Кахи, утверждавшего совсем другое с такими подробностями, которых он не мог выдумать в один миг, оказавшись в поло­жении пленника. Все же Рикорд пришел к за­ключению, что его соотечественники живы.

Когда Рикорд объявил Такатай-Кахи, что тот поедет в Россию, японец спокойно ответил: «Хо­рошо, я готов!» Петр Иванович добавил, что в будущем году его вернут в свое отечество.

Четырех японских матросов, не знавших по-русски ни одного слова, высадили на берег. Их снабдили всем необходимым. «Они,— писал Ри­корд,— как я думал по своему простодушию, сохранят чувства благодарности за оказанные им нами благодеяния и распространят между своими соотечественниками лучшее о русских мнение, нежели какое имели они прежде».

Вместо отпущенных Рикорд решил взять та­кое же число с японского судна «под видом, буд­то бы они нужны для услуг своему начальнику», и попросил его, чтобы он сам выбрал себе тех матросов, которые ему будут более всего полез­ны. Однако Такатай-Кахи стал доказывать, что все матросы глупы и чрезвычайно боятся рус­ских и будут много сокрушаться. Это посеяло сомнение в правдивости того, что рассказывал он о русских пленниках. Но Рикорд решительно заявил, что ему необходимо взять четырех мат­росов. Японский купец попросил командира «Дианы» поехать с ним на его судно. Прибыв на корабль, Такатай-Кахи собрал команду в свою каюту, из которой подобрал себе четырех матросов.

Затем Рикорд предложил Такатаю-Кахи на­писать письмо японскому начальнику об обстоя­тельствах пленения русских моряков и их судь­бе, после чего Такатай-Кахи с матросами пере­брался на шлюп. Рикорд всячески стремился подчеркнуть, что русские считают японцев не враждующим, а миролюбивым народом, с кото­рым доброе согласие прервано только некоторы­ми неблагоприятными обстоятельствами.

В тот же день Рикорд пригласил на шлюп мо­лодую японскую женщину - неразлучную спут­ницу Такатая-Кахи в его плаваниях от города Хакодате до Итурупа. На «Диане» японку приняла жена младшего лекаря. Японку угостили

чаем с пряниками, а затем проводили ее с по­дарками. Время пребывания японцев на русском ко­рабле Рикорд старался использовать для того, чтобы ближе сойтись с Такатаем-Кахи. Он раз­решил японским матросам осмотреть весь ко­рабль, которым они очень интересовались. Вни­мательным оказался и Такатай-Кахи. Увидев пустые бочонки, он предложил наполнить их свежей водой со своего корабля. Его матросы немедленно взяли порожние бочонки и привезли их наполненными хорошей пресной водой. «При­ятно,— пишет Рикорд,— было видеть людей, по­читавшихся за несколько часов нашими врагами, в таком с нами дружестве. Эти добрые японцы, простившись с нами, поехали на свое судно с песнями».

11 сентября русские корабли взяли курс на Камчатку. 3 октября «Диана» и бриг «Зотик» вошли в Авачинскую бухту. Вернувшихся ра­достно приветствовали моряки и жители Петро­павловска. Грустным и опечаленным был только Такатай-Кахи. Вскоре выяснилась причина дур­ного его настроения. «Ему представлялось, по законам земли своей, что его, так же как наших в Японии, будут содержать в строгом заключе­нии. Но как велико было его удивление, когда он увидел себя помещенным не только в одном со мною доме, но и в одних покоях», — писал Рикорд.

Главным результатом похода Рикорда были сведения о том, что все русские, захваченные японцами в плен, живы. «Такое полезное и радостное для нас известие мы почли немалым для себя приобретением и наградою за труды свои».

Слухи о пребывании «Дианы» под началь­ством Рикорда в Кунаширском заливе дошли до наших узников. Матросы с задержанного купе­ческого судна очень лестно рассказывали о по­ведении Рикорда. Стало известно, что Рикорд подарил японской женщине несколько европей­ских вещей общей стоимостью в 30 японских монет, потом позволил ее мужу написать письмо родственникам и уверить их, что он будет в бу­дущем году возвращен в свое отечество. А пока он живет в каюте вместе с господином Рикордом и до самого возвращения будет жить с ним.

Жизнь пленников в Хакодате была тяжелой и тревожной. Допросы следовали за допросами; японцы, казалось, ничему не верили, принима­ли русских за шпионов, прибывших к Куриль­ским островам с разведывательными целями.

В конце августа японцы показали Головнину вышеупомянутое письмо от Рикорда. Когда Ва­силия Михайловича спросили, какой бы ответ он послал на шлюп, если бы ему это разрешили, Головнин ответил: чтобы корабль, ничего не предпринимая, шел скорее к русским берегам и донес о случившемся правительству.

После пятидесятидневного пребывания в Ха­кодате русских перевели в конце сентября в го­род Матсмай (Мацумаэ), находящийся в не­скольких днях перехода восточнее Хакодате. Здесь их также заключили в тюрьму — сарай с клетками.

В этом городе состоялась первая встреча плен­ников с крупным японским начальником — матсмайским губернатором (бунио) Аррао Тадзи-мано (Арао Тадзима-но ками). Он спросил Головнина, где бы они хотели жить в Японии — оставаться на месте, в столице, или еще где-ни­будь. Василий Михайлович твердо сказал: «У нас два только желания: первое состоит в том, чтобы возвратиться в свое отечество, а если это невозможно, то желаем умереть .»

Решительные слова русского офицера произ­вели на бунио большое впечатление, и он сказал, что если подтвердится своеволие Хвостова, то они будут отпущены. Затем у пленников взяли письменные показания с подробным описанием целей и маршрута плавания «Дианы».

Губернатор поверил показаниям, послал их в столицу. А пока распорядился снять с пленни­ков веревки, перевести их в более благоустроен­ное помещение, улучшить питание.

Но в феврале 1812 г. переводчики Теске (Тэй-сукэ) и Кумаджеро (Кумадзиро), хорошо отно­сившиеся к русским, сообщили им, что в столи­це не согласились с мнением матсмайского гу­бернатора и что с русскими надо обращаться как с шпионами, а приходящие русские корабли за­хватывать. )