В половине десятого утра об этом доложили Николаю II. Он был потрясен. В мирное время, во время национального праздника и вдруг – такое несчастье, такие жертвы, такой великий грех! На следующий день царь и царица были на панихиде по погибшим, а затем посетили Старо-Екатерининскую больницу, где обошли палаты, поговорили с пострадавшими. Многие из них переживали, со слезами на глазах просили царя простить их, «неразумных», испортивших «такой праздник!» Николай Александрович зла не держал. Простых людей не винил. Распорядился: выдать по 1000 рублей на каждую семью погибших, для осиротевших детей учредить приют, а все расходы на похороны принять на свой счет. Он записал в тот день в дневнике: «Толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут произошла давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около тысячи трехсот человек. Я об этом узнал в десять с половиной часов… Отвратительное впечатление осталось от этого известия».[22]

Радикалы и нелегалы всех мастей ликовали: они получили такой сильный козырь! В листках и брошюрах потом на годы Ходынка станет излюбленной темой для политических спекуляций. Вывод радикалы всегда делали один: «виноваты общие условия русской жизни», а для изменения их, надо свергнуть этого тирана, «Царя Ходынского», и тогда только народ сможет вдохнуть свободно.

Венценосцы выдержали коронационные испытания, хотя Александре Федоровне порой было трудно. Находится целый день на публике, улыбаться и разговаривать с массой лиц – все это угнетало натуру. Кроме того, понимая уже много по-русски, она стеснялась на публике разговаривать. Могла без запинки произнести лишь некоторые молитвы, «Отче Наш», например, и общеупотребительные фразы. Да и французским, широко распространенным в высшем обществе, не владела в совершенстве. Допускала в разговоре досадные ошибки и знала об этом. Поэтому часто приходилось молчать, что производило неблагоприятное впечатление.

Череда празднеств тянулась до 26 мая. Вечером венценосцы уезжали с радостью от сознания прошедшего великого события, но с привкусом горечи в душе.

Николай II и Александра Федоровна сразу после коронации решили погостить у Сергея и Эллы в их подмосковном имении Ильинское. Рядом располагалось поместье Архангельское владельцами коего была чета Юсуповых. У Александры Федоровны сложились в тот период теплые отношения с умной и образованной княгиней Зинаидой Николаевной Юсуповой, с которой проводила немало времени. Так сложилось, что эта графско-княжеская семья все время находилась в ближайшем соприкосновении с монархами. Сын Зинаиды Николаевны Феликс Феликсович (младший) в 1914 году женится на первой внучке императрицы Марии Федоровны, племяннице Николая II и его крестнице – княжне Ирине Александровне. Почти через три года после того молодой Юсупов станет убийцей друга царицы Григория Распутина. Зинаида же Николаевна превратится к тому времени в одну из самых ярых противников царской четы. Но до тех печальных коллизий было далеко, еще шел XIX век, и ничто не предвещало грядущих расколов и разладов.

Александра Федоровна с первых шагов своей жизни в России поняла, как тяжело здесь Ники, как много проблем и как мало желающих взять их решение на себя. Все идут к нему, каждодневно докучают, на него взваливают большое и малое, а он – честный, добрый, смиренный – тянет и тянет. Лишь прожив два десятилетия в России, увидев, постигнув и перестрадав многое, рискнет предложить делу управления себя. И Николай примет это с радостью. Однако то случится уже незадолго до последнего акта монархической драмы.

Пока же царица лишь жена и мать, целиком погруженная в семейные заботы. Семья была ее заботой, ее миром, «ее царством». Там она правила нераздельно, для счастья Ники и России. Когда пошли дети, целиком погрузилась в материнские заботы. Именно в детской чувствовала себя надежно, уверено, спокойно. Здесь она полностью раскрывалась, здесь все было интересно. Глядя на своих детей, императрица часто улыбалась, в других же случаях улыбка озаряла ее лицо крайне редко.

Она стала матерью четырех дочерей. После Ольги 29 мая 1897 года родилась Татьяна; 14 июня 1899 года – Мария, а 5 июня 1901 года – Анастасия. Почти все первые десять лет супружества радость и счастье Александры Федоровны были неполными. Ее все больше мучило чувство вины перед «дорогим Ники» и перед страной за то, что она не может подарить им наследника. Мы не знаем и теперь никогда уже не узнаем, сколько времени она провела в молитвах, как просила она Всевышнего смилостивиться и послать ей и Николаю сына.

Терпение и настойчивость были вознаграждены. Летом 1904 года в Петергофе, в самый разгар бесславной русско-японской войны и почти через десять лет после замужества, царица родила сына. На свет появился наследник престола, человек, к которому должно было перейти вековое «семейное дело Романовых» – управление великой империи.

Не прошло и шести недель, как стало выясняться ужасное. 8 сентября 1904 года император записал: «Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины».[23]

Царица первое время была сокрушена: неужели у маленького эта страшная гемофилия, против которой медицина бессильна? Но остается Господь: Он подарил им сына и дальше не оставит своей милостью. Но эту благодать надо заслужить, а для этого жить по-христиански. Надо было вести образ жизни угодный Богу, и избегать мирской суеты. Царская чета свела к минимуму демонстрации роскоши и величия императорского двора. Были прекращены пышные, грандиозные и дорогие царские увеселения. Постепенно сокращалось количество церемоний, которые царица всегда не любила, а после рождения сына стала просто ненавидеть. Желание императрицы изолировать себя и детей от любопытных взоров лишь подогревало интерес в свите. Злоязычный и беспощадный аристократический мир скорее бы простил ей адюльтер, чем пренебрежение к себе.

И все оставалось годами неизменным: одни инспирировали сплетни, которые, не встречая никакого противодействия, охватывали все более широкие общественные круги, а другие старались делать вид, что они выше сплетен, и еще тщательнее изолировались от все более враждебного мира.

7. Время боли, страхов и надежд.

Центром всех российских волнений

была царская детская.

Сэр Бернард Пейрс.[24]

Рождение цесаревича наполнило жизнь царской семьи радостью, страхами и волнениями за судьбу Алексея Николаевича. Особенно сильно переживала Александра Федоровна. Она так давно и так страстно ждала мальчика, так молила Господа ниспослать им благословения и подарить ей и Ники сына, а России наследника престола, а затем – царя. Она всегда была религиозна, но после появления Алексея и обнаружения у него страшного недуга, ее вера в милость Всевышнего становилась единственной надеждой.

Очень много всегда говорили и писали о том, что царь, но особенно царица, являлись «мистически настроенными» людьми. Из этого часто делали неблагоприятные для них выводы. Само понятие «мистика» происходит от греческого слова «mystika» и в буквальном смысле означает «таинство». Христианство без сакрального, трансцендентного существовать не может. Вера в таинство, принятия его является неразрывной частью мировосприятия каждого христианина. Если для атеиста и прагматика существование сверхъестественного представляется абсурдным, то для верующего «нереальное» не только возможно, но и желанно, а чудо воспринимается как проявление Высшей воли, Божественного промысла.

Царь и царица, как безусловно верующие люди, воспринимали происходящее и реагировали на него часто совсем не так, как то делали многие их оппоненты и враги, давно расставшиеся с ценностями православия. Их жизненные символы и ориентиры находились совсем в иной плоскости: они уживались «прогрессивными моделями», социальными химерами, порожденными или в западноевропейских странах, или сочиненными в России; пели осанну «здравому смыслу». Царь же склонялся перед волей Господа; Ему доносил боль всего сердца. Когда случалось несчастье, вслух не сетовал, а шел в храм, к алтарю, к Божественному Образу и там, на коленях, раскрывал все, что накопилось в душе, все, что волновало и мучило. Так же примерно поступала и императрица. Для христианина подобное являлось вполне естественным. )