Значение победы, одержан­ной при Синопе, видно из письма, которое послал На­химову командующий отря­дом судов у Кавказских бе­регов контр-адмирал Петр Вукотич: «С сердечным удо­вольствием имею честь по­здравить в. пр-во с блиста­тельным истреблением непри­ятельской Синопской эскад­ры, великой грозы всего Кав­каза . Быстрое и решительное истребление турецкой эс­кадры вами спасло Кавказ, в особенности Сухум, Поти и Редуткале, покорением по­следнего досталась бы в до­бычу туркам Гурия, Имеретия и Мингрелия». (Это основные районы Грузии.)

Нахимов не был бы знаме­нитым флотоводцем, если бы только умел вести сражения. Он, как истинный военачаль­ник, мог обозреть взглядом будущее, а это дано не мно­гим. Один из морских офице­ров, лейтенант Ухтомский, в дневнике писал: «Во время Синопского дела я был на Су­хумской эскадре и в начале декабря 1853 года на шхуне «Смелая» возвратился в Се­вастополь. Конечно, все мы очень сожалели, что не имели счастия быть в Синопе, и с жадностью ловили все под­робности и последствия это­го дела . В первый свободный день я отправился к Нахимо­ву по праву знакомого. Он был очень любезен, жалел, что меня не было в Синопском отряде, и невольно ув­лекся, рассказывая о Синопе. «Только ужасно то, г. Ухтом­ский, — сказал адмирал, — что эта победа подвинет про­тив нас войну, ибо англичане увидят, что мы им действи­тельно опасны на море, и, по­верьте, они употребят все усилия, чтобы уничтожить Чер­номорский флот». По изме­нившемуся звуку голоса ад­мирала и по выражению глаз несомненно было то, что На­химов как бы винил себя в том, что он навлек или уско­рил будущие бедствия вой­ны».

Наша наука рассматривает войну как продолжение поли­тики. Продолжение не мирны­ми средствами, а насильствен­ными. «Ту самую политику, — писал Владимир Ильич Ленин, — которую известная держава, известный класс внутри этой державы вел в течение долгого времени пе­ред войной, неизбежно и не­минуемо этот самый класс продолжает во время войны, переменив только форму дей­ствия».

Зна­я политику Англии того вре­мени, политику ее правящего класса — капиталистов. Это захват колоний, порабощение народов, безжалостное унич­тожение соперников. Зная также, что английские капи­талисты предпочитали нано­сить удары соперникам чужи­ми руками. Так бывает в обыч­ной жизни: идет здоровенный громила, а рядом с ним дер­жится слабосильный, но зано­зистый тип; этого-то типа и выпускает громила начинать драку. Смотрит с любопытством, как отвешивают тума­ки его сообщнику, но забить не дает, сам кидается с кула­ками. И в этой войне за спиной Турции стояла Англия. Не только она, еще Франция и Сардиния. Весной 1854 года эти государства, увидев, что Турции грозит поражение, объявили России войну. Тут же к границам России подтя­нула огромную армию Авст­рия: она держала нейтрали­тет, но, если бы русские вой­ска с западной границы были переброшены на юг, не за­медлила бы захватить боль­шие территории. К отторже­нию русских земель пригото­вились Швеция и некоторые другие государства. Вот как просчитался Николай 1 и его правительство! Думали вое­вать только с Турцией, а при­шлось иметь дело с сильней­шими державами мира.

Следуя своей предвоенной политике, Англия и ее союзники поставили себе целью уничтожить Черноморский флот России, отторгнуть от нее Крым, Кавказ, придунайские районы, а также земли на Балтике и на Дальнем Во­стоке. «Раз уж пришлось са­мим вступить в войну, — рас­суждали английские и фран­цузские капиталисты, — надо низвести Россию на морях до самого крайнего положения».

Началась изнурительнейшая многолетняя война. Фридрих Энгельс писал о ней: «В течение сорока лет Европа не знала проклятия подобной борьбы; по важно­сти и значительности ее уча­стников, равно как и по раз­нообразию и необъятности их ресурсов, едва ли найдется что-либо аналогичное во всей истории человечества». Слова Энгельса подтверждают такие цифры. В Отечественной вой­не 1812 года, воюя с Наполео­ном, русская армия израсхо­довала 36 тысяч пудов пороха, а за время обороны Севасто­поля — 200 тысяч.

Военные действия шли в местах, удаленных Друг от друга на тысячи миль. Союз­ные эскадры получили задачу нанести удары по русским ба­зам и флотам на всех морях, омывающих Россию: по Крон­штадту на Балтике, по Архангельску на Белом море, по Петропавловску - Камчатскому на Тихом океане.

Атаки на эти крепости были успешно отбиты. Причем на минах, поставленных у Крон­штадта, подорвались четыре петровых корабля неприятеля; это был первый в истории слу­чай успешного применения минного оружия.

Самым тяжелым театром военных действий стало Чер­ное море, точнее — Крым­ский полуостров (отсюда и название всей войны — Крым­ская) и даже не весь полу­остров, а Севастополь — глав­ная база русского Черномор­ского флота.

Корабли не могут обойтись без берега, как птицы не мо­гут вечно парить в воздухе. Перелетные птицы, увидев в море судно, без страха устремляются к нему и отды­хают на нем, набираются сил, чтобы продолжить нелегкий путь. А самому кораблю, что­бы отдохнуть, набраться сил, залечить раны, полученные в боях и штормах, нужен берег.

В течение всего лета 1854 го­да англо-французское коман­дование готовилось к высад­ке армии на русское побе­режье.

2 сентября союзный де­сант — почти 70 тысяч анг­лийских, французских и турец­ких солдат — высадился в Ев­патории. Его доставили из Варны три сотни транспорт­ных судов.

90 боевых кораб­лей обеспечивали высадку. Собственно, обеспечивать им ничего не

нужно было. Вой­ска выгружались на берег со­вершенно беспрепятственно. В Крыму в

это время не было достаточно сильной русской армии. Главнокомандующий Меншиков был убежден, что союзники, чтобы не зимовать в окопах, осенью высаживать­ся не станут, поэтому и не по­заботился о сосредоточении своих войск. Не мог помешать высадке и флот. У союзни­ков было вдвое больше воен­ных судов, причем ядро их флота составляли паровые винтовые корабли, не зависев­шие от ветра. Вооружены они были нарезными орудиями. Вне всякого сомнения, кораб­ли Нахимова, если бы они вступили в бой, были бы унич­тожены. Как мы увидим даль­ше, именно эскадра Нахимо­ва — ее корабли, ее моря­ки — сыграла решающую роль в обороне Севастополя. Без них Севастополь был бы захвачен неприятелем с ходу.

Царская Россия сильно отстала от других дер­жав в промышленном произ­водстве, во всем хозяйстве. Нарезное оружие, к примеру, было изобретено русскими, а раньше вооружили им свои армии англичане и французы, да еще турок снабдили. Пер­вый военный пароход «Ско­рый» тоже русские сделали, а к началу Крымской войны на Черном море было у рус­ских всего шесть пароходофрегатов. В огромной стране порох делали три завода. Чу­гуна Россия производила в 10 раз меньше, чем Англия. Потом, когда начнутся у Се­вастополя ожесточенные ар­тиллерийские дуэли, русские из-за нехватки снарядов смо­гут на десять выстрелов про­тивника отвечать только од­ним.

Поставим перед собой та­кой вопрос: если бы царь и его правительство заранее узнали о размерах опасно­сти, грозящей Севастополю, Крыму, всей России, могли бы они вооружить русскую ар­мию и флот так же хорошо, как был вооружен неприятель? Что-то было бы лучше, конеч­но. Но коренной разницы не было бы. Для коренного изме­нения военных дел нужно бы­ло изменить в корне политиче­скую и социальную основу жизни всего народа. И первое, что нужно было сделать,—это отменить крепостное право — право помещиков иметь в собственности людей, распо­ряжаться ими, как вещами. И на заводах работали люди, находившиеся в собственно­сти капиталистов. Труд, что в городе, что в деревне, был рабским трудом, следователь­но, малопроизводительным. В Англии и Франции давным-давно закончилась эпоха фео­дализма, в России же господ­ствовали феодальные отноше­ния.

Но разве мог царь по доб­рой воле изменить существу­ющие порядки? Наоборот, он всячески укреплял их: это ведь были порядки его, а не чьи-нибудь. Он сам был богатейшим помещиком. Како­во ему было расстаться со своей собственностью? И раз­ве мог он обидеть свою опо­ру — русских помещиков? )