Из подписанного Нахи­мовым решения поход­ной Думы

« .Подвиги лейтенанта Бирюлева заключаются в следу­ющем: С первого начала военных действий офицер этот отли­чается особенным мужеством, особенно же 9 и 20 декабря 1854 года и 1 января 1855 го­да при трех вылазках, в кото­рых взято в плен 3 офицера и 53 рядовых и много побито неприятеля. Всегда командо­вал охотниками и, всегда бу­дучи впереди, первый бро­сался в неприятельские тран­шеи; увлекал людей к не­устрашимости и обращал не­приятеля в бегство. Сверх се­го, ночью с 19 на 20 декабря 1854 (новый год неприятеля) вызвался с 100 чел. охотни­ков, бросился на высоту про­тив батарей на бульваре, .штыками выбил оттуда французов, разорил их рабо­ты и устроил на том самом месте завалы, в которых под его наблюдением наши шту­церные [стрелки] держатся и доселе.

Кавалерственная Дума, со­образив таковые подвиги лей­тенанта Бирюлева с статутом военного ордена великомуче­ника и победоносца Георгия, признает его, Бирюлева, до­стойным награждения орде­ном св. Георгия 4-й степени .»

Николай Алексеевич Бирюлев впоследствии был контр-­адмиралом. В вылазке, о ко­торой идет речь, его спас Иг­натий Шевченко, матрос-охот­ник. Охотниками называли тех, кто по своей воле, по охоте, шел на выполнение рискован­ного задания.

«Лейтенант Бирюлев сам рас­сказывал мне некоторые под­робности о смерти Шевченки: он всегда сопровождал его вместе с Петром Кошкой в качестве телохранителей, как Кошка при мне выразился.

Бирюлев уже одолжен был один раз Шевченке за спасе­ние жизни, ибо на одной из предшествующих вылазок сей последний без оружия бро­сился на целившегося в упор на Бирюлева французского стрелка и схватил его за гор­ло так удачно, что повалил на месте и сам остался невре­дим, тогда как выстрел шту­цера оторвал Бирюлеву толь­ко ножны. В ночь на 20 янва­ря, когда Бирюлев бросился в траншее на неприятельских стрелков, Шевченко увидел, что на его командира направ­лено в нескольких шагах шту­церов 15, которых сей по­следний не замечал: в одно мгновение Шевченко локтем и плечом свалил Бирюлева с ног и в ту же минуту упал, раненный пулей, которая по­пала ему в грудь и вылетела около крестцовой кости .»

Мат­рос Шевченко был не менее отважен, чем офицер Бирю­лев. Однако орден матросу не полагался. Орденами на­граждались только дворяне. Для рядовых и унтер-офице­ров был знак отличия ордена св. Георгия — вначале одной степени, а позже — четырех. Его называли Георгиевским крестом. После победы Вели­кой Октябрьской социалисти­ческой революции были упразднены чины и сословия, а также старые ордена, но не был упразднен Георгиевский крест — награда простых пат­риотов, таких, как Игнатий Шевченко и Петр Кошка. Георгиевским крестом награждались и целью подраз­деления. В таком случае на роту выделялось от 5 до 10 крестов. Нахимов предла­гал матросам самим назвать храбрейших и достойнейших. Этот маленький штрих в нрав­ственном портрете адмирала для нас с тобой, читатель, очень важен. Другие коман­диры поступали иначе: рота тянула жребий, и счастливый «нижний чин» получал «Геор­гия». Для большинства офи­церов солдаты и матросы бы­ли не людьми, а военным имуществом. Уважительное отношение к ним считалось предосудительным, недостой­ным дворянина. Нахимов же требовал от офицеров ценить матросов, считать их товари­щами по оружию.

« .Пора нам перестать счи­тать себя помещиками, — го­ворил адмирал, — а матросов крепостными людьми. Мат­рос есть главный двигатель на военном корабле, а мы толь­ко пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит ору­дие на неприятеля; матрос бросится на абордаж, ежели понадобится; все сделает матрос, ежели мы, начальни­ки, не будем эгоистами, еже­ли не будем смотреть на службу как на средство удов­летворения своего честолю­бия, а на подчиненных — как на ступени для собственного возвышения. Вот кого нам нужно возвышать, учить, воз­буждать в них смелость, ге­ройство, ежели мы не себя­любцы, а действительные слу­ги отечества .»

В то время в стране жило как бы два совершенно раз­личных народа, несхожих и по социальному положению, и по жизненным интересам. Од­ному — богатому меньшинству — было дано все, у дру­гого — неимущего большин­ства — все отнято. Но обез­доленные, униженные люди ни за что , не хотели отдать чужестранным захватчикам землю, на которой так тяже­ло жили. Земля была родная. И не вечно было жить на ней в мучениях. Этим объясняет­ся героизм Игнатия Шевченко и тысяч ему подобных, этим объясняется и почитание ад­мирала Нахимова — его дея­тельность отвечала интересам простого народа.

В феврале 1855 года П.С. На­химов назначается временным военным губернатором Сева­стополя, а месяц спустя за от­личия в обороне города его производят в адмиралы. Те­перь ему стало легче руково­дить обороной, уже не нужно было убеждать и умолять вышестоящих начальников отдать то или другое распоряжение, он многим распоряжался сам.

По-прежнему круг его дел был необычайно широк. Вот ему встретились матросы — несут обед в медном нелу­женом котле. Пища в медной посуде делается ядовитой. Надо приказом запретить пользоваться нелуженой по­судой.

Неприятель начал стрельбу по пароходам новыми зажи­гательными ракетами. Надо сообщить всем командирам способ тушения ракет.

Пароход «Крым» подавил артогнем неприятельскую ба­тарею, Нахимов сам наблюдал за стрельбой. Надо поблаго­дарить командира и команду.

Ранены храбрые молодые лейтенанты. Адмирал посылает в госпиталь лакомства для них. Изувечены ядрами матросы с кораблей его эскадры, кто без руки, кто без ноги вернутся в свои деревни. Надо передать им с адъютантом деньги. В подобных случаях кошелек Нахимова открыт для них. У него не было семьи, и поч­ти все деньги, какие он получал, тратились на помощь младшим офицерам и матро­сам.

Неприятель подвел траншеи к самым бастионам, подтащил орудия. В ближнем бою глав­ное — упредить противника. Нахимов отдает приказ, в ко­тором просит быть особенно бдительными на рассвете, что­бы не пропустить момента, ког­да вражеские артиллеристы станут снимать щиты с амбра­зур: в этот момент и надо бить по ним метким огнем из своих пушек.

Женам и детям матросов не­чего есть в осажденном горо­де. Нахимов добивается у ца­ря разрешения зачислить семьи моряков на военное до­вольствие.

Нет ядер. Их везут за 900 верст из Луганска. Дохнут волы, ломаются в степи теле­ги, вся дорога усыпана бро­шенными снарядами. Надо по­сылать своих офицеров, чтобы ускорить подвоз .

Между тем ряды защитни­ков города все таяли и таяли. Особенно много погибло мо­ряков. Они отдавали свои жиз­ни, чтобы не был отдан врагу Севастополь. Уже не существо­вало русского Черноморского флота, но, как выводятся птен­цы в крепком гнезде, корабли вывелись бы в надежной Се­вастопольской гавани. Надо было отстоять это орлиное гнездо.

Было 28 июня — 300-й день высадки неприятеля в Крыму, 267-й день бомбардирования города. Тогда и случилось, че­го так боялись севастопольцы.

Из письма П.И. Лесли родным. 30 июня 1855 года.

«Грустно мне писать это пись­мо, дорогие мои друзья, но что же делать? И вы, вероят­но, еще прежде получения это­го письма знали о незаменимой потере, которую испытал наш Черноморский флот. 28-го чис­ла в 6 часов вечера ранен штуцерной пулей Павел Степанович Нахимов и ранен в голо­ву, так что рана чрезвычайно опасна, но что грустнее для меня — это то, что он ранен на моей батарее. Вот подроб­ности этого несчастья . Осмот­ревши работы неприятеля с одной стороны, и, так как моя батарея расположена полукру­гом, он пошел на другую сто­рону и, взойдя на барбет, устроенный для полевых ору­дий, начал осматривать рабо­ты, и хотя его предупреждали, чтобы не высовывался слиш­ком, но он, как и постоянно 10 месяцев, не поберег себя и продолжал осматривать ра­боты, совершенно высунув из-за мешков голову, несколько пуль просвистело мимо, но он не обращал на них внимания и продолжал смотреть; наконец какая-то проклятая ударила его в голову, и удар был так силен, что Павел Степанович моментально упал навзничь без чувств. Все окружавшие его так и охнули, и у всех опусти­лись руки. Я побежал поскорее за носилками и потом уже уви­дел, как его сносят с моей ба­тареи. Между прочим, кровь из раны струится, я схватил свой носовой платок и перевя­зал им голову Павла Степано­вича Когда его принесли на перевязочный пункт, устроен­ный на кургане, то там сдела­ла ему настоящую перевязку сестра милосердия, которая живет у нас на батарее. Отку­да Павла Степановича отвезли на Северную сторону в дом, и к этому времени успели со­браться доктора . Рана его вот какая: пуля ударила выше пра­вого глаза и вышла позади вис­ка. Страдание должно быть очень сильно . Вы, конечно, можете себе представить все наше горе, когда всеми люби­мый, как отец родной, и ува­жаемый, как хороший и спра­ведливый начальник, уже не в состоянии распоряжаться на­ми, а мы без него сироты; он один только у нас и остался, который заботился о нас и поддерживал дух. Матросы жале­ют его, как отца родного; они знают его давно и знают, как он о них всегда заботился; все свое довольствие раздавал им. Курган наш — это проклятое место, где был убит Корнилов, ранен Павел Степанович и убит тоже Истомин, хоть и не на этом самом кургане, но он был начальником на нем все вре­мя. Итак, мы лишились всех трех адмиралов, на которых имели огромную надежду . Но и десять адмиралов не сде­лают того, что делал один Па­вел Степанович . )