Редким народонаселением и разнообразием географических и экономических условий отличались огромные пространства Сибири и Дальнего Востока. Удельный вес населения Сибири по отношению к населению европейской части России составлял: в 1795 г.-3,4%, в 1863 г.-5,3%. Больше всего была освоена южная часть Западной Сибири. Продолжалось заселение южной части Восточной Сибири, особенно бассейна Ангары и района Забайкалья. В середине XIX в. началось освоение дальневосточного Приморского края.

В Закавказье процветали натуральное хозяйство и патриархальные отношения. Здесь центрами торговли являлись старинные города Грузии, Армении и Азербайджана. Этот многонациональный район отличался большим разнообразием в своем экономическом и социальном развитии.

Формирование самостоятельных хозяйственных регионов на просторах России являлось показателем роста ее производительных сил и общественного разделения труда. Такая хозяйственная специализация способствовала развитию товарно-денежных отношений в стране.

Россия первой половины XIX в. являлась аграрной страной, 90°/о населения которой составляли крестьяне. Основной отраслью экономики было сельское хозяйство. В своем развитии оно еще не испытало глубокого проникновения капиталистического уклада. Преимущественной системой земледелия оставалось давно сложившееся трехполье: яровые-озимые-пар. Прирост сельскохозяйственной продукции происходил не столько за счет улучшения обработки земли и внедрения новых агротехнических методов, сколько за счет расширения площади посевов как в центре, так и на окраинах. Так, с 1802 по 1860 г. площадь посевов увеличилась с 38 до 58 млн десятин (т. е. на 53%), а валовые сборы зерна-со 155 до 220 млн четвертей (в одной четверти-9 пудов). [13]

В общем объеме сельскохозяйственных культур первое место занимали серые хлеба: рожь, овес, ячмень. Вместе с тем в черноземных губерниях, южной степной полосе и Среднем Поволжье стал заметно возрастать удельный вес посевов пшеницы. Картофель из огородной постепенно превращался в полевую культуру, его посадки значительно расширились с 40-х годов столетия. Наряду с производством зерна одной из важных отраслей сельского хозяйства являлось Животноводство, носившее натуральный характер: скот разводили преимущественно для домашнего употребления. И только в степной полосе России, в Прибалтике и в губерниях Тверской, Ярославской и Вологодской товарное животноводство начинало занимать надлежащее место. [14]

Основными производителями товарного хлеба были степные, поволжские и центральноземледельческие губернии. В 50-х годах XIX в. общая масса товарного хлеба в Европейской России составляла около 342 млн пудов (18% среднегодового сбора). Из этой общей массы: 70 млн пудов шло на экспорт; 72 млн-на винокурение; 110млн-на нужды городов; 18 млн- на армию: 72 млн пудов закупало негородское промысловое население центральнопромышленных губерний страны.

В промышленных губерниях увеличивались посевы технических культур-льна и конопли. Так, за первую половину XIX в. во Владимирской, Костромской и Ярославской губерниях производство льноволокна увеличилось в 5 раз и достигло 2 млн пудов в год. Производство конопли и пеньки было наиболее развито в Нижегородской и Калужской губерниях. В Ярославской и Московской губерниях особенно быстрыми темпами развивалось огородничество. Продукция с огородов шла не только на внутренний, но и на внешний рынок.

Восьмая ревизия (1836) показала, что в России в то время насчитывалось 127,1 тыс. помещиков, которые со своими семьями составляли 1% населения страны. 109.3 тыс. помещичьих семей владели крепостными крестьянами, причем большинство из них (70%) были мелкопоместными, имевшими в своей собственности до 21 души крестьян мужского пола. Крупных помещиков насчитывалось около 3%, однако они владели половиной всех крепостных крестьян (в среднем по 1350 крестьян на одного помещика). Среди этих богатых вельмож-Шереметевы, Юсуповы, Гагарины, Воронцовы, Голицыны, каждому из них принадлежали десятки тысяч крепостных крестьян и сотни тысяч десятин земли. Все они, как правило, занимали вьющие посты в государстве. По данным десятой ревизии (1858), число помещиков, владевших крепостными крестьянами, уменьшилось на 7,5%. Это сокращение было вызвано главным образом разорением мелкопоместных владельцев. [15]

В середине XIX в. наблюдалось, с одной стороны, небольшое сокращение помещичьего землевладения в Центральной России (за счет продажи дворянами своих земель представителям других сословий), а с другой стороны, значительное увеличение дворяне скоте землевладения в Приуралье, Поволжье и районах степного Юга (за счет крупных земельных пожалований сановникам царского двора). В целом же к 1858 г. дворянское землевладение возросло на 3% (в то время в собственности помещиков находилось 104,8 млн десятин земли, что составляло 32% всех земельных угодий европейской части России). [16]

Развитие товарно-денежных отношений подрывало натуральный характер хозяйства. Стремление помещика к производству хлеба на продажу вызывало расширение барской запашки и сокращение крестьянских наделов. К этому следует добавить открепление крестьян от своих наделов и привлечение их к более выгодным промысловым занятиям. Все более широкое развитие обмена и торговых отношений разлагало крепостное право и расширяло возможности освобождения крестьян от внеэкономического принуждения. Наконец, не так быстро, но вместе с тем неотвратимо наступали положительные сдвиги в технике сельскохозяйственного производства.

Процесс разложения крепостничества протекал противоречиво и неоднозначно в различных районах страны. Крестьяне в неземледельческих губерниях переводились с барщины на оброк, при этом их внеэкономическое принуждение в какой-то степени ослабевало. Зажиточные оброчники имели возможность выкупиться на волк). В земледельческих губерниях, наоборот, возрастала барщина и усиливалось внеэкономическое принуждение крестьян. В целом же по России с конца XVIII до середины XIX столетия удельный вес барщинных крестьян увеличился с 56 до 710/0. К моменту реформы 1861 г. барщинная форма крепостничества заметно преобладала над оброчной. Такое соотношение форм эксплуатации бесправных крестьян объяснялось двумя причинами: помещичье хозяйство, с одной стороны, вступало в товарно-денежные отношения, вследствие чего увеличивалось производство хлеба на продажу, с другой-еще недостаточное промышленное развитие страны, ее аграрный характер не способствовали более широкому распространению оброчной формы. Следует заметить, что расширение барщинной формы крепостничества отнюдь не означало ее большей рентабельности по сравнению с оброчной. Напротив, кризис крепостного хозяйства развивался прежде всего как кризис барщинной системы, при которой производительность подневольного труда крестьян неизменно падала. Крестьянин, конечно, не мог быть радивым тружеником на барских угодьях, он не столько работал, сколько тянул время. При этом не могли заметным образом поднять производительность труда крепостных различные меры стимулирования и интенсификации барщины (введение нормы дневной выработки, частичная оплата и др.).

В то же время и оброчные хозяйства помещиков переживали свои трудности. Дальнейшее развитие крестьянских промыслов породило между ними конкурентную борьбу. Одновременно рост фабричной промышленности подрывал многие традиционные крестьянские ремесла. Заработки оброчных крестьян заметно сокращались, их платежеспособность падала, а следовательно, уменьшалась и доходность помещичьих имений. В результате начиная с 20-х годов XIX в. повсеместно росли недоимки-главный показатель несоразмерности крестьянского оброка с реальной платежеспособностью крепостных. [17]

Чтобы повысить доходность своих поместий, более богатые и инициативные помещики пытались использовать рационализаторские формы-выписывали новые сельскохозяйственные машины, новые сорта семян, удобрения, улучшенные породы скота. Но в условиях крепостной России эти новаторы, как правило, терпели неудачу и в конце концов разорялись. Показателем упадка помещичьих хозяйств служит рост их задолженности. Помещики стали закладывать в кредитные учреждения свои поместья и крестьян. Процесс этот протекал особенно быстро в предреформенные десятилетия. Если в 1833 г. в залоге числилось 4,5 млн душ крестьян, то в 1859 г. это количество возросло до 7,1 млн (65%). К 1859 г. общая сумма помещичьего долга равнялась 425,5 млн руб. и в 2 раза превышала годовой доход государственного бюджета. Непроизводительная трата помещиками получаемых ссуд, злоупотребления ими щедрой финансовой помощью государства, осуществляемой за счет народа ( в первую очередь за счет крестьянства), свидетельствовали о паразитизме дворянского класса. )