Старший сын Павла I и внук Екатерины II родился 12 декабря 1777 года. Екатерина II нарекла его в честь Алек­сандра Невского — покровителя Петербурга. Александр был ее любимым внуком, и она сама руководила его вос­питанием, пригласив лучших преподавателей. Русскую словесность и историю преподавал ему М. Н. Муравьев — писатель, один из просвещеннейших людей своего вре­мени (отец будущих декабристов Никиты и Александра Муравьевых); естественные науки — известный ученый и путешественник, академик П. С. Паллас; законоучите­лем и духовником был протоиерей А. А. Самборский — по отзывам современников, “человек светский, лишен­ный глубокого религиозного чувства”, сумевший, однако же, внушить это чувство своему ученику. Самборский долго жил в Англии, был страстным англоманом; ему было поручено, помимо духовных наставлений, обучать Александра английскому языку.

По рекомендации широко известного в то время в Ев­ропе публициста и дипломата Фридриха Гримма, с кото­рым Екатерина вела дружескую переписку, в 1782 г. в Россию был приглашен швейцарец Фридрих-Цезарь Лагарп — человек высокообразованный, приверженец идей Просвещения и республиканец по взглядам — состоять “кавалером” при Александре и обучать его французскому языку. В этой должности он находился 11 лет (1784 — 1795), имея полную свободу внушать своему ученику те идеи, которые разделял. Знакомя Александра с отвлечен­ными понятиями о естественном равенстве людей, пред­почтительности республиканской формы правления, о политической и гражданской свободе, о “всеобщем бла­ге”, к которому должен стремиться правитель, Лагарп при этом тщательно обходил реальные язвы крепостни­ческой России. Более всего он занимался нравственным

воспитанием своего ученика. Рассказывают, что по со­вету Лагарпа Александр вел журнал, куда записывал все свои проступки. Впоследствии он говорил, что всем, что есть в нем хорошего, он обязан Лагарпу.

Общий надзор за воспитанием Александра и его млад­шего брата Константина был вверен графу Н. И. Салты­кову, ограниченному, но ловкому придворному интрига­ну, главной обязанностью которого было доносить импе­ратрице о каждом шаге Александра и Константина, равно как и их воспитателей.

Несмотря на подбор блестящих преподавателей, Алек­сандр не получил основательного образования. Они отме­чали в своем ученике нелюбовь к серьезному учению, медлительность, леность, склонность к праздности. Он не умел сосредоточиться. Мало читал; обладая незаурядным умом, быстро схватывал всякую мысль, но потом так же быстро ее забывал. В 1793 г., когда Александру еще не ис­полнилось и 16 лет, Екатерина II женила его на 14-летней баденской принцессе Луизе, нареченной в православии Елизаветой Алексеевной. Женитьба положила конец учебным занятиям Александра.

Действенной школой его воспитания была атмосфера враждующих между собою “большого двора” Екатери­ны II в Петербурге и “малого” — Павла Петровича в Гат­чине. Необходимость лавировать между ними приучила Александра, по выражению историка В. О. Ключевско­го, “жить на два ума, держать две парадные физионо­мии”, развила в нем скрытность и лицемерие. Роскошь и утонченные салонные разговоры не могли скрыть от него закулисную, неприглядную жизнь двора его державной бабки. Он видел непривлекательность грубых гатчинских порядков, презрение Екатерины и ее придворных к “ма­лому двору” в Гатчине, слышал недвусмысленные выска­зывания своего отца об “узурпации” Екатериной его прав на престол. Тогда-то и сложилась личность Александра, вызывавшая разноречивые оценки и суждения как совре­менников, так и позднее историков.

Уже в 1787 г. Екатерина II решила передать престол Александру, минуя Павла, а в 1794 г. ознакомила с этим планом своих наиболее доверенных сановников, ссылаясь на “нрав и неспособность” Павла. Утверждают, что про­тив выступил граф В. А. Мусин-Пушкин, влиятельный вельможа, и дело о престолонаследии на время остановилось. В сентябре 1796 г., незадолго до кончины, Екате­рина вновь вернулась к этому вопросу, поставив Алек­сандра в известность о своем решении, и начала состав­лять об этом манифест для всенародного объявления, но не успела этого сделать. Намерения Екатерины не были тайной для Павла. О них стало ему известно от самого Александра. Уверяя отца о своем нежелании принять пре­стол, он в присутствии А. А. Аракчеева принес Павлу присягу как императору и еще при жизни Екатерины называл его “императорским величеством”.

Чтобы погасить подозрительность отца, Александр во всеуслышание заявлял, что желает вообще “отречься от сего неприглядного поприща” (наследования престола). Об этом же он сообщал в письмах, несомненно перлю­стрируемых для Павла. В 1796 г. он писал Лагарпу (в то время уже выехавшему из России) о своем желании “посе­литься с женою на берегах Рейна” и “жить спокойно част­ным человеком, полагая свое счастие в обществе друзей и в изучении природы”.

По вступлении Павла на престол Александр получает ряд важных постов: его назначают военным губернато­ром Петербурга, шефом лейб-гвардии Семеновского пол­ка, инспектором кавалерии и пехоты, а несколько позже и председателем Военного департамента Сената. Каждое утро он обязан был являться к отцу с рапортом, выслуши­вая от него строгие выговоры за малейшую ошибку. Ряд крупных военных назначений получил и Константин, с которым Павел обращался так же круто, как и с любым офицером. Как свидетельствуют современники, Алек­сандр и Константин очень боялись своего деспотичного отца.

В 1796 г. вокруг Александра сложился дружеский, “ин­тимный” кружок молодых аристократов — князь А. А. Чарторыйский, граф П. А. Строганов, Н. Н. Ново­сильцев, граф В. П. Кочубей. Все они в то время увлека­лись идеями Века Просвещения и даже были поклонни­ками “радикализма и якобинства”. Наиболее одаренный и честолюбивый из этого кружка Петр Строганов стре­мился подчинить своему влиянию Александра. Двоюрод­ный брат Строганова Николай Новосильцев, обладавший блестящим литературным слогом, задавал тон изящества и непринужденности в кружке. Тонкий политик и наблю­датель, выдающегося ума и дарований Адам Чарторыйский, будучи горячим патриотом Польши, лелеял мысль о восстановлении ее государственности и возлагал в этом надежду на Александра как на будущего императора. Умеренных взглядов придерживался Виктор Кочубей — блестящий дипломат, воспитанный в Англии, убежден­ный англоман. Собираясь тайно, члены кружка вели отк­ровенные беседы о необходимости отменить крепостни­чество, о вреде деспотизма, о предпочтительности ре­спубликанского образа правления. При этом сам Алек­сандр высказывал весьма радикальные взгляды. Он, -как вспоминал Чарторыйский, говорил, “что ненавидит де­спотизм повсюду, во всех его проявлениях, что любит одну свободу, на которую имеют одинаковое право все люди, что он с живым участием следил за французскою революциею, что, осуждая ее ужасные крайности, он же­лает республике успехов и радуется им . что желал бы всюду видеть республики и признает эту форму правления единственно сообразною с правами человечества . что наследственная монархия установление несправедливое и нелепое, что верховную власть должна даровать не слу­чайность рождения, а голосование народа, который су­меет избрать наиболее способного к управлению государ­ством”. Чарторыйский уверяет, что Александр говорил это вполне искренне.

Во время коронации Павла I Чарторыйский по поруче­нию Александра подготовил проект “манифеста”, в кото­ром указывалось на “неудобства” неограниченной монар­хии и на выгоды той формы правления, которую Алек­сандр, когда он станет императором, надеялся даровать, утвердив свободу и правосудие. Далее говорилось, что Александр, “исполнив эту священную для него обязан­ность”, намерен “отказаться от власти для того, чтобы признанный наиболее достойным ее носить мог упрочить и усовершенствовать дело, основание которого он поло­жил”. Александр был весьма доволен составленным проектом, благодарил за него Чарторыйского, а затем на­дежно спрятал проект и никогда не заговаривал о нем. Это было вполне в духе Александра. )