Важно иметь в виду, что все эти различные "смыслы" одновременно присутствуют в общем понятии "право" (jus).

Включение римскими юристами естественного права в совокупный объем понятия права вообще со всеми вытекающими отсюда последствиями соответствовало их исходным представлениям о праве как нравственном явлении.

"Изучающему право, - подчеркивает Ульпиан, надо, прежде всего, узнать, откуда происходит слово jus (право); оно получило свое название от justitia (правда, справедливость), ибо, как превосходно определяет Цельс, право есть ars (искусство, практически реализуемое знание и умение, наука) boni (добра) и aequi (равенства и справедливости)".

Понятие aequi (и aequitas) играет существенную роль в правопонимании римских юристов и используется ими, в частности, для противопоставления aequum jus (равного и справедливого права) jus iniquum (праву, не отвечающему требованиям равной справедливости)., будучи конкретизацией и выражением естественно-правовой справедливости, служила масштабом для корректировки и оценки существующего права, руководящим ориентиром в правотворчестве (юристов, преторов, сената, да и других субъектов правотворчества), максимой при толковании и применении права., этимологически означая равное и равномерное, в своем приложении к правовым явлениям в римской юриспруденции приобрела значение справедливости в специальном смысле (в смысле конкретизации понятия справедливости - justitia). "Justitia (правда, справедливость), - отмечает Ульпиан, - есть постоянная и непрерывная воля воздавать каждому свое право". Из такого общего понимания правовой справедливости Ульпиан выводит следующие, более детальные "предписания права": "жить честно, не чинить вреда другому, каждому предоставлять то, что ему принадлежит". В соответствии с этим и юриспруденцию он определяет как "познание божественных и человеческих дел, знание справедливого и несправедливого".

Сформулированное здесь требование "воздавать каждому свое право" является основным принципом естественного права не только в толковании римских юристов, но и многочисленных предшествующих и последующих представителей естественно-правовой доктрины. Нормы jus aequum (в их противопоставлении к jus iniquum) как раз и представляют собой реализацию требований justitia (правды и справедливости), конкретно-определенное преломление и выражение принципа естественного права (и в то же время права вообще) применительно к изменчивым обстоятельствам, потребностям и интересам реальной жизни данного народа в соответствующее время.

В целом для правопонимания древнеримских юристов характерно постоянное стремление подчеркнуть аксиологические (ценностные) черты права, присущие понятию права качества необходимости и долженствования. Не всякое сущее, обладающее позитивной санкцией, но лишь надлежащее и должное представляет собой право. Причем о долженствовании речь идет по преимуществу в аксиологической плоскости (с учетом кардинальной связи и взаимопронизанности справедливости и права).

Показательно в этом отношении, в частности, следующее положение Павла: "Говорится, что претор высказывает право, даже если он решает несправедливо: это (слово) относится не к тому, что претор сделал, но к тому, что ему надлежало сделать". Здесь, следовательно, справедливость (и соблюдение ее требований) выступает в качестве необходимой конституирующей черты и свойства права, адекватного своему названию и понятию. Без соответствия справедливости право (в данном случае преторское право) дисквалифицируется в качестве aequum jus и предстает уже как jus iniquum: данное соответствие выступает, таким образом, как необходимый момент самого понятия права вообще.

Этот момент должного в понятии права (jus), согласно воззрениям древнеримских юристов, распространяется на все источники права, в том числе и на закон (lex). Отсюда и характерное для многих определений закона, даваемых римскими юристами, подчеркивание ценностно-содержательного, идеально-должного, необходимо-разумного и общезначимого свойства закона (а не просто его формально-процедурная дефиниция в качестве принудительного акта определенного органа).

Так, Папиниан дает следующее определение закона: "Закон есть предписание, решение мудрых мужей, обуздание преступлений, совершаемых намеренно или по неведению, общий обет государства". На более абстрактном языке последующего времени можно сказать, что в приведенном определении закона затрагиваются, в частности, такие его черты, как его общеимперативность, разумность, социальность (антикриминальность), общегосударственный характер (и в смысле наделенности закона государственной защитой, и в смысле обязанности соблюдения закона и его святости для самого государства).

Аналогичные характеристики закона содержатся и у Марциана, солидаризирующегося со следующим определением греческого оратора Демосфена: "Закон есть то, чему все люди должны повиноваться в силу разных оснований, но главным образом потому, что всякий закон есть мысль (изобретение) и дар бога, решение мудрых людей и обуздание преступлений, совершаемых как по воле, так и помимо воли, общее соглашение общины, по которому следует жить находящимся в ней".

Присущий понятию закона момент долженствования (закон как критерий для различения должного и недолжного, запретного) римские юристы освещали и развивали под заметным влиянием стоиков, в правопонимании которых понятие "долг" ("должное", "долженствование " и т. п.) играет существенную роль. Кроме того, определенная идеальность концепции закона (закон как должное и разумное), присущая соответствующим определениям римских юристов, тоже отражает воздействие на них представлений стоиков, называвших по сути своей идеальное естественное право законом (общемировым, божественным, разумным, естественным и т. п.). Также и во многих суждениях римских юристов понятием "закон" охватываются как характеристики определенного источника права (народногo или императорского закона), так и его необходимые (идеально-правовые, ценностно-содержательные, качественные) черты.

Марциан, например, с большой похвалой приводит следующее определение закона, данное стоиком Хрисиппом: "Закон есть царь всех божественных и человеческих дел; нужно, чтобы он стоял во главе как добрых, так и злых, вождем и руководителем живых существ, которые по природе принадлежат к общине, мерилом справедливого и несправедливого; (закон) приказывает делать то, что должно быть совершено, и воспрещает совершать то, что - не должно быть совершаемо".

Отмеченные идеально-правовые качества права и закона подразумеваются и там, где римские юристы заняты юридико-техническим анализом закона и иных источников права. Например, когда юрист Модестин пишет, что "действие (сила) права: повелевать, запрещать, наказывать" 1, то при этом предполагается, что подобные формализации и классификации правовой императивности имеют смысл (и силу) лишь постольку, поскольку речь идет об императивах (велениях) именно права, т. е. справедливого права. Данное принципиальное обстоятельство ясно подчеркивают сами юристы. Так, Павел пишет: "To, что воспринято вопреки началам права, не может быть распространено на последствия". Иначе говоря, то, что противоречит принципам (началам) права, не имеет юридической силы.

Ту же мысль развивал и Юлиан: "Тому, что установлено вопреки смыслу права, мы не можем следовать как юридическому правилу ".

Данные идеи получают свою дальнейшую конкретизацию в детально разрабатывавшихся римскими юристами правилах и приемах толкования норм права, призванных обеспечить адекватное установление смысла толкуемого источника.

Важным достижением римской юридической мысли является деление права на публичное и частное.

В области публичного права римские юристы разрабатывают правовое положение святынь и жрецов, полномочия государственных органов (магистратур) и должностных лиц, понятия власти (imperium), гражданства и ряд других институтов государственного и административного права. При переходе от республики к монархии римские юристы приложили немало усилий для правового оформления режима цезаризма и обоснования претензий императоров на законодательную власть. Так, законную силу императорских распоряжений отстаивал Гай. Акты императора являются законом также и согласно Ульпиану. Ему принадлежат следующие утверждения: "принцепс свободен от соблюдения законов", "что угодно принцепсу, то имеет силу закона". Следует, правда, иметь в виду, что первое из приведенных суждений высказано Ульпианом не в качестве положения общего характера, а в специальном контексте - применительно к двум законам о наследственных правах патрона после смерти отпущенника, так что подразумевается, что принцепс свободен от соблюдения именно этих законов (т.е. может как-то изменить круг или права наследников). Во всяком случае, рассматриваемая формула для самого Ульпиана никак не означала признания какого-то права (принцепса) на произвол, хотя, вырванная из своего частного контекста, она приобретает более общее и, несомненно, более опасное звучание. )