Вряд ли могут привести к истине попытки понять сущность

сталинского культа личности путем привязки всего, произошедшего

во времена правления Сталина, к одному лишь этому имени. Точно

так же невозможно объяснить культ личности "исконно русской лю-

бовью к монархизму".

В исторических аналогиях между сталинизмом и русским абсо-

лютизмом пропадает самое главное и существенное, а именно -

представление об исторической уникальности того, что произошло у

нас во времена Сталина, в Италии - во времена Муссолини, в Гер-

мании - во времена Гитлера, а в Камбодже - во времена Пол Пота:

жестокая изоляция и уничтожение миллионов людей, геноцид, осу-

ществляемый либо по классовому, либо по национальному признаку.

Уже само по себе такое количество жертв, ликвидация целых

классов или наций, свидетельствует о возникновении совершенно

новой ситуации. Для того, чтобы содержать в заключении и уничто-

жать миллионы людей, нужен огромный аппарат, начиная от соответ-

ствующего наркомата или министерства и кончая низшими его чинов-

никами - чиновниками охраны, опиравшимися, в свою очередь, на

негласных чиновников из среды самих заключенных.

Причем речь шла не о единичном акте упразднения миллионов

людей, но о его перманентном характере, о растягивании этого ак-

та во времени, превращении в элемент образа жизни. Речь идет об

определенной постоянно действующей системе уничтожения, на кото-

рую, как на свою "идеальную модель", ориентируется вся остальная

бюрократия. Именно с главной задачи - постоянного упразднения

огромных человеческих масс - начинается качественное отличие ад-

министративной системы тоталитарных режимов - тоталитарной бю-

рократии - от авторитарной бюрократии традиционных обществ и ра-

циональной бюрократии индустриальных капиталистических обществ.

Принципиально важно и то, что упразднение осуществлялось по про-

явлениям человека не только в политике, экономике, идеологии, но

и в науке, в общей культуре, в повседневной жизни. Это и делало

новую бюрократию совешенно универсальным инструментом управле-

ния, инструментом прямого насилия, опирающегося на силу оружия

("Ваше слово, товарищ маузер .").

Но и это еще не все. Не было такой области, включая быт

(главный объект нападок со стороны "левых" писателей и публицис-

тов, превращавших быт в предмет официального манипулирования со

стороны "пролетарской диктатуры"), семейные отношения (вспомним

Павлика Морозова), наконец, даже отношения человека к самому се-

бе, к своим сокровенным мыслям (образ Вождя, непременно присут-

ствующий даже при самых задушевных размышлениях), на право рас-

поряжаться которой не претендовала бы эта бюрократия. Ей, напри-

мер, принадлежало окончательное решение относительно того, каким

должен, а каким не должен быть замысел очередного литературного

произведения. Сталин пользовался этим правом в отношении самых

крупных художников, чтобы дать пример своим подчиненным, как им

руководить художниками помельче. Причем и в искусстве отказ под-

чиниться был чреват репрессиями точно так же, как и в области

политики или экономики. Под дулом пистолета людей заставляли де-

лать то, что в корне противоречило их природе.

Но для того, чтобы стать тотальной, то есть всеобщей, охва-

тывающей общество, бюрократия должна была осуществлять сплошную

перековку народа и делать каждого бюрократом, чиновником, пусть

даже мелким, мельчайшим, но все-таки находящимся у нее на служ-

бе. В отличие от авторитарной бюрократии, опирающейся на тради-

ционные структуры общественной жизни, в отличие от рациональной

буржуазной бюрократии, пекущейся об обеспечении эффективности

производства, тоталитарная бюрократия фактически определяет свою

высшую роль как самоукрепление, самовозвышение, абсолютное под-

чинение Вождю, волей которого власть бюрократии получает свое

развитие и углубление.

Однако такая власть может быть осуществлена лишь при усло-

вии, что все, с чем она имеет дело, превращено в аморфный, со-

вершенно пластичный материал. Возвращение общества в аморфное,

бесструктурное состояние - принципиальное условие самоутвержде-

ния и саморазвития тоталитарной бюрократии. И поэтому все, что

обеспечивает самостоятельность человека, не говоря уже о той или

иной общественной группе, подлежит беспощадному искоренению.

Идеальным материалом тоталитарно-бюрократической воли к

власти оказывается люмпен - человек без корней, не имеющий ниче-

го за душой, а потому представляющий собой ту самую "чистую дос-

ку", на которой, как говорил Мао Цзэдун во времена китайской

"культурной революции", можно писать любые письмена. Для тотали-

тарной бюрократии люмпен становится не только основной "мо-

делью", по образу и подобию которой перековываются люди, превра-

щаясь в бесструктурную и безличную "социальную массу". Люмпен

становится и главным орудием всеобщей уравниловки и нивелировки,

ударной силой социальной энтропии. Так было, в частности, во

времена насильственной коллективизации, разрушения сельских об-

щественных структур. Так было во времена всех последующих боль-

ших и малых "чисток", целью которых в конечном счете всегда ока-

зывалось искоренение стихийно возникавших структур общества.

Единственной формой структурирования общества, допускаемой

в условиях тоталитаризма, могли быть лишь организации, насажда-

емые сверху, а потому с самого начала имеющие бюрократический

характер. Все естественные способы социального структурирования

оказывались на подозрении, так как тоталитарная бюрократия

склонна рассматривать любой личный и общественный, то есть са-

мостоятельный, негосударственный интерес как анигосударственный.

А посему такой интерес должен быть наказан усташающей статьей

закона, лучше всего статьей о контрреволюционной деятельности.

Самым прискорбным, самым пагубным для нравственного состо-

яния народа оказывалось то, что любой, даже самый благородный

вид неформальной социальной связи становился на один уровень с

действительно антиобщественными, криминальными явлениями. Более

того, последние получали перед законом преимущество, так как в

них тоталитарная бюрократия видела большую близость к своим нор-

мам. Во всяком случае, в лагерях, где уголовники содержались бок

о бок с политическими, мельчайшее начальство назначалось, как

правило, из уголовников.

Во всем этом безумии разрушения общества, в безумии, проис-

текающем из тотально-бюрократической мании величия, вдохновля-

емой манией величия Вождя, была своя логика.

Аморфное, бесструктурное общество превращало бюрократа в

необходимейшую фигуру. Ибо там, где упразднялись как сложивши-

еся, традиционные, так и общественно-необходимые (экономические,

товарно-денежные) связи между людьми, там возникала необходи-

мость в бюрократе, который предложил бы хоть некоторое подобие

таких связей - их эрзац, как-то сопрягающий людей друг с другом.

Нужна была только "личность", которая осознала бы фантасти-

ческие, невиданные, немыслимые даже в далеком рабовладельческом

прошлом перспективы концентрации власти в руках одного человека,

сумевшего возглавить тоталитарно-бюрократический аппарат. Аппа-

рат искал Вождя, без которого тоталитарно-бюрократическая систе-

ма остается незавершенной, Вождя, который не знал бы никакой

другой ценности, кроме власти, и был бы готов уложить за нее лю-

бое количество народа, доказывая, что эти жертвы приносятся ис-

ключительно ради народного блага.

Абсолютно схоластическим представляется вопрос о том, что )