Романность в лирике Ахматовой

РОМАННОСТЬ В ЛИРИКЕ

АХМАТОВОЙ

   Лирика Ахматовой периода ее первых книг ("Вечер","Четки","Белая стая")- почти исключительно лирика любви.  Ее новаторство как художника проявилось  первоначально именно в этой традиционно вечной,многократно и,  казалось бы до конца разыгранной теме.

   Новизна любовной  лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам чуть ли не с первых ее  стихов,опубликованных  еще  в  "Аполлоне",но,к  сожалению,тяжелое  знамя  акмеизма,под  которое встала молодая поэтесса,  долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный,оригинальный  облик и  заставляло  постоянно  соотносить  ее  стихи то с акмеизмом,то с символиз-

мом,то с теми или иными почему-либо выходившими на первый план  лингвистческими или литературоведческими теориями.

   Выступавший на вечере Ахматовой( в Москве в 1924 году), Леонид Гроссман остроумно  и справедливо говорил:  "Сделалось почему - то модным проверять новые теории языковедения и новейшие направления стихологии на  "Четках" и  "Белой стае". Вопросы всевозможных сложных и трудных дисциплин начали разрешаться специалистами на хрупком и тонком  материале  этих  замечательных  образцов  любовной  элегии.К  поэтессе можно было применить горестный стих  Блока:  ее лирика стала "достоянием доцента".Это,  конечно,  почетно и для  всякого поэта совершенно неизбежно,  но это менее всего захватывает то неповторяемое выражение поэтического лица, которое дорого бесчисленным читательским поколениям".

   И действительно ,  две вышедшие в 20-х годах книги об Ахматовой,одна из которых  принадлежала В.Виноградову,а другая Б.Эйхенбауму,почти не раскрывали читателю ахматовскую поэзию как явление искусства,то есть воплотившегося  в слове человеческого содержания.Книга Эйхенбаума,по сравнению с работой Виноградова,конечно,давала несравненно больше возможностей составить себе представление об Ахматовой - художнике и человеке.

   Важнейшей и,может быть,наиболее интересной мыслью Эйхенбаума  было  его соображение о "романности" ахматовской лирики,о том,что  каждая  книга  ее стихов представляет собой как бы лирический роман,имеющий к тому же в своем генеалогическом  древе  русскую  реалистическую  прозу.  Доказывая  эту мысль,он писал в одной из своих рецензий:  "Поэзия Ахматовой - сложный ли-

рический роман.  Мы можем проследить разработку образующих его повествовательных  линий,можем  говорить об его композиции,вплоть до соотношения отдельных персонажей. При переходе от одного сборника к другому мы испытыва-

ли  характерное чувство интереса к сюжету - к тому,как разовьется этот роман".

   О "романности"  лирики  Ахматовой  интересно  писал  и  Василий  Гиппиус(1918). Он видел разгадку успеха и влияния Ахматовой(а в поэзии уже появились ее подголоски) и вместе с тем объективное значение ее любовной  лирики  в  том,что  эта  лирика пришла на смену умершей или задремавшей в то время форме романа.  И действительно,  рядовой читатель может  недооценить звукового и ритмического богатства таких,например,строк:"и столетие мы лелеем еле слышный шорох шагов",- но он не может не  плениться  своеобразием этих повестей - миниатюр,  где в немногих строках рассказана драма.  Такие миниатюры - рассказ о сероглазой девочке и убитом короле и рассказ о  прощании  у ворот(стихотворение "Сжала руки под темной вуалью.."),напечатаный в первый же год литературной известности Ахматовой.

   Потребность в романе - потребность,очевидно,насущная.  Роман стал необходимым элементом жизни,как лучший  сок,извлекаемый,говоря словами  Лермонтова,из  каждой  ее радости.  В нем увековечивались сердца с неприходящими

особенностями,и круговорот идей,  и неуловимый фон милого  быта.  Ясно,что  роман помогает жить.  Но роман в прежних формах, роман, как плавная и многоводная река,  стал встречаться все реже,стал сменяться  сначала  стремительными  ручейками("новелла"),а  там  и мгновенными "гейзерами".  Примеры можно найти,  пожалуй,у всех поэтов: так, особенно близок ахматовской современности  лермонтовский  "роман"  - "Ребенку",с его загадками,намеками и недомолвками. В этом роде искусства,в лирическом романеминиатюре, в поэзии  "гейзеров"  Анна Ахматова достигла большого мастерства.  Вот один из таких романов:

                   " Как велит простая учтивость, Подошел ко мне, улыбнул-

                    ся.  Полулаского, полулениво Поцелуем руки коснулся. И

                    загадочных  древних ликов На меня посмотрели очи.  Де-

                    сять лет замираний и криков.  Все мои бессонные ночи Я

                    вложила  в тихое слово И сказала его напрасно.  Отошел

                    ты. И стало снова На душе и пусто и ясно".

                                    Смятение.

Роман кончен.  Трагедия десяти лет рассказана в одном кратком событии, одном жесте,взгляде, слове.

   Нередко миниатюры Ахматовой были, в соответствии с ее излюбленной манерой,  принципиально не завершены и подходили не столько на маленький роман в его,  так сказать,  традиционной форме,  сколько на  случайно  вырванную страничку из романа или даже часть страницы, не имеющей ни начала, ни конца и заставляющей читателя додумывать то,  что происходило  между  героями

прежде.

                  " Хочешь знать, как все это было?- Три в столовой проби-

                    ло, И прощаясь, держась за перила, Она словно с трудом

                    говорила:  "Это все.. Ах, нет, я забыла, Я люблю вас,

                    я вас любила Еще тогда!" "Да"."

                      Хочешь знать,  как  все  это было?

   Возможно, именно такие стихи наблюдательный Василий Гиппиус  и  называл "гейзерами", поскольку в подобных стихах - фрагментах чувство действительно как бы мгновенно вырывается наружу из некоего тяжкого  плена  молчания,

терпения, безнадежности и отчаяния 

   Стихотворение "Хочешь знать, как все это было?." написано в 1910 году, то есть еще до того, как вышла первая ахматовская книжка "Вечер"(1912), одна из самых характерных черт поэтической манеры Ахматовой в нем уже  выразилась в очевидной и последовательной форме. Ахматова всегда предпочитала "фрагмент" связному,  последовательному и повествовательному  рассказу,

так  как  он  давал прекрасную возможность насытить стихотворение острым и интенсивным психологизмом;кроме того,  как ни странно,  фрагмент  придавал  изображаемому  своего рода документальность:  ведь перед нами и впрямь как бы не то отрывок из нечаянно подслушанного разговора, не то оброненная за-

писка, не предназначавшаяся для чужих глаз. Мы, таким образом, заглядываем

в чужую драму как бы ненароком, словно вопреки намерениям автора, не пред-

полагавшего нашей невольной нескромности.

   Нередко стихи Ахматовой походят на беглую и как бы даже не  "обработан-

ную"запись в дневнике:

                   "  Он любил три вещи на свете:

                     За вечерней  пенье,  белых  павлинов  И стертые карты

                     Америки.  Не любил, когда плачут дети, Не любил чая с

                     малиной И женской истерики.

                     ..А я была его женой".

                                      Он любил..

  Иногда такие любовные "дневниковые" записи были более распространенными, включали в себя не двух,  как обычно, а трех или даже четырех лиц, а также какие-то черты интерьера или пейзажа, но внутренняя фрагментарность, похожесть на "романную страницу" неизменно сохранялась и в таких миниатюрах:

                   " Там  тень моя осталась и тоскует,  Все в той же синей

                    комнате живет,  Гостей из города за полночь ждет И об-

                    разок эмалевый целует.  И в доме не совсем благополуч-

                    но: Огонь зажгут, а все-таки темно.. Не оттого ль хо-

                    зяйке  новой  скучно,  Не оттого ль хозяин пьет вино И

                    слышит,  как за тонкою стеною Пришедший гость беседует

                    со мною".

                         Там тень моя осталась и тоскует..

    В этом стихотворении чувствуется скорее обрывок внутреннего  монолога, та текучесть и непреднамеренность душевной жизни, которую так любил в своей психологической прозе Толстой.

   Особенно интересны стихи о любви,  где Ахматова - что,  кстати, редко у нее - переходит к "третьему лицу",  то есть, казалось бы, использует чисто повествовательный жанр, предполагающий и последовательность, и даже описательность, но и в таких стихах она все же предпочитает лирическую фрагментарность,  размытость и недоговоренность. Вот одно из таких стихотворений, написанное от лица мужчины:

                   " Подошла.  Я волненья не выдал, Равнодушно глядя в ок-

                     но. Села словно фарфоровый идол, В позе, выбранной ею

                     давно.  Быть веселой - привычное  дело,  Быть  внима-

                     тельной - это трудней.. Или томная лень одолела После

                     мартовских пряных ночей? Утомительный гул разговоров,

                     Желтой  люстры безжизненный зной И мельканье искусных

                     проборов  Над  приподнятой  легкой  рукой.  Улыбнулся

                     опять  собеседник  И с надеждой глядит на нее..  Мой

                     счастливый богатый  наследник,  Ты  прочти  завещанье

                     мое".

                             Подошла. Я волненья не выдал..

Вместе с этим смотрят:

Романтизм
Романтизм в России
Россия в изображении И. Северянина
Россия в творчестве С. А. Есенина