ВлПутешествие из Петербурга в МосквуВ» в художественном и идеологическом контексте эпохи
"Путешествие из Петербурга в Москву" в художественном и идеологическом контексте эпохиДля многих поколений русских читателей имя Радищева окружено ореолом мученичества: за написание тАЬПутешествия из Петербурга в МосквутАЭ автор был приговорен к смертной казни, замененной Екатериной II десятью годами высылки в Сибирь. Ее преемники на троне восстановили Радищева в правах, однако он не изменил своих взглядов и, не найдя к ним сочувствия со стороны властей, в 1802 году покончил с собой. Для русской революционной интеллигенции XIX века он стал легендарной фигурой, в его взглядах видели радикальный гуманизм и глубину в раскрытии социальных проблем российского общества конца XVIII века. После революции 1917 года доморощенные литературоведы-марксисты увидели в Радищеве даже зачинателя социализма в России и первого русского материалиста, однако в этих более чем смелых суждениях они явно шли по стопам В. И. Ленина, который поставил Радищева тАЬпервым в ряду русских революционеров, вызывающим у русского народа чувство национальной гордоститАЭ. Чтобы заново вернуть Радищева современному русскому читателю, требуется снять с его имени слой за слоем идеологическую и прочую шелуху и попытаться беспристрастно оценить его философские взгляды, литературное и поэтическое творчество.
Хотя Радищев писал стихи, поэмы, а также сочинил философский трактат тАЬО человеке, его смертности и бессмертиитАЭ, в памяти потомков он остался всего лишь автором тАЬПутешествия из Петербурга в МосквутАЭ. Это сочинение получило весьма нелестную характеристику у А. С. Пушкина, который написал, что оно тАЬпричина его несчастья и славы, есть очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слогетАЭ, У Пушкина, который по праву считается создателем русского литературного языка, были достаточно веские основания для столь сурового приговора. Однако вспомним, что Пушкин создавал этот новый язык, безжалостно разрушая старый, который был, несомненно, громоздким, корявым, чересчур архаичным, зато вполне соответствовал внутреннему строю пусть тАЬварварскойтАЭ, но самобытной русской души, тогда как язык Пушкина был достоянием довольно узкого круга дерзкой и вольнодумной молодежи, воспитанной в европейском духе и зачастую с трудом изъяснявшейся на родном тАЬварварскомтАЭ наречии. Можно ли безоговорочно утверждать, что легкость, гладкость, гибкость, плавная текучесть и изящество языка Пушкина тАФ свидетельство его несомненного достоинства по сравнению с языком Державина, Карамзина и Радищева? Быть может, правы те, кто считают стиль Пушкина легковесным, а мысль, выраженную в характерной для него свободной, раскованной форме, тАФ плоской и упрощенной? Безусловно нет, однако в оправдание Радищева с его тАЬварварским слогомтАЭ приведем два отрывка из его стихотворения тАЬОда к другу моемутАЭ:
Летит, мой друг, крылатый век,В бездонну вечность все валится.Уж день сей, час и миг протек,И вспять ничто не возвратится никогда.Краса и молодость увяли,Покрылись белизной власы,Где ныне сладостны часы,Что дух и тело чаровали завсегда?
Таков всему на свете рок:Не вечно на кусту прельщаетМастистый розовый цветок,И солнце днем лишь просияет, но не в ночь.Мольбы напрасно мы возводим:Да прелесть юных добрых летКалечна старость не желет!Нигде от едкой не уходим смерти прочь..
Однако, если вернуться к тАЬПутешествию из Петербурга в МосквутАЭ, то вопиющие недостатки книги действительно бросаются в глаза. Повесть представляет собой собрание разрозненных фрагментов, связанных между собой лишь названиями городов и деревень, мимо которых следует путешественник. Рассуждения о вопиющей несправедливости помещиков, которые не считают своих крестьян за людей, перемежаются довольно сомнительными соображениями по поводу некоторых правил личной гигиены. Так, например, смышленые крестьянские девушки в отличие от развращенных светских дам понимают, что чистить зубы тАФ вредно и отвратительно и тАЬне сдирают каждый день лоску с зубов своих ни щетками, ни порошкамитАЭ. Такие тАФ по выражению Достоевского тАФ тАЬобрывки и кончики мыслейтАЭ соседствуют с вольными переводами из французских просветителей. Кроме того, Радищев включил в повесть свою оду тАЬВольностьтАЭ и тАЬСлово о ЛомоносоветАЭ..
Радищев, желая привлечь публику к своему сочинению, взял за образец модную в то время повесть Лоренса Стерна тАЬСентиментальное путешествие по Франции и ИталиитАЭ, оригинальность которой состоит в том, что Стерн изящно и остроумно дурачил простодушного читателя, развлекая его пустячными рассуждениями о разнородных и ничем не связанных между собой предметах. Поражает и трогает наивность Радищева, который хотел скрыть за модной и привлекательной тАФ по его мнению тАФ формой всем известные идеи французских просветителей о равенстве, выразив их высокопарным стилем: тАЬВозопил я наконец сице: человек родился в мир равен со всем другимтАЭ. Увы, повесть Радищева вышла в свет в 1790 году, после Великой французской революции, и попала, что называется, под горячую руку императрицы. Ознакомившись с ней, она почему-то решила, что тАЬсочинитель сей книги наполнен и заражен французскими заблуждениями, всячески ищет умалить почтение к властитАЭ. Она и положила начало мифу о Радищеве, сказав о нем: тАЬбунтовщик хуже ПугачеватАЭ. Не здесь ли начало того рокового процесса, в результате которого русская литература сделалась в конце концов служанкой революции и стало неприличным говорить о чисто художественных достоинствах произведений, авторы которых принадлежали к тАЬпередовойтАЭ интеллигенции? Достаточно вспомнить хотя бы бездарный роман Чернышевского тАЬЧто делать?тАЭ, который, по выражению Ленина, тАЬглубоко перепахалтАЭ не одно поколение русских революционеров! Как бы то ни было, Радищев должен заново отвоевать себе место в отечественной словесности если не как автор слабых в художественном отношении путевых заметок, то как талантливый поэт, гуманист, философ.
Вместе с этим смотрят:
ВлСудьба человекаВ» ШолоховаВлТихий ДонВ» - роман-эпопея
ВлЦарь ЭдипВ»
ВлЦарь-рыбаВ» В. Астафьева