Иван Сергеевич Тургенев. Жизнь и творчество (Доклад)

Иван Сергеевич Тургенев

Жизнь и творчество.

Доклад подготовлен Егоровым Михаилом

учеником 10 ВлАВ» класса 112 школы.

Иван Сергеевич Тургенев.

Иван Сергеевич Тургенев происходил из дворянской среды. Такая биографическая констатация для нас привычВнна: из этой среды вышло большинство крупнейших русских писателей XIX столетия. И, может быть, привычка-то как раз и мешает нам видеть парадоксальность самого этого факта.

Семья, в которой он родился и вырос, могла бы служить выразительнейшим примером того, как крепостничество уроВндует характеры самих господ. Его мать. Варвара Петровна, - говорить нужно сначала и преимущественно о ней, потому что она была фактически главой дома,тАФпроисходила из боВнгатой провинциальной помещичьей семьи Лутовиновых. Судьба как будто нарочно позаботилась о том, чтобы эта женВнщина с детских лет и до самого замужества испытала на себе все превратности и все обиды, какие только могли быть изобретены в обстановке помещичьего всевластия и безответственности.

Для матери, вышедшей замуж за другого, ее дочь от первого брака оказалась помехой, а отчим издевался над падчерицей, по-видимому, просто потому, что за нее застуВнпиться было некому. В конце концов девушка должна была бежать из дому. Кров она нашла у родного дяди - Ивана Ивановича Лутовинова. Но и там ее ожидало то же - и надругательства. Кончилось тем, что старик деспот прогнал племянницу, и она должна была искать пристанища у чужих людей. Но вскоре дядя умер в одночасье, и она окаВнзалась наследницей всего его большого состояния, включавВншего в себя и то самое Спасское, которое известно теперь в всем мире.

Поздней осенью 1815 года в Спасское приезжал молодой, необычайно красивый отпускной кавалергард Сергей НикоВнлаевич Тургенев. На Варвару Петровну он произвел сильное впечатление, и она сразу же приняла меры. Как вспоВнминает близкая и сочувствующая ей современница, она чеВнрез своих знакомых велела передать Сергею Николаевичу, Влчтоб он смело приступил к формальному предложению, поВнтому что отказа не получитВ». Характерная черта нравов: с чего бы, кажетсяВ» Сергею Николаевичу заробеть? Принадлежал он к старинной дворянской фамилии, ведущей свою родословную со времен Василия Темного; участвовал в ОтечеВнственной войне и за храбрость, проявленную в Бородинской битве, был награжден Георгиевским крестом, а теперь слуВнжил в одном из привилегированных гвардейских полков. Но Варвара Петровна хорошо знала, что делала: она не слыла красавицей и была на много лет старше Сергея Николаевича, но зато она была богатой невестой, а он тАФ ВлнищийВ»: у его отцатАФпри большой, семье - крепостных душ было всего что-то около 140.

Отношения в этой семье определялись довольно строго. Иллюзий не было, Сергей Николаевич, должно быть, даже и не пытался посягать на прерогативы Варвары Петровны как полновластной и самовластной хозяйки всего семейного состояния. В доме царила атмосфера отчужденности и еле сдерживаемого взаимного раздражения. Супруги сходились, пожалуй, только в одном - в стремлении дать своим детям наилучшее образование. На это не жалели ни денег, ни собВнственных усилий. Они внимательно следили за их прилежаВннием, входили во все подробности их ежедневных занятий и т. п. Уже в раннем детстве будущий писатель хорошо говоВнрил и писал по-французски, по-немецки и по-английски; особое внимание в семье Тургеневых обращали на овладеВнние родным языком: судя по его письмам, двенадцатилетВнний Иван Тургенев достаточно свободно ‘и непринужденно для своих лет умел выразить и неподдельную сердечность, и не по годам развитую наблюдательность, и свой врожденный юмор.

Но когда речь заходила о его детстве, Тургенев чаще всего вспоминал о том, в чем особенно резко сказывались крепостнические порядки и обычаи их семьи. Варвара ПетВнровна считала телесные наказания универсальной мерой внушения; само собой понятно, что предназначена она была прежде всего для крепостных, но применяла она ее и к деВнтям. Их секли за все: за невыученный урок, за не понятую взрослыми шутку или за невинную, пустячную шалость, секВнли по подозрению и чуть ли не на всякий случай.

В 1827 году Тургеневы всей семьей переехали в Москву - главным образом с той целью, чтобы продолжить образоваВнние детей. В те годы состоятельные дворяне предпочитали обучать своих детей не в казенных учебных заведениях, а в частных. Так поступили и Тургеневы: вскоре после приезВнда в Москву Иван был определен сначала в пансион АрмянВнского института, а через несколько месяцев в пансион Вейденгаммера. Однако не прошло и двух лет, как его взяли и оттуда, и в дальнейшем никаких попыток поместить ТургеВннева в какой-нибудь пансион или гимназию уже не предВнпринималось. Подготовку к поступлению в университет он продолжал и завершил под руководством домашних учиВнтелей.

Тургенев учился в Московском университете всего тольВнко один год; в 1834 году он вместе с отцом и старшим братом, поступившим в Петербургское артиллерийское училище, пеВнреехал в Петербург и стал студентом тамошнего университеВнта, который через два года и окончил. Однако впоследствии он говорил о Московском университете едва ли не чаще, чем о Петербургском, всегда отдавая предпочтение первому, пеВнред вторым.

Петербургский университет с самого своего основания был постоянно под непосредственным неусыпным надзором правительства, что, разумеется, сказывалось на всех сферах университетской жизни. В Московском университете хотя бы по одной только дальности расстояния труднее было водвоВнрить столь вожделенную для николаевской администрации казенную благопристойность. Воспитанники Московского университета особенно дорожили традициями вольнолюбивой студенческой общественности.

У Петербургского университета были и свои преимущества, в особенности для тех, кто учился на словесВнном факультете. Он находился в центре тогдашнего литераВнтурного движения: Пушкин, Крылов, Жуковский, Гоголь тАФ все они жили в Петербурге. Это не могло не сказываться и на университетской жизни. Большим влиянием в универсиВнтете и на словесном факультете пользовался ‘профессор П. А.Плетнев, поэт и критик, один из ближайших друзей Пушкина, тот самый Плетнев, которому великий поэт поВнсвятил своего ВлЕвгения 0негинаВ».

Писал он тогда много и смотрел на свою литературную работу, по-видимому, вполне серьезно. Убедительным подВнтверждением и того и другого является его письмо професВнсору А. В. Никитенко от 26 марта 1837 года: ВлЯ колебался, должен ли я был послать драму, писанную мною 16 лет, мое первое произведение, - я столько вижу в ней недостатков, и вообще весь план ее мне теперь так не нравится, что если б я не надеялся на Вашу снисходительность, а главное, если б я не думал, что по первому шагу можно по крайней мере предузнать будущее, я бы никогда не решился бы Вам ее послать..

Тургенев не любил вспоминать о своих студенческих лиВнтературных опытах; самое начало своего писательства он отодвигал почти на десять лет тАФ уже в сороковые годы. ОчеВнвидно, главным образом поэтому большая часть написанного им в университетские годы и не дошла до нас. С точки зрения зрелого, взыскательного художника, Тургенев был прав: сохранившиеся образцы его писаний не поднимаются над уровнем литературного ученичества. Но для историка литературы и для всякого, кто хочет понять, как пробиваВнлись первые ростки тургеневского дарования, они имеют неоценимое значение.

Он начинал свою писательскую деятельность в переходВнное для русской литературы: время. Это были годы после-декабрьской реакции. Та часть дворянства, из среды котоВнрой вышли декабристы, была деморализована. ВлЛюдьми овладело глубокое отчаяние и всеобщее уныние. Высшее общество с подлым и низким рвением спешило отречься от всех человеческих чувств, от всех гуманных мыслей. НеВ»было почти ни одной аристократической семьи, которая не имела бы близких родственников в числе сосланных, и почВнти ни одна не осмелилась надеть траур или выказать свою скорбьВ».

Увлечение молодого Тургенева стихами Бенедиктова также было предопределено прежде всего условиями вреВнмени. На фоне той унылости, которая царила в стихах запозВндалых подражателей Жуковского, стихи Бенедиктова выВнделялись бодростью тона, размашистой энергией речи. ОдВннако эти свойства могли предопределить лишь первое впеВнчатление. При ближайшем рассмотрении стихи Бенедиктова обнаруживали закоренелую и, так сказать, стихийную конВнсервативность их автора. Бенедиктов готов был украсить стиховыми узорами самые отвратительные явления никоВнлаевской действительности. Казарменные нравы он воспеВнвал как воплощение рыцарства; с прямолинейностью лакея, допущенного в гостиную, он приходил в восторг от ВлароматВнной сферы баловВ» и т.п. Он простодушно признавался, что больше всего его вдохновляли Влочи огневые, да кудри темВнные, да перси наливныеВ». Разумеется, эти предметы требоВнвали соответствующих средств выражения. Бенедиктов доВнвел одно из свойств романтического стилятАФ сложную метаВнфоричность тАФ до крайней степени напряженности и вычурВнности.

Урок, заочно полученный от Белинского, был одним из важнейших моментов во всей писательской судьбе ТургеВннева. Ведь дело состояло не только в исправлении ошибок неопытного вкуса, хотя и это само по себе не так уж мало. Согласие с Белинским предполагало изменение взглядов не только на искусство, но и на саму жизнь и, стало быть, на отношение искусства к жизни: от поисков небывалого,, ВлвеВнликогоВ» (недаром зрелый Тургенев назовет школу романтиВнков 30-х годов Влложно-величавойВ» школой) необходимо быВнло переходить к изучению реальной действительности - во всех ее ипостасях; наступала пора наблюдений и анализа. Теперь наряду с литературными занятиями Тургенев много времени посвящал изучению философии. Интерес к филоВнсофии был настолько серьезен, что Тургенев намеревался посвятить себя профессорской деятельноститАФименно по кафедре философии. Желание усовершенствоваться главным образом в этой области знаний и привело Тургенева в Берлинский университет.

В этом, уже третьем, университете Тургенев с большиВнми перерывами провел около двух лет. Он усердно изуВнчал там Гегеля под руководством его ортодоксальных учеников и вместе с тем внимательно следил за выступВнлениями левых гегельянцев, во многом с ними соглаВншаясь; но, по-видимому, самым значительным моментом его тогдашних философских штудий было знакомство с соВнчинениями Л. Фейербаха; позднее Тургенев скажет, что из всех философов Германии ВлФейербахтАФединственный чеВнловек, единственный характер и единственный талантВ»

Тургенев изучал тогда не только философию, но и лиВнтературутАФнемецкую, французскую, английскую, итальянВнскую,тАФ и искусство почти во всех его сферах. И все, что он знал, он знал основательно, не из третьих рук. О нем можно сказать, что он был эрудитом в самом точном и выВнсоком смысле этого слова. Но книги не были единственным источником знаний; студентом он много путешествовал по Европе; музеи, мастерские художников, театры тАФ видел он много, и много удержала его беспримерно обширная память. Однако он не был похож на туриста, озабоченного только тем, чтобы не пропустить какой-нибудь достопримечательВнности. В нем смолоду обнаружилась склонность любовно всматриваться в народную жизнь, где бы судьба ни свела его с ней. Путешествуя в те годы по странам Западной ЕвВнропы, он наблюдал, сравнивал и решал..

В феврале 1843 .года состоялось личное знакомство ТурВнгенева с Белинским. Белинский был старше Тургенева на семь лет, но ни тот, ни другой не замечали этой разницы. В своем отношении к молодым литераторам Белинский меньВнше всего напоминал снисходительного мэтра, мудреца, изВнрекающего истины, лишь ему одному ведомые. Он принадВнлежал к числу тех истинно мудрых людей, которые готовы учиться, у всякого, кто владеет полезными сведенияВнми. Новый знакомец в этом смысле был для него особенно интересен.

Тургенев не принадлежал у. числу тех писателей, к коВнму широкое .признание приходит скоро или даже сразу, как, например, к Достоевскому, который после опубликования первого же его романа ВлБедные людиВ» стал знаменитостью; в этом смысле и другие сверстники ТургеневатАФИ. А. ГонВнчаров, В. Д. ГригоровичтАФна первых порах были гораздо счастливее его. В 1838тАФ1842 годах он писал мало и только лирику. Но ни одно из немногих опубликованных им стихотВнворений не привлекло внимания ни читателей, ни критики. Отчасти, может быть, по этой причине он все большей больВнше внимания уделял поэме (с преимуществом эпического наВнчала в ней) и драме. На этом пути его и ожидал первый усВнпех: в апреле 1843 года вышла в свет его поэма ВлПарашаВ», а в начале мая этого года появился очередной номер ВлОтеВнчественных записокВ», в котором была напечатана большая безоговорочно хвалебная рецензия на ,нее Белинского.

Среди произведений зарождавшейся тогда ВлнатуральВннойВ» школы ВлПарашаВ» не выделялась какой-то особой ориВнгинальностью; незаурядным явлением в литературе она стаВнла главным образом благодаря рецензии Белинского, хотя он вед речь, по существу, не столько о самой поэме, скольВнко о свойствах таланта Тургенева в целом. Тут еще раз во всей своей силе обнаружилась неповторимая способность Белинского видеть в первых, еще далеких от совершенства произведениях того или иного писателя самые коренные свойства его таланта.

Вот как в этой рецензии определены основные свойстВнва таланта Тургенева: Вл..верная наблюдательность, глубоВнкая мысль, выхваченная из тайники русской жизни, изящВнная и тонкая ирония, под которою скрывается столько чувВнства, - все это показывает в авторе, кроме дара творчества, сына нашего времени, носящего в груди своей все скорби и вопросы егоВ» ^ Эти строки похожи на пророчество задним числом, кажется, что такие заключения мог сделать только человек, хорошо изучивший все последующее творчество Тургенева.

В ВлЛитературных и житейских воспоминанияхВ» Тургенев признался, что когда он прочитал эту статью, то от гоВнрячих похвал критика Влпочувствовал больше смущения, чем радостиВ» '. Это признание нуждается в поправке на время: автор ВлЗаписок охотникаВ», ВлДворянского гнездаВ», ВлОтцов и детейВ», наверно, уже не мог думать о своей ранВнней поэме без снисходительной улыбки. Однако смущение, о котором он говорит, вполне вероятно: - Тургенев ив начаВнле 1840-х годов не переставал сомневаться в своем художниВнческом призвании, и статья учителя не только ободряла молодого писателя, но и обязывала его, давала критерий требований к самому себе и меру ответственности перед собственным талантом, перед литературой, перед обществом.

Тургенев написал небольшую, горячую статью на смерть Гоголя, которую председатель петербургского цензурного коВнмитета запретил на том основании, что Гоголь тАФ Вллакейский писательВ». Тогда Тургенев переслал статью в Москву, и там она стараниями его друзей тАФ Боткина и Феоктистова тАФ была напечатана. Немедленно было назначено расследование; данВнные, полученные при перлюстрации тургеневских писем, и результаты наблюдений осведомителей были срочно обраВнботаны, и Дубельт представил начальнику Третьего отделеВнния Орлову проект ВлвсеподданнейшегоВ» доклада, в итоговой части которого было сказано: Вл..Находя, с одной стороны, что в нынешнее время литераторы являются действующими лицами во всех бедственных для государства смутах и на них необходимо обращать строгое внимание, ас другой стоВнроны, - что Тургенев должен быть человек пылкий и предВнприимчивый, я полагал бы пригласить Тургенева в 3-е отВнделение соб. е. и. в. канцелярии, а Боткина и Феоктистова к московскому генерал-губернатору, сделать им строжайшее внушение, предупредить их, что правительство обратило на них особенно бдительное внимание, и учредить за ними надВнзор полицииВ». В окончательном тексте этого документа ОрВнлов по каким-то неизвестным причинам несколько смягчил и тон обвинений и саму меру пресечения: вместо .гласного полицейского надзора он предложил секретное наблюдение, то есть то, что уже было и до этого. Царю не понравилась эта ВлснисходительностьВ». В своей резолюции (она приводится со всеми красотами стиля и вольностями орфографии) наВнписал следующее: ВлПолагаю этого мало, а за явное ослушаВнние посадить его на месяц под арест и выслать на жительВнство на родину под присмотр, а с другими предоставить г. Закревскому распорядиться по мере их виныВ». Во исполнение царской воли 28 апреля 1852 года ТургеВннев был водворен на съезжую 2-й адмиралтейской части. Даже по тем временам кара оказалась слишком жестокой; само собой напрашивалось предположение, что заметка о ГоВнголе была не единственной виной писателя. Так понимал этой сам Тургенев. Вот что он писал своим друзьям во Францию: ВлЯ нахожусь под арестом в полицейской части по высочайшему повелению, за то, что на печатал в одной московской газете статью в несколько строк о Гоголе. Это только послужило предлогом тАФ статья сама по себе соверВншенно незначительна. Но на меня уже давно смотрят косо. Потому привязались к первому представившемуся случаю.. Мои арест, вероятно, сделает невозможным печатание моей книги в МосквеВ» (Письма, II, 395тАФ396). К счастью, последнее предположение не оправдалось: ВлЗаписки охотниВнкаВ» после некоторой задержки вышли в свет в августе 1852 года.

После освобождения из-под ареста Тургенев должен бы без промедления и задержек отправиться к месту своей ссылки - в родовое село Спасское-Лутовиново. Полтора год продолжалось это уединение. В первые месяцы его не увлекала даже охота; творческая работа почти остановилась. Тогдашние его письма наполнены жалобами на одиночество, настойчивыми просьбами посетить его и слова ми самой искренней и горячей благодарности тем, кто хоть ненадолго приезжал к нему в Спасское. Как литератор, он всегда испытывал острую потребность в общении со своими собратьями по ремеслу, с людьми, любящими знающими искусство. Теперь встречи и беседы с людьми литературными мнениями которых он дорожил, были для него особенно необходимы.

ВлОтцы и детиВ» вызывали, по-видимому, самую ожестоВнченную полемику во всей истории русской литературы XIX столетия. Полностью принял Базарова и провозгласил его полным воплощением качеств революционного поколения 60-х годов один Д. И. Писарев. Антонович назвал Тургенева реакционером. Тургенев в пылу раздражения резко отзывалВнся не только об Антоновиче, но и о Некрасове и о ЧерныВншевском.

Полемика вокруг ВлОтцов и детейВ» напугала его. Сначала ему казалось, что он уж больше никогда не добьется взаиВнмопонимания с тем читателем, мнением которого он дороВнжил больше всего,тАФ взаимопонимания с молодым читателем своего времени. В связи с этим в Сознании Тургенева возВнникла тема трагической судьбы художника; он снова переВнжил полосу сомнений в собственном художническом приВнзвании. Прямым выражением этих настроений была повесть ВлПризракиВ», в которой Тургенев развивает мысль о том, что художническая мысль и художническая фантазия, в сущноВнсти, бессильны перед глубокими тайнами жизни и перед тайнами народного сознания. В эти же годы он, подобно Пушкину, в его знаменитом стихотворении ВлСеятельВ», усомняется даже в плодотворности деятельности человека на благо общества. Именно об этом и идет речь в его повести ВлДовольноВ». Тем, что обыкновенна называют успехом у пубВнлики, он, по-видимому, уже не дорожил и все настойчивее думал о прекращении своей литературной деятельности.. Но когда речь идет о Тургеневе, эти слова тАФ успех у пубВнликитАФтребуют особого пояснения. ВлИскренне признаюсь, что я воспитана страхе почтеннейшей публике и что не вижу никакого стыда угождать ей и следовать духу времеВнниВ»'. Эти строки написал Пушкин. Он знал, что дух вреВнмени не всегда и не полно воплощается в мнении публики; он знал, как она многолика и непостоянна, как подвержеВнна влияниям моды. Он, сам испытавший великую благоВнсклонность публики, видел, что она все та же ВлпочтенВннейшая публикаВ», нарасхват покупает бездарные лакейски-услужливые романы Булгарина. Однако ж он хорошо поВннимал и другое: истинный поэт может обратиться только к той публике, которая дана ему судьбой; и он обязан долгом человечности пробуждать в ней Влчувства добрыеВ».

Тургенев и в этом смысле был похож на Пушкина. За свою долгую и не очень-то легкую жизнь и литературе он видел всякое: были годы, когда он был любимцем публики, ион находил в себе достаточно мужества и житейского такВнта, чтобы не делать вид, будто это сочувствие его нисколько не радует. Позднее, на протяжении целого ряда лет, он был предметом ожесточенных нападение и справа и слева; он сердился на публику за ее холодность, отбивался, впадал в уныние, жаловался, грозился Влположить пероВ»тАФи.. ни на минуту не переставал терпеливо следить за тем, что волноВнвало публику, на чем сосредоточились ее интересы. Его неизВнменное, внимание к жизни общества, неотступные думы о судьбах родной, страны помогли ему и на этот раз. Он приВншел к мысли, что та острота общественной борьбы в стране, которая была так характерна для 60-х годов, не выражает всей глубины общественных процессов. Ему казалось тогда, что Россия несколько десятков лет может развиваться споВнкойно главное препятствие на пути ее прогрессатАФ крепостВнное право тАФ было отменено. Поэтому всякая борьба против реформационной политики правительства ему казалась вредной. Именно эта мысль и лежит в основе его романа ВлДымВ». . "

Никогда еще сила тургеневского отрицания не выступала так открыто и прямо. Тургенев главные свои удары напраВнвил против крепостнической реакции. Генеральская компаВнния, собирающаяся вокруг Ратмирова - это люди чуждые не только народу, но и России. Не случайно Тургенев заставляВнет их действовать за границей: там они чувствуют себя неВнпринужденнее, чем дома; в России они служат, подчиняются или распоряжаются, интригуют и только здесь живут, наВнслаждаются жизнью. Они враждебны, всему новому, всему, что хотя бы косвенно связано с идеей свободы. Здесь Тургенев, как и в годы создания ВлЗаписок охотникаВ», еще раз возвращается к своей мысли о том, что дворянская среда, оторванная от народа и противопоставившая себя народу, враждебна человечности, враждебна искреннему человечеВнскому чувству, враждебна красоте.

В критике, и современной Тургеневу и позднейшей, мноВнго споров вызывает вопрос о положительной программе ТурВнгенева, как она выражена в этом романе. Современникам каВнзалось, что Потугин является выразителем мнений самого Тургенева. На первый взгляд это как будто бы так и есть. Мысль о том, что России нужна цивилизация, что ее нужно лечить Влгомеопатическими средствамиВ», то есть улучшать общественный быт постепенно, терпеливо внедряя элементы европейской культуры, - это давняя излюбленная мысль ТурВнгенева.

ВлЛитературная деятельность Тургенева,тАФ писал Салтыков-Щедрин в некрологической статье о Тургеневе, - имела для нашего общества руководящее значение, наравне с деятельВнностью Некрасова, Белинского и Добролюбова. И как ни замечателен сам по себе художественный талант его, но не в нем заключается тайна той глубокой симпатии и сердечВнных привязанностей, которые он сумел пробудить к себе во всех мыслящих русских людях, а в том, что воспроизвеВнденные им жизненные образы были полны глубоких поучеВнний.

Тургенев был человек высокоразвитый, убежденный и никогда не покидавший почвы общечеловеческих идеалов. Идеалы эти он проводил в русскую жизнь с тем сознательВнным постоянством, которое и составляет его главную и неВноцененную заслугу перед русским обществом. В этом смысВнле он является прямым продолжателем Пушкину и других соперников в русской литературе не знаетВ».

Заключение.

Принято говорить, что искусство проверяется временем. Это правда. Но ведь само-то времятАФвещь не только Влнеобычно длиннаяВ», но и сложная. Теперь-то мы знаем, сколько относительности в этом понятии и как по-разному переживается нами эта реальность тАФ время. Поглощенные нашими ежедневными деламитАФкрупными и мелкими,тАФмы обыкновенно не замечаем его, но бывает и так тАФ правда, весьма редко,тАФ что оно вдруг предстанет перед нами все целикомтАФчуть ли не от эпохи строительства древнеегиВнпетских оросительных систем до событий сегодняшнего утВнра. И чаще всего это происходит Под воздействием подлинВнного искусства.

Россия, какой она была сто с лишним лет тому назад, какой знал ее Тургенев, изменилась так, как она не измеВннилась, может быть, за целую тысячу лет до него. В сущности, все, что мы встречаем на первом плане его произвеВндений, безвозвратно ушло в прошлое. Время давно уже разрушило последние остатки подавляющего большинства тех барских усадеб, которые так часто встречались на доВнрогах этого писателя; сама недобрая память о помещиках и о дворянстве в его целом в наше время очень заметно потеряла в своей социальной остроте. И русская деревня уже не та.

Но, оказывается, судьбы его героев, таких далеких от нашей жизни, возбуждают в нас самый непосредственный интерес; оказывается, все, что ненавидел Тургенев, в конце концов ненавистно и нам; что он считал хорошим, чаще всего является таковым и с нашей точки зрения. Конечно, во многом мы с ним не можем согласиться, но только у самых самодовольных (они же, по убеждению Тургенева, и самые ограниченные) людей может появиться при этом чувство превосходства: мы и спорим с ним, как с нашим современникомтАФмудрым и добрым. Художник победил время.

М.Еремин

7

Вместе с этим смотрят:

"Архитектурная сказка" М. Ф. Казакова

"Великая депрессия" в США

"Византийский стиль" в архитектуре Москвы

"Дворцовые перевороты" и усиление позиций аристократии и гвардии: причины и последствия

"Золотой век" Екатерины II. Россия во II половине XVIII века