Личность Петра I

План реферата:

  1. Введение

  2. Личность Петра Великого

- Детство Петра

- Венчание Петра на царство

- "Хованщина"

- Петр в Преображенском

- Нововведения Петра

- Петр тАУ дипломат

  1. Заключение


1. Введение.


Изменения во всех отраслях и сферах социально-экономической и политической жизни страны, которые постепенно накапливались и назревали в XVII веке, переросли в первой четверти XVIII века в качественный скачок. Московская Русь превратилась в Российскую империю. В её экономике, уровне и форме развития производительных сил, политическом строе, структуре и функциях органов власти, управления и суда, в организации армии, классовой и сословной структуре населения, в культуре страны и быту народа произошли огромные изменения. Коренным образом изменилось место и роль России в международных отношениях того времени.

Огромную роль в российской истории сыграл царь Пётр I.


2. Личность Петра Великого.


30 мая (9 июня по новому стилю) 1672 года Москва огласилась колокольными переливами, которые перемежались пушечными залпами с кремлевских башен - у царя Алексея Михайловича и царицы Наталии Кирилловны, урожденной Нарышкиной, родился сын Петр. Бояре с опаской осмотрели младенца и, подивившись его длинному телу, вздохнули с облегчением: ребенок выглядел здоровым и жизнерадостным. Это особенно бросалось в глаза после взгляда на его сводных братьев Федора и Ивана, сыновей царя и первой жены Марии Милославской, которые с детства страдали тяжелыми врожденными недугами. Наконец, династия Романовых могла рассчитывать на здорового и энергичного наследника престола.

Как и у всех, характер Петра I закладывался в детстве.

Царь-отец, верный заветам Домостроя, никак особенно не выделял

младшего сына. Все заботы о ребенке легли на плечи матери. Будущая царица Наталия Кирилловна воспитывалась в доме Артамона Матвеева, который являлся горячим сторонником реформ и поощрял всяческие новшества в быту. Достаточно сказать, что женой Матвеева стала Мария Гамильтон, бежавшая от преследований Кромвеля в Москву и принесшая традиции туманного Альбиона в свою русскую семью. Гости из Немецкой слободы, иноземные офицеры из полков "нового строя" и дьяки Посольского приказа с удовольствием посещали гостеприимных хозяев, где велись неторопливые разговоры о делах иностранных и военных. Только здесь можно было постоянно видеть театральные спектакли немецкой труппы, лишь тут женщины присутствовали за столом вместе с мужчинами. Неудивительно, что и после рождения сына царица постоянно бывала у Матвеевых. По ее просьбе Петру привозились иностранные игрушки - барабаны, оловянные пушки, сабли, булавы, а сама царица, заказывая ребенку одежду, старалась следовать западноевропейской моде. Раннее детство царевича прошло в европейском доме и его неповторимой атмосфере, что потом помогало Петру без предубеждений бывать среди иностранцев и набираться у них полезного опыта.

Однако, когда потребовалось перейти от игр к обязательному для московских царевичей обучению, Петру повезло меньше. Если Федора и Софью Милославских воспитывал высоко образованный иеромонах Симеон Полоцкий, то "дядькой", учителем по русской словесности и закону Божьему, к Петру был назначен по требованию царя Федора Алексеевича не очень грамотный, но терпеливый и ласковый подъячий Большого Прихода Никита Моисеевич Зотов, который не только не стремился подавлять природное остроумие и непоседливость царственного отпрыска, но сумел стать другом Петра.

Зотову вменялость в первую очередь воспитывать у Петра царственную величавость и статность, но "дядька" даже не пытался принуждать шустрого ребенка к многочасовому восседанию на стуле с прямой спинкой, чтобы выработать привычку к трону. Он позволял царевичу вволю бегать по окрестностям села Преображенского, лазать по чердакам, играть и даже драться с дворянскими и стрелецкими детьми. Когда Петр уставал от беготни, Никита Моисеевич усаживался рядом и, неторопливо рассказывая о случаях из собственной жизни, вырезал деревянные игрушки. Царевич внимательно смотрел на ловкие руки "дядьки" и сам начинал прилежно обтачивать заготовку ножом. Никакими особыми навыками народного умельца Зотов не обладал, все делая "на глазок". Петр перенял эту сноровку и всегда больше полагался на собственный глазомер, нежели на чертежи и математические выкладки, и ошибался нечасто. Привычку заполнять часы досуга разными "рукомеслами" сохранилась у него на всю жизнь: даже беседуя с иностранными послами он мог тут же строгать доски для обшивки лодки, вытачивать на токарном станке шахматные фигурки или вязать узлы на корабельных снастях. Молва утверждает, что однажды прусскому послу фон Принцену пришлось взбираться на верхушку мачты, чтобы вручить верительные грамоты царю - настолько он был увлечен оснасткой первого лично им изобретенного линкора "Предестинация". Его руки постоянно требовали занятий и находили их.

Никита Моисеевич постоянно приносил Петру книги с иллюстрациями из Оружейной палаты, а позже по мере развития интереса ученика к "историческим" предметам - военному искусству, дипломатии и географии - заказывал для него "потешные тетради" с красочными изображениями воинов, иноземных кораблей и городов. Царевич учился всему охотно, и впоследствие бегло писал по -старославянски, правда, с многочисленными ошибками. Зато его природная цепкая память до самой смерти позволяла цитировать часослов и стихи Псалтыри и даже петь в церкви "по крючкам", заменявшим русским нотные знаки. И хотя, став императором, Петр I не раз заявлял, что в русской старине нет ничего поучительного, его исторические знания были разнообразны и глубоки. А народных пословиц, поговорок и присловий он знал столько и с таким остроумием употреблял их всегда к месту, что не уставал изумлять всех европейских монархов.

В три года он уже отдавал команды Бутырскому рейтарскому полку "нового строя" на царском смотре, чем приятно удивил Алексея Михайловича и вызвал неприязнь брата Федора Милославского и его сестры, царевны Софьи.

Вскоре после смерти Алексея Михайловича царица Наталья с сыном были изгнаны из Кремля новым царем Федором Алексеевичем, который ненавидел мачеху и ее дядю "англиканца". Матвеев отправился в ссылку в далекий Пустозeрск, а семья Нарышкиных - в родовое имение, село Преображенское. Никита Зотов собрался было добровольно последовать вслед за воспитанником в подмосковную глушь, но его приказали изловить и казнить. Опальному подъячему пришлось бежать из Москвы в Крым и долгие годы скрываться. Теперь Петру учиться было не у кого, и его школой стала московская окраина.

Так Петр и рос - сильным и выносливым, не боявшимся никакой физической работы. Дворцовые интриги выработали у него скрытность и умение скрывать свои истинные чувства и намерения. Всеми забытый, кроме изредка наезжавших немногочисленных родственников, он постепенно превращался в дитя заброшенной боярской усадьбы, окруженной лопухами и покосившимися посадскими избами. Целыми днями он пропадал, где угодно, прибегая только к обедне. Ему теперь приходилось учиться тайком. Зная подозрительность Милославских, он при встречах с патриархом, привозившим опальной царице небольшие суммы денег, делал вид, что не научен читать, писать и считать. Владыка Иоаким всегда сокрушался по этому поводу в беседах с боярами, которые в свою очередь судачили о невежестве заброшенного всеми царевича в Кремле. Зная кремлевские нравы, Петр так усыплял бдительность всех своих кремлевских недругов. Впоследствии это помогло ему стать незаурядным дипломатом.

Когда 28 апреля 1682 года десятилетнего Петра торжественно венчали на царство, иностранные дипломаты единодушно отметили, что он производит и речью, и образованностью, и осанкой впечатление 16-летнего юноши. Царевна Софья сразу интуитивно почувствовала угрозу со стороны брата и с помощью князя Хованского подняла стрельцов на бунт, получивший в народе зловещее название "хованщина". День 25 мая, когда на его глазах стрельцами был поднят на пики любимый дядя Матвеев, стал самым страшным впечатлением детства Петра, а красный цвет вызывал раздражение.

Если у Петра и не было никаких конкретных замыслов преобразования страны, после "хованщины" они, безусловно, появились. Сломить основную опору Софьи - стрельцов можно было только противопоставив им военную силу, способную одолеть их. Рано научившийся скрывать свои чувства Петр решил сыграть роль безобидного ребенка, на уме у которого, как и у Ивана, только детские забавы. Зная, что Софья просматривает все письма и распоряжения, исходившие из Преображенского, он, подобно мальчишкам во все времена, затеял играть в войну. Для этого он потребовал присылки в село детей своих конюших, сокольников, стольников, спальников, которые исстари приписывались к обязательной почетной свите царя. В Преображенском оказались представители самых разных сословий: от князя Михаила Голицына до "сына конюха" Алексашки Меншикова. Но вместо монотонной службы "по чину" они превратились в солдат Семеновского и Преображенского "потешных" полков.

Сам замысел принадлежал молодому царю, который придумал простую и удобную темно-зеленую форму с цветными галунами для солдат разных полков и даже впервые в истории ввел в практику обмундирования погоны. Они делались из меди и пришивались на левое плечо, чтобы защитить его от удара тяжелым палашом, и украшались серебряным или золотым витым шнуром соответственно воинскому званию. Это стало модой всех европейских офицеров XVIII, первыми погоны заимствовали поляки. Но дальше этого Петр самостоятельно не мог ничего предпринять без знания принципов организации западноевропейской армии. Тут помощи ожидать было не от кого. И тогда он, вероятно, вспомнил о своем опыте "командования" иностранными рейтарами в трехлетнем возрасте и отправился в Кукуй, Немецкую слободу, где своим замкнутым мирком посередине патриархальной широко раскинувшейся на холмах Москвы проживали иностранцы, которых за плохое знание русского языка москвичи называли немцами, немыми. Здесь он нашел знакомого ему с памятного смотра отставного начальника Бутырского шотландского полка Патрика Гордона.

К молодому царю в Слободе относились неизменно приветливо и дружелюбно. Общительный по характеру Петр сразу завел множество друзей среди этих плотников, аптекарей, пивоваров и солдат, из которых он сразу выделил обаятельного и галантного Франца Лефорта. Тот стал наставником Петра в усвоении своеобразной культуры "московской Европы". Она не была ни английской, германской, ни французской, ни голландской, хотя выходцы из этих стран обрели второе отечество в Москве; она воплотила все оттенки народной культуры Западной Европы. Говорили и писали здесь на невероятной смеси диалектов, которую усвоил Петр, и впоследствии его с трудом понимали в европейских столицах. Иначе и быть не могло. Носители рафинированной культуры - иноземные дворяне в России оседали редко. Сюда приезжали отчаянные смельчаки в поисках счастья, люди сложной судьбы, по политическим или религиозным причинам покинувшие родину, авантюристы с темным прошлым. За благопристойными фасадами причудливо украшенных домиков дремали привычки пиратов, "рыцарей удачи", выброшенных жизненным штормом на пустынный берег. Не случайно постоянное и неумеренное потребление пива и водки было главным занятием российских "немцев" в часы досуга. Подобный стиль жизни был наивно заимствован Петром и перенесен сначала в среду "потешных", а затем распространен среди дворянства.

Такое знакомство "с Европой" для Петра во многом предопределило все мировоззрение дальнейших реформ: он станет обустраивать Россию как огромную Немецкую слободу, заимствуя целиком что-то из Швеции, что-то из Англии, что-то из Бранденбурга. Участвуя, например, в традиционных торжествах по случаю Рождества Христова, он решил перенести этот веселый праздник на российскую почву. Указ о новом летоисчислении он со свойственной ему лаконичностью закончил следующими словами: "Поелику в России считают Новый год по-разному, с его числа перестать дурить головы людям и считать Новый год повсеместно с Первого генваря. А в знак доброго начинания и веселия поздравлять друг друга с Новым годом, желая в делах благополучия и в семье благоденствия. В честь Нового года учинять украшения из елей, детей забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять - на то других дней хватает".

С появлением Гордона и Лефорта в Преображенском полки были разделены на взводы и роты, все получили соответствующие должностям воинские звания. Впрочем, и с ними поначалу была полная неразбериха. Так, наряду с казачьим званием "урядник" существовало польское "поручик" и шведское "лейтенант". Князь Федор Ромодановский стал генералиссимусом Преображенского, а Иван Бутурлин - Семеновского полков. Петр, по-детски неистово влюбленный в артиллерию, присвоил себе чин "капитана-бомбардира". Он самостоятельно чистил старую медную пушку "воробьиного калибру" и сам парил боеприпасы - репу для стрельбы в потешных штурмах деревянной крепости Плесбург. После боя ее куски собирали и ели уставшие и голодные солдаты.

Для того, чтобы сражения происходили "взаправду" Петр постоянно ссорил Ромодановского и Бутурлина и в конце концов добился желаемого: они потом всю жизнь откровенно ненавидели друг друга. Семеновцев он стравливал с преображенцами до кровавых драк. Военные учения иногда не прекращались много дней, солдаты подчас засыпали на ходу, а несколько человек даже умерло от переутомления. Такая жестокость не была личным качеством царя. Он считал, что иными средствами нельзя поддерживать постоянной боеготовности войск. В действительности, если кого и любил Петр, так это своих соратников по отроческим играм, которых знал по именам. Оставив нескольких преображенцев в Германии для получения офицерского чина, царь постоянно интересовался в письмах сержанту Корчмину их успехами. Когда же однажды тот бодро рапортовал, что все уже изучают тригонометрию, Петр удивился, как же это удается неграмотному Степану Буженинову - "не иначе Бог и слепых просвещает". Однажды Александр Васильевич Суворов сделал блестящее наблюдение: "Только Петру Великому предоставлена была великая тайна выбирать людей: взглянул на семеновского солдата Румянцева, и он - офицер, посол, вельможа; а тот за это отблагодарил Россию сыном своим, Задунайским". Со временем "потешные" превратились благодаря своим смелости, преданности и уму в графов, фельдмаршалов и канцлеров. Не случайно их мнение для него всегда становилось решающим. 22 октября 1721 года подгулявшие по случаю празднования Ништадского мира сподвижники Петра преподнесли ему памятный адрес с просьбой впредь именоваться "императором Всероссийским Петром Великим", причем канцлер Головкин обратился к нему с весьма примечательными и трогательными словами: "Мы, твои верные подданные, из тьмы неведения на театр славы всего света, из небытия в бытие произведены, и в общество политических народов присовокуплены". От нахлынувших воспоминаний о трудном начале славных дел глаза Петра подернулись влагой и, приняв адрес, он расцеловал своих верных друзей.

В Преображенское из Оружейной палаты привозили по просьбе Петра то сломанный немецкий карабин, то глобус, то механические часы. Разобраться с ними ему было невозможно без помощи специалиста. В Немецкой слободе юный царь нашел голландского инженера Франца Тиммермана, который занимался с ним арифметикой, алгеброй, геометрией и обучал правилами применения астролябии. Учителем голландец был посредственным, сам путался в формулах, но горячее стремление Петра к знаниям компенсировало методические просчеты. За исключением князя Василия Голицына и погибшего Артамона Матвеева в России мало кто знал о форме Земли, а за беседы по астрономии человек мог быть сожжен на костре.

Инженерные интересы Петра давали ему возможность изобретать новые принципы вооружения и тактические новшества. К удивлению Гордона он в 1680 году открыл в Преображенском специальное "ракетное заведение", в котором он изготовлял сначала "художественные огни", а позже - осветительные снаряды, которые оставались в русской армии до 1874 года. Знание баллистики навело Петра на мысль о принципиально новом виде открытой артиллерийской позиции - редутах, блестяще опробованных в Полтавской битве. Нарвская катастрофа заставила царя критически взглянуть на вооружение солдат: и он находит простейшее решение для привинчивания трехгранного штыка к стволу ружья пехотинца, сделав атаку русской пехоты задолго до Суворова основным тактическим приемом. Прибывших из Голландии морских офицеров он сам экзаменовал в кораблевождении и управлении пушечным огнем. Наконец, он пробовал свои силы в лечении зубов, постоянно имея при себе набор необходимых инструментов. И горе тому, кто в его присутствии жаловался на боль: Петр немедленно усаживал больного и рвал зуб, иногда, впрочем, и здоровый.

Детская привычка копаться в старых вещах на чердаках в Преображенском сослужила Петру добрую службу. В предисловии к Морскому Уставу он позже записал историю его увлечения кораблями:"Случилось нам быть в Измайлове на льняном дворе и, гуляя по амбарам..увидел я судно иностранное, спросил у Франца Тиммермана, что это за судно? Он сказал, что это бот английский..И вышереченный Франц сыскал голландца Карштен Бранта, который призван при отце моем в компании морских людей для делания морских людей на Каспийском море, который починил оный бот и сделал машт и парусы и зело любо стало". Благодаря такой случайности царь стал приобщаться к корабельному мастерству, которое превратилось в главное дело всей жизни. Все модели морских судов из тех, что делались для выбора прототипа единственного построенного при Алексее Михайловиче многопарусного фрегата "Орел", перекочевали из пыльных кремлевских чуланов в Преображенское. Даже после посещения таких морских держав как Голландия, Англия и Дания Петр никогда не забывал "дедушку русского флота". Пышное чествование петровского ботика состоялось 11 августа 1723 года, когда ему салютовали 20 линейных кораблей Балтийского флота на Крондштадском рейде. Принимали первый в России военно-морской парад "капитан" ботика генерал-адмирал Федор Апраксин, "рулевой" император Петр I и "лотовый матрос" фельдмаршал Александр Меншиков.

Во время первого одиннадцатимесячного пребывания за границей в составе Великого посольства Петр сам работал на голландских кораблестроительных верфях сначала в Саардаме, а затем в Амстердаме; посещал занятия по медицине и даже, забравшись на крышу Вестминстерского аббатства, "учился демократии", слушая прения в английском парламенте. Выдающийся российский историк Ключевский считал, что Петр I в результате овладел 14 различными специальностями. Любопытное впечатление от встречи с молодым русским царем оставили принцессы Ганноверская и Бранденбургская:"У него прекрасные черты лица и благородная осанка. Он обладает большой живостью ума, ответы его быстры и верны. Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно видеть в нем меньше грубости. Это государь очень хороший и вместе с тем очень дурной; в нравственном отношении он - полный представитель своей страны. Если бы он получил хорошее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому что у него много достоинств и необыкновенный ум."

Петр I, надев европейского покроя преображенский сюртук, всегда оставался насквозь русским самодержцем по мышлению. Узнав, что во время его пребывания за границей вновь восстали стрельцы, он срочно возвратился в Россию. 30 сентября 1698 года на Красной площади было казнено 200 стрельцов, причем в качестве палачей должны были выступать сановники из царской свиты. Лефорт смог увильнуть от этой милости, сославшись на религиозные убеждения. Меншиков, наоборот, хвастался тем, что лично отрубил головы двадцати бунтовщикам. Все сподвижники Петра оказались связанными страшной кровавой порукой.

Когда Петру I напоминали об этой бессмысленной жестокости в отношении людей, вина которых вряд ли могла быть доказана судебным порядком, он заявлял:"С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русскими не так: если бы я не употреблял строгости, то бы давно уже не владел русским государством и никогда бы не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей". Грубость выражений, свойственная Петру, всегда связывалась с недостатками его воспитания. Но это ничего не объясняет. Властитель по династическому праву, Петр искренне считал себя ниспосланным России Божественным провидением, истиной в последней инстанции, не способным на ошибки. Меряя Россию на свой аршин, он чувствовал, что начинать преобразования необходимо с ломки старозаветных обычаев. Поэтому по возвращении из европейского вояжа Петр I категорически запретил боярам носить бороды, дворянам повелел пить водку и кофе, а солдатам приказал по "Воинскому Артикулу" курить. Не злой по натуре, он был порывист, впечатлителен и недоверчив; не умея терпеливо объяснить того, что для него было очевидным, Петр в случае непонимания легко впадал в состояние крайнего гнева и часто "вколачивал" истину сенаторам и генералам своими огромными кулаками или посохом. Правда, царь был очень отходчив, и через несколько минут уже хохотал над удачной шуткой провинившегося.

Петр был безразличен к нарядам и не любил официальных приемов, на которых должен был носить горностаевую мантию и символы царской власти. Его стихией были ассамблеи, где обращались запросто без титулов и званий, пили водку из банных ушатов, зачерпывая глиняными кружками, курили, играли в шахматы и танцевали. Даже собственных выездных экипажей в каретной царя не было: если требовалось организовать торжественный выезд августейшей четы, он заимствовал коляску у известных придворных щеголей - Меншикова или Ягужинского.

Петру до конца дней приходилось заниматься самообразованием, потому что новые задачи требовали от него вновь и вновь искать учителей вне России. После поражения под Нарвой, когда русская армия лишилась всей артиллерии, Петр не потерял пристутствия духа и сказал Меншикову:"Вот Карл XII - достойный учитель; без него я остался бы плохим работником в делах ратных". Была отлита специальная памятная медаль в честь "Нарвской конфузии" с девизом "Учителю - от достойного ученика".

Царь собирался вручить ее шведскому королю тогда, когда одержит над ним победу. После Полтавского сражения, хотя Карлу и Мазепе удалось бежать в Турцию, он устроил пир и поднял тост в честь "учителей шведов", на что генерал Реншильд буркнул:"Хорошо же отблагодарили вы своих учителей!" Зато чтобы опозорить изменника Мазепу Петр прибегнул к поистине языческому ритуалу. Перед собранием казачьих старшин "над персоною (чучелом - Ред.) бывшего гетмана Мазепы следующим образом уничтожение учинено,- писал вице-канцлер Гаврила Головкин.- Вначале его диплом от его царского величества изодран; от его светлости князя Меншикова и от меня, кавалеров ордена Святого Андрея, с персоны сей орден снят. Герб его от ката ( Карла XII - Ред.) изодран и истоптан, его сабля..переломлена,..и напоследи помянутая его персона на виселицу повешена". Только Петр мог так унизить своих противников, чеканя в честь шведского короля медаль, чтобы произвести впечатление в европейских столицах, и вешая чучело запорожского князька Мазепы для назидания суеверным русским.

Дипломатом Петр I был выдающимся. В его арсенале средств были все классические приемы, которые Петр легко в нужный момент забывал и перевоплощался в загадочного восточного царя, неожиданно начинавшего целовать в лоб ошеломленного собеседника, сыпать народными присловьями, ставившими в тупик переводчиков, или внезапно прекратить аудиенцию, как персидский шах, сославшись на то, что его ожидает жена! Внешне искренний и доброжелательный, Петр, по мнению европейских дипломатов, никогда не открывал своих истинных намерений и поэтому неизменно добивался желаемого.

Петр никогда не преувеличивал своих полководческих способностей, после Нарвы предпочитая командовать лишь своим Преображенским полком, а армию доверяя профессиональным полководцам. Он, в совершенстве зная основы кораблевождения, не брался командовать всей эскадрой, поручая это Апракину, Голицыну и даже Меншикову. Страха в бою он никогда не показывал. Когда адмирал Крюйс во время похода на Гельсингфорс в 1713 году упрашивал Петра I сойти на берег ввиду опасности встретить там шведский флот, царь с улыбкой ответил:"Бояться пульки - не идти в солдаты" и остался на флагманском корабле. На упрек Меншикова, что царь не бережет себя, лично спасая тонущих в ледяной воде во время наводнения в Петербурге, он сказал, что "за мое Отечество и людей жизни своей не жалел и не жалею".


3. Заключение.


По масштабу интересов и умению видеть главное в проблеме Петру I трудно найти равного в российской истории. Сотканный из противоречий, император был под стать своей огромной державе, которую он словно гигантский корабль выводил из тихой гавани в мировой океан, расталкивая тину и пни и обрубая наросты на борту.


ЛИТЕРАТУРА

1. История СССР с древнейших времён до конца XVIII века. Под ред. Б.А.Рыбакова. М., Изд-во “Высшая школа”, 1975.

2. Соловьёв С.М. “Чтения и рассказы по истории России”, М., Изд-во “Правда”, 1989.

3. Ключевский В.О. “Исторические портреты”, М., Изд-во “Правда”, 1991.

4. Сыров С.Н. “Страницы истории”, М., Изд-во “Русский язык”, 1983.

5. Павленко Н.И. “Пётр I и его время”, М., Изд-во “Просвещение”, 1989.


8


Вместе с этим смотрят:


"Архитектурная сказка" М. Ф. Казакова


"Великая депрессия" в США


"Византийский стиль" в архитектуре Москвы


"Дворцовые перевороты" и усиление позиций аристократии и гвардии: причины и последствия


"Золотой век" Екатерины II. Россия во II половине XVIII века