Публий Вергилий Марон

Министерство образования Российской Федерации

Оренбургский государственный университет

Гуманитарный факультет

Кафедра филологии

реферат

на тему : ВлПублий Вергилий МаронВ»

Выполнила : Гадыльшина Г.Р. студентка I курса

группы 2000 ЛП-3 (а)

Проверила: Мосиенко Л.В.

Оренбург 2001

План:

1. Юношеские годы ВергилиятАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.3

2. Творческая деятельностьтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.4

2.1. Сборник ВлБуколикиВ» из десяти эклоговтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж4

2.2. Любовная лирикатАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж11

2.3. ВлЭнеидаВ»тАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж.12

2.4. ВлПроклятияВ». Темы из жизнитАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж21

3. Риторическая литературная техника поэтатАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж25

Список литературытАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАжтАж..27

Как ведомо мне, некие лица клеветали, будто Вергилий

разрушает собственные мысли как бы противочувствием.

Клавдий Донат. Толкование на ВлЭнеидуВ» Вергилия, I, вступление

1. Юношеские годы Вергилия

Отцом Вергилия был простой ремесленник, который, впрочем, ко времени рождения будущего поэта уже владел небольшим имением в Андах, на севере Италии, недалеко от Мантуи. Вергилий родился в 70 году до н. э., учился в риторских школах Милана и Рима, сблизился с неотери-ками, изучал александрийскую поэзию и сам писал в духе неотериков.

В конце 40-х годов поэт вернулся в родные Анды. ИмеВнние его, как это было с поместьями многих землевладельВнцев северной Италии, было конфисковано в пользу ветеВнранов Октавиана и возвращено поэту лишь благодаря вмеВншательству влиятельных литературных друзей. Сборник лирических стихотворений Вергилия (ВлБуколикиВ») был издан в 39 году. Между 37 и 30 годами Вергилий пишет свое второе крупное произведение тАФ дидактическую поэму ВлГеоргикиВ», а в последние 10 лет жизни работает над ВлЭнеидойВ», поэмой, прославившей его в веках.

2. Творческая деятельность

2.1 Сборник ВлБуколикиВ» из десяти эклогов

Сборник ВлБуколикиВ» состоял из десяти эклог, коВнторые объединены общим характером (пастушеские стиВнхотворения), размером (гексаметр) и формой (в большинВнстве случаев это драматизированные сценки, в которых пастухи, сидя под деревьями или бродя по полям и лесам, состязаются в пении).

Следуя принципам неотериков, Вергилий использовал в качестве основного источника александрийскую поэзию, в частности пастушеские идиллии Феокрита, а также некоторые ученые или дидактические александрийские произВнведения. Но ВлбуколизмВ» Вергилия был продиктован самой жизнью.

Уже в течение многих лет философы-моралисты все неВнсчастья Рима объясняли честолюбием и стремлением к боВнгатству.

Римское общество было утомлено войной, мечтало о поВнкое и воспринимало тихую сельскую жизнь, чуждую всяВнким суетным стремлениям, как идеал, противостоящий разВнладу и смутам, раздирающим большой город. При этом мелкие свободные крестьяне, идеология которых была близка Вергилию, особенно страдали от гражданских войн, конфискации земель и вынужденной пролетаризации. Они видели счастье в прошлом, и идиллическая жизнь сельских жителей казалась им той единственной формой существоВнвания, где человек может обрести душевное спокойствие. К этому следует прибавить эпикурейские настроения саВнмого поэта, толкающие его на поиски независимости и дуВншевного равновесия для себя лично.

В своих эклогах Вергилий подчас довольно близок к Феокриту. Он заимствует и переводит целые куски, иногда лишь незначительно изменяет некоторые детали, нередко соединяет воедино части отдельных стихотвореВнний Феокрита. Но и в наименее самостоятельных пьесах Вергилия читателя привлекает подлинность его чувства, только ему присущее поэтическое восприятие природы, неведомая прежде музыка стиха. В отличие от Феокрита, горожанина, как бы со стороны любующегося героями своих идиллий тАФ пастухами и даже иногда чуть-чуть ироВннически изображающего их внутренний мир, Вергилий глубоко проникает в этот мир, раскрывая его со всей серьВнезностью и даже патетически.

Наиболее полно удерживает Вергилий буколический колорит и традиционные формы состязания в эклогах, содержащих поочередное пение двух пастухов, обмениВнвающихся двустишиями (эклога 3) или четверостишиями (эклога 7). Уже само построение этих пьес предполагает параллелизм аналогичных или контрастирующих образов и равновесие синтаксических единиц, заключенных в купВнлеты.

Традиционное по форме состязание, но уже целыми песнями, содержится в эклоге 5. Два пастуха, соревнуясь в пении, исполняют музыкально и поэтически совершенные и композиционно соразмерные песни тАФ один о смерти, другой о воскресении Дафниса. Глубокая скорбь охватыВнвает всю природу, и, кажется, меркнет буколический мир, когда в него врывается смерть, но песнь об этой скорби, как ни печально звучит она, перекрывается гораздо более мощной, звучащей как торжественный гимн песней о его воскресении.

На фоне прекрасной, сияющей природы раскрывает влюбленный пастух Коридон (эклога 2) свои чувства, таВнкие глубокие и искренние, что, по предположению древВнних, за ними угадывались переживания самого поэта. Сердце поэта как бы полно музыки, эта музыка рвется наружу, и он поет страстные, гармонично построенные, искусные и несколько риторичные в своей завершенности песни.

Вергилий любит природу, остро и тонко ее чувствует. Особенно мил ему вечерний пейзаж, когда от гор удлиВнняются тени, вдалеке поднимается дым от крыш, а утомВнленный и сытый скот лениво возвращается домой. Поэт знает названия всех деревьев, трав, цветов. Любовно вдыВнхает он аромат бледных или темных фиалок, сияющих нарциссов, алых гиацинтов или душистого аниса; люВнбуется красными маками, нежными лютиками, ромашкой и цветущим клевером. А плоды, которыми изобилуют сады, ароматны и зримы в своей конкретности тАФ будь то яблоки, айва, покрытая нежным пушком, или восковые сливы.

Но пейзаж, который занимает такое большое место у Вергилия, это уже не Сицилия Феокрита. Он теряет отВндельные географические признаки и становится теперь то смешанным, греко-италийским, то отвлеченным и нескольВнко условным и лишь изредка приобретает черты родной поэту североиталийской местности (эклога 1). Дело в том, что Вергилия мало занимает правдивость тех или иных деталей, он предпочитает ей некую пасторальную условВнность. Этот созданный им условный мир поэт населяет условными пастухами, далекими от реальных представитеВнлей этой профессии, гораздо более тонкими душевно и глубоко чувствующими. Показывая их переживания, идеаВнлизируя и усложняя их, поэт как бы раскрывает свой собственный внутренний мир, духовную жизнь своих соВнвременников. В условной маске пастуха глубоко и темпеВнраментно раскрывается интенсивность переживаний совреВнменного поэту интеллектуально богатого римлянина.

Сложные и напряженные чувства тАФ любовные муки, ревность, отчаяние, оскорбленное самолюбие, стремление бежать из города в тишину сельской жизни тАФ поэт выраВнжает в субъективной, лично окрашенной форме. Нередко он близок к Катуллу по глубине и силе переживания, но чувства его скрыты за маской греко-римских пастухов, песни которых тщательно продуманы и стройны. Острое переживание Катулла идентично его поэтическому ВляВ» и изолировано от окружающего мира, у Вергилия же чувства: сообщены условной маске, но они выступают в единстве с окружающей природой.

Любовное переживание у Вергилия оказывается таким сильным, сложным и неоднозначным, что нередко оно разВнрушает буколическую идиллию. В эклоге 8, содержащей два лирических монолога, в песне Дамона о его несчастной любви к красавице Нисе страсть выражена в такой остроВнсубъективной форме, что крушение любви воспринимается героем как конец мира. Несчастная любовь как бы разрыВнвает рамки буколического повествования, переходит в саВнмостоятельный жанр. Этот переход еще более очевиден в эклоге 10, герой которой уже не пастух, но современник и друг поэта тАФ элегический поэт Корнелий Галл. Это тАФ единственный случай, когда не в условной маске влюбленВнного пастуха, а через монолог реально существующего лица высказывает Вергилий все те любовные жалобы, приВнзнания, горести, связанные с разлукой, и тоску по уехавВншей возлюбленной, которые были в его поэзии и раньше и которые, по-видимому, разрабатывал в своей любовной элегии и Галл. Изображая чувства страдающего или обмаВннутого влюбленного, поэт так глубоко проникает в его чувства, что новое, субъективно-лирическое содержание начинает преобладать над буколическим. Это дает основаВнния говорить о вызревании на буколическом материале римской любовной элегии.

Так любовь вступает у Вергилия в противоречие с идиллическим покоем деревенской жизни. Но она тАФ не единственная сила, вторгающаяся в лелеемый поэтом буВнколический мир. В других эклогах он говорит о волнуюВнщих его современников идеологических и политических вопросах, намекает на события, касающиеся его собственВнной биографии, создает аллегорию, философствует.

Нам известно, что в 41 году имение Вергилия было конфисковано, а затем возвращено ему. Этот факт осмысВнливается в эклоге 1. Здесь беседуют два пастуха. В жалоВнбах одного из них, Мелибея, потерявшего свой скудный участок земли и вынужденного покинуть родину, чувВнствуется горечь, которую испытывали италийские крестьяВнне, измученные гражданскими войнами, истомленные неВнурядицами, сгоняемые с земли и тоскующие о мирной жизни. В контрастно звучащий дуэт двух пастухов врыВнваются реальные события, взятые поэтом из жизни:

Тщательно вспаханный пар получит солдат нечестивый,

Варвар тАФ эти посевы! Вот куда привело несогласье

Граждан несчастных у нас! Для них мы поля засевали!

Собеседник Мелибея Титир чудом уцелел среди этих опасностей:

Счастлив ты, старец: твоими поля останутся вечно.

Их довольно тебе, хоть голый камень повсюду,

Пастбища ж топь окружила в болоте растущей осокой..

..Счастлив ты, старец! Вкушать средь знакомых потоков

И священных ручьев тенистую будешь прохладу.

И Титир, действительно, чувствует себя счастливым. Для него мир идиллии остался неразрушенным, и он от лица поэта, как полагают, благодарит Октавиана за то, что тот сохранил ему этот буколический мир, оставил счастье наслаждаться пастушеской жизнью.

О, Мелибей! То бог нам этот покой предоставил,

Ибо он будет мне богом всегда, и алтарь его часто

Нежный козленок из наших хлевов напоит своей кровью.

Он моим быкам ходить, как видишь, позволил,

Мне же играть, что хочу, на простой тростниковой свирели

Полагают, что это сам поэт устами пастуха воздает благодарность Влбогоподобному юношеВ» за сохраненное имение и почти обожествляет Октавиана задолго до офиВнциального создания его культа. Этой темы Вергилий каВнсался еще раньше, в эклоге 5, где в обожествлении ДафВнниса древние видели аллегорический рассказ об обожестВнвлении Юлия Цезаря.

В рамках буколического жанра возникают, таким обраВнзом, не только намеки на личные, биографически достоВнверные события, не только показаны судьбы и переживаВнния италийского крестьянства, связанные с определенными событиями политической и социальной жизни, но не меВннее отчетливо звучит рассказ о тех потрясениях, которым подвергается буколический мир, с трудом сохраняемый для немногих, а в образе Мелибея тоска по этому миру и мечта о счастье контрастно противостоят настроению Титира и едва ли не более убедительны.

Вергилий приходит к мысли, что поэзия тАФ единственВнное средство сохранить целостность своего внутреннего мира. Еще раньше Катулл открыл, что духовность любви неотъемлема от человеческой жизни. Теперь же, в век Августа, возникает потребность при помощи поэзии осоВнзнать и сформулировать эту духовность. Боги делают исВнкусство пастухов у Вергилия даром небес; слабый и бесВнсильный перед жестокостями этого мира Меналк (эклоВнга 9) был неспособен, как и его земляки, противостоять пришельцам, нарушающим закон и право, отнимающим землю, т. е. основу жизни, у ее исконных владельцев; но он обретает силу и возвращает себе свое благополучие только благодаря искусству песен. Наиболее сложны для понимания эклоги 6 и 4. Начав эклогу 6 с восхваления своего покровителя Вара, поэт лишь намечает буколическое ее обрамление, а в центре помеВнщает пересказ песни Силена о происхождении мира и об его истории.

В эскизном перечне мифов наибольшее внимание удеВнлено легендам о несчастной любви, преступлениях и страВнданиях. Но в старые легенды вплетается рассказ об истоВнрически реальной личности тАФ поэте Галле. Этим приемом Вергилий как бы подчеркивает связь приводимых им миВнфов с современной жизнью и глубже осмысливает этот мир, в котором так много горя.

Наконец, в эклоге 4 поэт ставит перед собой задачу воспеть в форме пророчества о рождении чудесного млаВнденца наступление великих времен и дать описание гряВндущего Золотого века.

После примирения Октавиана с Антонием Вергилий надеется на прекращение войн и возлагает большие наВндежды на Брундисийский мир. В этой эклоге поэт выраВнжает чаяния различных слоев италийского общества. В символико-мифологической форме описывает он чудесную жизнь, которая наступит с рождением младенца и будет все улучшаться по мере роста ребенка. Сам поэт готов стать певцом этих событий.

Глянь, как колеблется мир своим весом дугообразным,

Земли, и моря простор, и само глубокое небо,

Глянь, как ликует весь мир, грядущему радуясь веку.

Если б от жизни мне долгой последняя часть хоть осталась,

Если б хватило дыханья твои деянья прославить,

Ни Орфей бы, ни Лин не смогли победить меня в песнях.

До сих пор существуют различные мнения о том, кого имел в виду Вергилий, воспевая младенца, который приВннесет благоденствие. Одни считали, что Вергилий пропоВнведует идеи мессианизма и что в образе ребенка он изобВнразил грядущее явление Мессии тАФ искупителя человечеВнского зла. На этом основании в поэте ошибочно видели пророка тАФ провозвестника христианства. Существует такВнже ряд предположений, связывающих концепцию Золотого века у Вергилия с появлением на свет того или иного реального младенца: ожидавшегося ребенка Октавиана, сына консула 40-го года Азиния Поллиона, которому поВнсвящена эклога, или кого-то другого. Но даже если предВнположить, что Вергилий имел в виду конкретное дитя, моВнжет быть, сына Поллиона, образ этого чудесного ребенка становится у него гораздо более значительным и сплеВнтается с символическим представлением о грядущем ЗолоВнтом веке, который и воспевает поэт в эклоге 4.

Историческое значение ВлБуколикВ» заключается в том, что Вергилий создал в них утопический и идеальный мир, который он хотел бы видеть свободным от горя, жизненВнных тревог и неурядиц, наполняющих реальный мир; он показал силы, потрясающие и раздирающие этот мир; внес в идиллию субъективные переживания отдельного челоВнвека, с силой и глубиной раскрыл любовную тему. Впервые в римской литературе заговорил Вергилий об обожестВнвлении правителя и дал утопическую картину Золотого века.

2.2 Любовная лирика

Лирические стихотворения Вергилия обладают не свойВнственной ранее римской поэзии стройностью, цельной и законченной формой, правильным соотношением частей, симметрией, единством и упорядоченностью, в которых уже нет пестроты неотерической поэзии.

В условной форме эклог Вергилия намечается новый круг мыслей и представлений, которые со временем слоВнмают рамки пастушеской идиллии и приведут к формиВнрованию новых жанров. Но именно у Вергилия острое субъективное переживание облекается в формы объективВнных жанров, в частности в форму эпоса. Так, эпиллий об Орфее и Эвридике (ВлГеоргикиВ», книга IV), хотя и вставВнлен в этиологический эпиллий об Аристее, содержит троВнгательный и волнующий рассказ о несчастной любви и очень поэтичен. Вообще тема несчастной любви тАФ одна из ведущих у Вергилия. Не менее глубок, психологичен и исполнен глубокого чувства рассказ о любви Дидоны в IV книге ВлЭнеидыВ».

2.3 ВлЭнеидаВ»

Третья черта биографического облика Вергилия тАФ предсмертВнное намерение сжечь ВлЭнеидуВ», а значит, отношение к результату своих одиннадцатилетних трудов (по крайней мере, в его незаверВншенном виде) как к неудаче. Уже Плиний Старший свидетельстВнвует: ВлБожественный Август воспретил сжигать стихи Вергилия, посягнув на святость завещанияВ». ВлЕще до отъезда из Италии, тАФ рассказывает Светоний, тАФ Вергилий договаривался с Варием, что если с ним что-нибудь случится, тот сожжет ВлЭнеидуВ»; но Варий отказался. Уже находясь при смерти, Вергилий настойчиво треВнбовал свой книжный ларец, чтобы самому его сжечь; но когда никто ему не принес ларца, он больше не сделал никаких особых распоряжений на этот счетВ». Фаворин объяснял желание ВерВнгилия особой ролью, которую в практике Вергилия играла шлиВнфовка и доработка первоначального наброска тАФ иначе говоря, дистанцией между первым и окончательным вариантами. ГалльВнскому ритору представлялось, что он ясно видит в ВлЭнеидеВ» неготоВнвые места , ВлподпоркиВ», на место которых только предстояло стать Влкрепким колоннамВ». Современные специалисты проявляют в этом вопросе куда меньше уверенности. О том, что ВлЭнеидаВ» тАФ произведение неоконченное, нам напоминают лишь оставленные недописанными 58 полустиший (для нас тАФ желанный случаи заглянуть в творческую лабораторию поэта ), да еще, может быть, некоторые части III книги и непропорционально растянутая история рождения и юности Камиллы (XI, 539тАФ 584), заставляющая вспомнить рассказы о том, как Вергилий проводил дни в жестком сокращении надиктованных с утра пасВнсажей. В остальном же Влнаше время, привыкшее к эскизности, не замечает, что здесь что-либо не вполне готовоВ», и нам очень трудно подумать о поэме как о черновике, который едва не был уничтожен наподобие того, как Шопен перед кончиной сжег свои наброски. Однако мотивировка предсмертной воли Вергилия у Сервия (которому К. Бюхнер приписывает особенно хорошую освеВндомленность) та же самая: ВлК изданию он ВлЭнеидыВ» не подготоВнвил, по каковой причине даже распорядился на смертном одре сжечь ееВ». Те античные авторы, которые вообще как-то объясВнняют распоряжение поэта, толкуют его как проявление крайней требовательности к себе, стыдливости мастера, не желающего, чтобы потомство видело его недовершенный труд. Парадоксально, что именно недовершенный труд, вызывавший у автора такие чувства, стал для веков высшим образцом классической нормы и правильности. Но слова Фаворина и Сервия тАФ лишь попытки истолковать поступок Вергилия. Светоний не дает никаких интерВнпретаций, и от этой загадочности все становится еще более весоВнмым. Нам приходится, пожалуй, примириться, во-первых, с тем, что предсмертное распоряжение Вергилия тАФ факт, который нет возможности отрицать, не вступая в противоречие со всей античВнной традицией; во-вторых, что значения этого факта мы никогда не узнаем до конца. Ясно одно тАФ одна из самых популярных и читаемых поэм в истории мировой литературы осталась для поколений и дожила до наших дней вопреки воле своего создаВнтеля.

Классик из классиков, Влпоэт римлянВ», первый поэт своего народа, овладевший предельными возможностями звучного латинского слова, достигший совершенного равновесия нежности и силы, тАФ это человек, для которого поэзия тАФ одновременно каторВнжный труд и запретный плод: в начале жизненного пути творчество осознается как соблазн, в конце жизненного пути тАФ как неудача. Образ, во всяком случае, не тривиален. Такой мастер не нашел в мастерстве удовлетворения, он искал чего-то иного, стремился, как это рисует юношеская эпиграмма, уйти от прекрасного выВнмысла тАФ к духовной реальности, от эстетической иллюзии тАФ к позВннанию и освобождению через познание, сулимому философией, мечтал philosophiae vacare (Влвсецело отдаться философииВ»), искал beatos portus (Влблаженной пристаниВ»), а перед смертью порывался сжечь поэму, которая была для читателей неведомым, но уже долгожданным чудом, Влчем-то большим ВлИлиадыВ», как возвестили ценителям строки Пропорция для него же самого тАФ итогом всей литературной биографии. Между затрудненностью творческого акта и намерением уничтожить ВлЭнеидуВ», между тем и другим и желанием уйти от поэзии в философию есть очевидная связь, которую, однако, легче почувствовать, чем сформулиВнровать. Биографический облик Вергилия, каким его знают античВнные биографы, выявляет некое общее противоречие и стоит под знаком этого противоречия. В нем заключен вопрос, над которым стоит задуматься. Все как-то очень непросто.

Так же непросто обстоит дело с отношением к Вергилию читаВнтелей. Контрасты начинаются сразу же и обостряются на протяВнжении двух тысячелетий, чтобы стать в последние два века острыми, как никогда. Последнее особенно примечательно. СовреВнменники Еврипида бурно спорили о ценности его поэзии; памятник этих споров тАФ комедии Аристофана. Но споры эти давным-давно отшумели. Даже когда в конце прошлого столетия Фридрих Ницше бранил Еврипида как убийцу мифа и врага Диониса, это был вопрос идеологии, не вопрос элементарной художественВнной оценки. Ницше хотел сказать, что дух поэзии Еврипида несовместим с духом его, Ницше, философии; он не хотел сказать, что Еврипид тАФ плохой поэт. Место Еврипида в пантеоне истории мировой культуры никем не оспаривается. Соответственно чувство любви и восхищения, которое он вызывает у своих поклонников, приобретает, как правило, спокойные формы. Совсем не то с Вергилием. Когда его бранят, его бранят в неслыханно резких выражеВнниях, ставя под вопрос, состоялся ли он как поэт; казалось бы, за две тысячи лет пора решить этот вопрос, но нет тАФ он не решен до сих пор. Знаменитый немецкий историк древнего Рима Бартольд Нибур, например, писал в начале прошлого века: ВлВергилий тАФ курьезный пример, до чего человек может не понять собственного призванияВ» (по мнению Нибура, Вергилию следовало всю жизнь работать в манере Катулла, и тогда из него выработался бы недурВнной лирик). Для В. Г. Белинского Вергилий тАФ Влподдельный Гомер римскийВ», Влщеголеватый стихотворец, ловкий ритор в стихахВ», ВлЭнеидаВ» тАФ Влрабское подражание великому обВнразцуВ», Влвыглаженное, обточенное и щегольское риторическое произведениеВ». Слова выбраны так, что в них звучит нескрыВнваемая личная антипатия. Приговор крут: рабский подражатель, стихотворец, корчащий поэта, ловко имитирующий подлинность, которой у него нет,тАФ о чем еще говорить? Но зато когда Вергилия хвалят, это не дань почтительного восхищения давно ушедшему из мира живых классику, а какие-то объяснения в любви. Не только антипатия, но и симпатия к Вергилию выражает себя как очень личное чувство, в котором признаются прямо-таки с трепетом. Композитор Эктор Берлиоз, кстати, современник Белинского и отнюдь не приверженец классицизма, говорил о своей ВлстрастиВ» к Вергилию, ВлвлюбленностиВ» в Вергилия (passion virgilienne): ВлУ меня такое чувство, словно мы с Вергилием знали друг друга и ему известно, как сильно я люблю егоВ». А уже в нашем столеВнтии немецкий публицист Теодор Геккер (1879тАФ1945), человек острый, страстный и очень живой, далекий от академического. эстетства и причастный страстям века (между прочим, оказаВнвшийся за решеткой сразу же после гитлеровского переворота), обсуждая в обстановке 20-х годов перспективы обнищания и одичания Запада, подчеркивает, что для томика Вергилия у него и ему подобных найдется место и в нищенской суме. В час беды ему приходит на ум не Гомер, не Платон, не Софокл, а только Вергилий. Амплитуда колебаний превосходит то, к чему мы приВнвыкли в отношении классики, да еще отделенной от нас такой временной дистанцией. Это не какие-нибудь нюансы в оценке тАФ речь словно идет о двух разных поэтах, не имеющих между собой ничего общего. Для одних поэзия Вергилия тАФ если не мертворожВнденный плод подражания, то в лучшем случае образец холодного, искусственного совершенства; для других тАФ предмет страсти или хлеб насущный, без которого нельзя обойтись как раз тогда, когда можно и должно обойтись без многого другого. Споры не умолкают, за или против Вергилия люди готовы стоять чуть не насмерть. Совсем недавний пример: на международной конференции в Иенском университете, посвященной культуре времен Августа и соВнстоявшейся в мае 1982 г., специалисты из разных стран резко разошлись по ВлнаивномуВ», ВлдетскомуВ» вопросу тАФ хороший ли поэт Вергилий? Неужели двух тысячелетий не хватило, чтобы в этом разобраться?

Два тысячелетия тАФ это, в общем, два тысячелетия споров. Да, Вергилий никак не мог бы пожаловаться на непризнание при жизни. Стоит ему только засесть за ВлЭнеидуВ», и Пропорций уже извещает человечество, что имеет родиться Влчто-то большее ВлИлиВнадыВ»:

Nescio quid inaius nascitur Iliade.

Контраст между шумной известностью Вергилия и его тихим нравом давал очень выигрышную тему для анекдотов: ВлКогда он, приезжая изредка в Рим, показывался там на улице, и люди начинали ходить за ним по пятам и показывать на него, он укрыВнвался от них в ближайшем домеВ». На улице за ним ходят по пятам, в театре встают ему навстречу, воздавая ему такую же честь, как самому Августу . Его поэзия сейчас же входит в римВнскую жизнь, становится неотъемлемым компонентом культурного быта, культурного обихода. ВлБуколикиВ», явившись в свет, имели такой успех, что даже певцы нередко исполняли их со сценыВ», тАФ сообщает Светоний. Квинт Цецилий Эпирот, вольноотпущенник Аттика (корреспондента Цицерона), открывший школу после самоубийства Корнелия Галла (26 г. до н. э.), уже читал стихи Вергилия с учениками, положив тем самым почин непрерывной двухтысячелетней традиции школьного изучения вергилиевских текстов; со времен Эпирота, т. е. со времен самого Вергилия, римВнская школа без Вергилия уже непредставима. Комментировать Вергилия тоже начинают сейчас же, если не при жизни, то очень скоро после смерти, как показывает пример Гая Юлия Гигина, вольноотпущенника Августа и приятеля Овидия, имевшего возВнможность пользоваться каким-то ВлсемейнымВ» списком произведеВнний Вергилия. Вергилий тАФ предмет культа: применительно к землякам поэта слово ВлкультВ» имеет очень буквальный смысл, т. е. обозначает отнюдь не чувства поклонников изящного, а конкВнретные верования и обряды набожных язычников. ВлВетка тополя, по местному обычаю сразу посаженная на месте рождения ребенка, разрослась так быстро, что сравнялась с тополями, посаженными намного раньше; это дерево было названо Влдеревом ВергилияВ» и чтилось как священное беременными и роженицами, благоВнговейно дававшими перед ним и выполнявшими свои обетыВ». Уже в античные времена по Вергилию начинают гадать тАФ пракВнтика, державшаяся на протяжении всего Средневековья и много позднее. Но Вергилия не просто почитают тАФ его и читают, читают в самых разных слоях населения, как об этом свидетельствуют надписи, нацарапанные на стенах Помпеи и других городов РимВнской империи подчас неграмотной рукой . Поистине Влпоэт римлянВ»!

Это одна сторона; а вот и другая. ВлВ хулителях у Вергилия не было недостаткаВ» тАФ тоже с самого начала. ВлХулители ВерВнгилияВ», obtrectatores Vergilii тАФ это целая тема античной традиции. Против ВлБуколикВ», едва они появились, были написаны ВлАнтиВнбуколикиВ» Нумитория, против ВлЭнеидыВ» тАФ ВлБич на ВлЭнеидуВ» Карвилия Пиктора; Переллий Фавст и Квинт Октавий Авит обвиВнняли Вергилия в многочисленных плагиатах, furta, Геренний, как и вышеназванный Нумиторий тАФ в погрешностях против чистоты и правильности родного языка. Ситуация полна иронии: тот самый поэт, на текстах которого неисчислимые поколения школьВнников обучались всяческой правильности и прежде всего правильВнности латинской грамматики и стилистики, первоначально подВнвергся резким нареканиям за свои ошибки по части языка и стиля. ВлAnne LatinumВ», Влразве это по-латыни?В» тАФ вопрошал Нумиторий. Калигула, по слухам, намеревался изъять из всех библиотек сочинения и скульптурные портреты Вергилия, которого Влвсегда бранил за отсутствие таланта и недостаток ученостиВ». Правда, тот же Калигула однажды, желая придать одной церемонии торжеВнственность и значительность, не нашел ничего лучше, как процитиВнровать того же Вергилия. Положим, император был безумцем, но его литературные вкусы, насколько можно судить по его неглупому отзыву о стиле Сенеки, представляются достаточно определенВнными, и если его ненависть избрала из всех знаменитых поэтов именно Вергилия, это не простое недомыслие. В той же первой половине I в. н. э. Асконий Педиан, известный как комментатор Цицерона, счел нужным написать целый трактат ВлПротив хулиВнтелей ВергилияВ». Едва ли он ломился в открытые двери и сраВнжался с несуществующим противником. Еще раз: Влв хулителях у Вергилия не было недостаткаВ».

Обилие нападок тем более примечательно, что для него не было простых, лежащих на поверхности причин. Понятно, почему Аристофан атакует Еврипида тАФ за этим стоит насыщенная скандаВнлами атмосфера софистической интеллектуальной революции. Рационалистическое резонерство Еврипида содержит в себе вызов, и вполне естественно, что вызов был принят. Количество подобных историко-литературных примеров может быть увеличено до бескоВннечности. Скажем, нет ничего странного, что на премьере ВлЭрнаниВ» в 1830 г. дело дошло до потасовки: драма Гюго для. этого и напиВнсана. При этом споры такого рода, обусловленные намеренной ВлскандальностьюВ» позиции самого поэта, как правило, затихают очень быстро. Уже в ближайших поколениях грекам и в голову не приходило клясть Еврипида, а французам тАФ освистывать Гюго. С Вергилием, о котором, как .мы видели, продолжают ожесточенно спорить и через две тысячи лет, все было иначе. В его поэзии нет никакого вызова, никакого демонстративного разрыва с почитаеВнмыми ценностями; она живет, напротив, тем, что исключительно широко принимает в свой круг ценности, какие внутри иного эстетического и мировоззренческого целого оказались бы несовмеВнстимыми тАФ например, философское просветительство и традиВнционную религиозность, так резко противопоставленные у ЛукреВнция. Достаточно вспомнить, как мирно и органично совмещает образ Земли, играющий столь важную роль в ВлГеоргикахВ», черты богини Теллус, какой ее знали миф и культ, с чертами, которые подсказала эпикурейская натурфилософия. Бестрепетное интелВнлектуальное познание и простосердечная сельская набожность приВнравнены, поставлены рядом в конце 11 книги тех же ВлГеоргикВ», как две взаимно дополняющие друг друга половины единого идеала. ВлБлажен, кто возмог познать причины вещей, кто попрал ногами всяческий страх, и неумолимый рок, и ропот скупого АхеронтаВ», тАФ это звучит как цитата из Лукреция; но если у ЛукВнреция предмет, Влпопираемый ногамиВ», тАФ это ВлрелигияВ» (religio pedibus subiecta obteritur), то Вергилий продолжает: Влсчастлив и тот, кому ведомы сельские божества тАФ Пан, и старец Сильван, и сестры-нимфыВ». Для него тут нет ни малейшего противоречия;

ценности, казавшиеся непримиримыми, примирены. Когда ГораВнций, Влпоросенок из Эпикурова стадаВ», как он сам себя назвал приходит к тому, чтобы воспевать сельское благочестие Фидилы из 23-й оды 111 книги, он считает нужным тАФ с каким соотношеВннием серьезности или иронии, нас здесь не интересует тАФ обыграть контраст и отречься в стихах от Влбезумствующей мудростиВ», эпиВнкуреизма. Вергилий обходится без отречений и палинодий. Переход от следования Эпикуру и Лукрецию к благочестию стоиВнческого толка нигде не маркирован, не сделан литературной темой. Недаром специалисты до сих пор спорят, можно ли считать зрелого Вергилия стоиком и насколько его мировоззрение сохраняло эпикурейские черты. Вспомним, по какому именно признаку в ВлГеоргикахВ» объединены философ-эпикуреец и почитатель сельВнских божеств: тот и другой тАФ вне суеты, вне Влраздоров между неверными братьямиВ» , носители внутренней примиренности среди всеобщей борьбы. Внутри них, но и между ними господВнствует невозмутимый мир тАФ так сказать, pax Vergiliana. Поэзия Вергилия, по формуле М. М. Бахтина (предложенной в ином контексте), Влкак бы ничего не выбирает, ничего не разделяет, не отменяет, ни от чего не отталкивается и не отвлекаетсяВ» В перспективе всеобщей истории культуры аналогия этому тАФ разве что творчество Рафаэля, очень спокойно и естественно объединившее христианско-католические и неоязыческие элеВнменты. Кажется, Вергилию не с чем и не с кем было вступать в конфликт; его дело тАФ не конфликт, а подвижное равновесие (о последнем тАФ ниже).

Добавим, что миролюбие, присущее складу его мировоззрения и духу его поэзии, с предельной силой выразительности звучащее в четырех словах Влamat bonus otia DaphnisВ», на более бытовом и специально литературно-бытовом уровне характеризовало, насколько мы можем судить, и его человеческое поведение. Не только в сравнении с неистовым Катуллом, но и в сравнении с ироническим, ехидным Горацием Вергилий был человек тихий, никого не дразнивший и не задевавший; зато его дразнили и задеВнвали. Единственный несомненный отголосок литературных конфВнликтов эпохи, так живо отразившихся у Горация в сатирах и в посланиях к Августу и к Пизонам, тАФ это очень незаметное упоминание несимпатичных Вергилию поэтов Бавия и Мевия в III эклоге. Миролюбие двойное тАФ и как принцип мировоззрения, и как характеристика поведения; и на его фоне тем примечательнее уникальное количество пародий и нападок. Его поэзия сразу же стала поистине signum contradictionis.

2.4 ВлПроклятияВ». Темы из жизни

От эпохи Вергилия и даже в составе Appendix Vergiliana дошла небольшая поэма, которая вся говорит о разрушении сельского покоя в пору гражданских войн и земельных конфискаций: это Dirae (ВлПроклятияВ»), Герой поэмы тАФ собрат Мелибея по судьбе. Его сельским приютом тоже завладеет Влнечестивая десница воинаВ», militis impia dextera. Он тоже гонит в дальний путь Влзлополучных козочекВ». Перед тем, как навсегда уйти, он обстоятельно проклинает каждую часть своего прежнего земного рая: пусть поля не дают хлеба, а луга тАФ травы, деревья тАФ плодов, а лозы тАФ гроздьев, пусть роща лучше сгорит, чем достаться новому хозяину. Ни о чем другом герой не хочет и не может думать. Светлое тАФ только в прошлом, в воспоминании; настояВнщее тАФ чернейшая обида, будущего нет. Мрачная интонация равноВнмерно выдержана на протяжении всех 103 гексаметров. Тема ВлПроклятийВ» взята из жизни, и притом из жизни исторической, она злободневна, но ее развертывание снова подчинено риториВнческой условности. Ей соответствуют фиксированные общие места, и они пускаются в ход. Тон, взятый с самого начала, просто невозВнможно нарушить. У героя есть товарищ по несчастью тАФ Баттар, и есть антагонист тАФ Ликург; от первого он ждет сочувствия, второму желает всех возможных и невозможных зол. Иные, более нюансированные отношения между людьми, нечто более сложное, чем простое товарищество или простая вражда, разрушили бы мир поэмы, ничуть не менее замкнутый, чем благодушный мир эпода Горация и элегии Тибулла.

Совсем не то в эклоге Вергилия. Душевное состояние Мелибея подвержено изменениям, и вместе с ним меняется общая эмоциональная атмосфера. В первых стихах он как будто залюбовался на Титира, и это любование сливается с глубокой грустью в трудно определимое целое. Тон его второй реплики более мрачен и, пожалуй, суховат; он больше сосредотачивается на своей беде; ключевое слово реплики тАФ aeger. Но затем он принимается расВнспрашивать Титира об обстоятельствах последнего, пускается в воспоминания о том, как тосковала Амариллида без Титира, вполне сочувственно говорит о счастьи Титира. Затем следует второй, более сильный приступ душевной боли. После этого он уже ничего не говорит, но его молВнчание можно понять как знак согласия на дружелюбное приглаВншение Титира тАФ переночевать у него, в последний раз насладясь буколическим покоем покидаемой родины; впрочем, молчание тАФ особый род согласия, оставляющий больше места загадке, недоговоренности. Итак, мы видим, что даже если не иметь в виду ответных реплик Титира, в одних только словах Мелибея нет ничего похожего на оцепенелую, почти маниакальную моноВнтонность и сосредоточенность ВлПроклятийВ». Он способен позаВнбыться в приятной беседе, отвлечься от своего горя, потом верВннуться к нему, способен оказаться в двойственном, колеблющемся расположении духа. И беседует он не с товарищем по несчастью и не с врагом, а со счастливцем, от которого нельзя ожидать абсолютного единодушия тАФ сытый голодного не разумеет, тАФ но которого решит

Вместе с этим смотрят:

"Архитектурная сказка" М. Ф. Казакова

"Великая депрессия" в США

"Византийский стиль" в архитектуре Москвы

"Дворцовые перевороты" и усиление позиций аристократии и гвардии: причины и последствия

"Золотой век" Екатерины II. Россия во II половине XVIII века