Д.И.Менделеев: не наукой единой

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

САМАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра
истории

РЕФЕРАТ

ВлД. И. МЕНДЕЛЕЕВ: НЕ НАУКОЙ ЕДИНОЙВ»

ВЫПОЛНИЛ: студент 3-ХТ-5

Максимов М. А.

ПРИНЯЛ: Канд. истор. наук,

доцент Курятников В. Н.

Дмитрий Иванович Менделеев (1834-1907) - великий русский ученый-энциклопедист, химик, физик, технолог, геолог и даже метеоролог. Менделеев обладал удивительно ясным химическим мышлением, он всегда ясно представлял конечные цели своей творческой работы: предвидение и пользу. Он писал: "Ближайший предмет химии составляет изучение однородных веществ, из сложения которых составлены все тела мира, превращений их друг в друга и явлений, сопровождающих такие превращения".

Он родился в 1834 году в Тобольске и был последним, семнадцатым по счету ребенком в семье директора Тобольской гимназии Ивана Павловича Менделеева и его жены Марии Дмитриевны. Ко времени его рождения в семье Менделеевых из детей осталось в живых два брата и пять сестер. Девять детей умерли еще в младенческом возрасте, а троим из них родители даже не успели дать имена.

Осенью 1841 года Дмитрий Менделеев со старшим братом поступил в тобольскую гимназию. Он был принят в первый класс с условием, что пробудет в нём 2 года, до наступления восьмилетнего возраста.

Весной 1849 года Менделеев закончил гимназию и отправился с матерью в Москву - поступать в Казанский Университет. В зачислении ему отказали.

В педагогическом институте Петербурга набор студентов происходил раз в два года, и осенью 1850 года приёма не было. Мать Менделеева подала ходатайство в министерство с просьбой сделать исключение для её сына. Менделеева приняли. Он был зачислен на физико-математический факультет.

Учеба Дмитрия Менделеева в Петербурге в педагогическом институте вначале давалась нелегко. Ему пришлось догонять своих сокурсников и самостоятельно изучать материал, который его коллеги прошли в первый год. Огромное умственное напряжение негативно отразилось на его здоровье. Продолжительные пребывания в больнице и постоянное нездоровье помешали Менделееву догнать своих сокурсников. На первом курсе он умудрился по всем предметам, кроме математики, получить неудовлетворительные оценки. Ему пришлось повторить первые два года обучения. Но на старших курсах дело пошло по-другому - среднегодовой балл Менделеева был равен четырем с половиной (из пяти возможных). Вскоре преподаватели отметили его исключительные способности. В студенческие годы Менделеев начал писать краткие обзоры успехов науки, за которые получал небольшие гонорары - единственные его доходы.

А. А. Воскресенский и профессор минералогии С. С. Куторга предложили Менделееву разработать метод анализа минералов ортита и пироксена. Результаты своей работы он изложил в статье "Химический анализ ортита из Финляндии", опубликованной в 1854 году. Это был первый труд Менделеева, в тот год закончившего институт.

В мае 1855 года Учёный совет присудил Менделееву титул "Старший учитель" и наградил золотой медалью.

В Одессе Менделеева назначили преподавателем математики, физики и естественных наук в гимназию при Ришельевском лицее. Много времени он отдавал работе над диссертацией магистра.

За четыре года до открытия Периодического закона Д.И. Менделеев, наконец, обрел спокойствие в семейных делах и уверенность в своих действиях. В 1865 году он купил имение Боблово недалеко от Клина и получил возможность заниматься агрохимией, которой тогда увлекался, и отдыхать там с семьей каждое лето.

В 1867 году Менделеев стал заведовать кафедрой общей и неорганической химии физико-математического факультета Петербургского университета, а в конце года ему предоставили долгожданную университетскую квартиру. В мае 1868 года у Менделеевых родилась любимая дочь Ольга..

Жизнь не всегда была благосклонна к Менделееву: были в ней и разрыв с невестой, и недоброжелательность коллег, неудачный брак и затем развод.. Два года (1880 и 1881) были очень тяжелыми в жизни Менделеева. В декабре 1880 года Петербургская академия наук отказала ему в избрании академиком: "за" проголосовало девять, а "против" - десять академиков. Особенно неблаговидную роль при этом сыграл секретарь академии некто Веселовский. Он откровенно заявил: "Мы не хотим университетских. Если они и лучше нас, то нам все-таки их не нужно".

В 1881 году с большим трудом был расторгнут брак Менделеева с первой женой, совершенно не понимавшей мужа и упрекавшей его в отсутствии внимания.

Я не буду останавливаться на научной деятельности Д. И. Менделеева, так как всем известен его неоценимый вклад в области химии. Рассмотрим несколько другие стороны его жизни. Вот несколько таких эпизодов.

"Мастер чемоданных дел"

Любимым занятием на досуге у Менделеева в течение многих лет было изготовление чемоданов и рамок для портретов. Припасы для этих работ он закупал в Гостином дворе. Однажды, выбирая нужный товар, Менделеев услыхал за спиной вопрос одного из покупателей:

- "Кто этот почтенный господин?"

- "Таких людей знать надо, - с уважением в голосе ответил приказчик. - Это мастер чемоданных дел Менделеев".

В 1895 году Менделеев ослеп, но продолжал руководить Палатой мер и весов. Деловые бумаги ему зачитывали вслух, распоряжения он диктовал секретарю, а дома вслепую продолжал клеить чемоданы. Профессор И. В. Костенич за две операции удалил катаракту, и вскоре зрение вернулосьтАж

Общественная и промышленная деятельность Д. И. Менделеева

Д. И. Менделеев не был узким, кабинетным учёным, не замыкался только в интересовавшие его вопросы науки и промышленности, не отмежовывался от интересов окружающей жизни. Как гостеприимный хозяин, увлекательный собеседник, он привлекал к себе людей из разных слоёв общества, легко сними сближался, но ненавидел "аристократию", так как, по его мнению, она губила Россию. Он был готов принять участие во всяком добром общественном начинании, поддерживать связь со всем русским обществом. Он отзывался в печати на многие выдающиеся явления русской жизни, читал публичные лекции научного содержания и с благотворительной целью, жертвовал свой гонорар в помощь недостаточной учащейся молодёжи. По возвращении из своих частых заграничных поездок он устно или в печати сообщал товарищам по науке, а иногда и широкой публике свои впечатления, последние новости науки и техники, которые видел и слышал в чужих краях. Но, кроме этих мелких общественных выступлений, Дмитрий Иванович не жалел ни времени, ни труда для участия в важных общественных делах. Отметим три таких дела. Это прежде всего - Русское химическое общество, затем - борьба за высшее женское образование и борьба против распространения в русском обществе спиритизма.

Д. И. Менделеев и Русское химическое общество

В истории отечественной химии учреждение Русского химического общества было весьма важным событием. Как в самом учреждении, так и в деятельности Общества за первые 38 лет его существования Д. И. Менделеев играл виднейшую роль.

Потребность в научном общении выявилась у русских химиков ещё в середине 50-х годов 19 века. Химики Петербурга, вместе с другими учёными-специалистами, образовали неофициальный кружок и регулярно собирались на совещания, на которых докладывали о своих работах и заграничных научных новостях.

К началу 60-х годов у нас в России народился уже целый ряд учёных обществ, и в 1861 году начались разговоры об учреждении химического или физико-химического общества.

Однако все эти предложения долгое время оставались на уровне разговоров. Продолжались собрания химиков, которые с середины 60-х годов чаще всего бывали у Д. И. Менделеева. К концу 60-х годов, когда изучение химии не только в Петербурге, но и в других научных центрах России приняло большие размеры и круг химиков значительно расширился, необходимость общения почувствовалась ещё больше, чем прежде.

Большинство химиков высказались за открытие официального общества. Затем этот вопрос вынесли на обсуждение в химическую секцию Первого Съезда русских естествоиспытателей и врачей. Секция единогласно высказалась за учреждение общества.

6 ноября 1868 года состоялось первое, организационное заседание Русского химического общества при Петербургском университете. Председателем общества был избран старейший и известнейший из русских химиков - профессор Н. Н. Зинин.

Приступая к своей деятельности, Общество выразило признательность Д. И. Менделееву и Н. А. Меншуткину за их труды по организации общества. С первого же года своего существования Российское химическое общество стало издавать свой журнал.

Общество быстро развивалось и завоёвывало известность. Это было вполне понятно, если вспомнить, что в его журнале за первые же годы печатались важнейшие работы А. М. Бутлерова и его школы, связанные с развитием теории строения органических соединений, и работы Д. И. Менделеева о периодической системе элементов.

В 1872 году по мысли Д. И. Менделеева химическое общество объединилось с физическим в Русское физико-химическое общество с отделениями физики и химии.

В истории Общества следует отметить конец 1880 года, когда Д. И. Менделеев был заболлотирован на выборах в академики. С обидой и негодованием встретили русские химики и всё русское общество заболлотирование Менделеева, со всех сторон полетели в Химическое общество телеграммы и письма с выражением сочувствия и глубочайшего уважения к Дмитрию Ивановичу.

С 1883 года председателем Отделения химии был избран Д. И. Менделеев. Он пробыл в этой должности до конца 1887 года и снял свою кандидатуру на 1888 год, указывая на желательность смены председателей, чтобы побольше членов ближе знакомились с делами Общества. С 1888 по 1891 годы эту должность занимал Н. Н. Бекетов, а с 1891 года до конца 1894 - опять Д. И. Менделеев. С осени 1893 года, в связи с развивающимся склерозом, у Д. И. начали повторяться горловые кровотечения. Это заставило его быть очень осторожным. Поэтому он старался не выходить из дома по вечерам и всё реже бывал в заседаниях Общества, хотя столь же внимательно и живо следил за его деятельностью. Этим объясняется его отказ от баллотировки на 1895 год.

Тогда Отделение химии, желая выразить Дмитрию Ивановичу своё глубокое уважение и не лишиться его участия в Совете, единогласно избрало его своим почётным председателем.

За время председательствования Дмитрия Ивановича Общество посылало приветствия Немецкому химическому обществу ко дню его 25-летия, Лондонскому химическому обществу ко дню его 50-летия.

Когда Дмитрий Иванович возвращался из поездок за границу или по России, он всегда делился с химическим обществом своими впечатлениями. При этом он сообщал не только научные, нои промышленные новости, например: об открытии гелия, о новых способах получения металлического натрия, цианистого калия, ортоплумбата кальция как материала для получения кислорода. Он делился с Химическим обществом всем, что интересовало его самого и, что могло интересовать Общество.

В заседании Отделения химии 1905 года вице-председатель А. А. Яковкин указал отделению, что 17 августа того же года исполнилось 50 лет службы Дмитрия Ивановича (с осени 1855 года он стал преподавателем в Симферополе и в Одессе).

20 января 1907 года в 5 часов 20 минут утра Дмитрий Иванович Менделеев скончался.

Для увековечения памяти Д. И. Менделеева Общество постановило навсегда сохранить его имя в списке своих членов и учредило периодические Менделеевские съезды, которые предложено было созывать каждые 3 года.

Д. И. Менделеев и высшее женское образование

При участии Д. И. Менделеева создалось в России и высшее женское образование.

В старое время в России не было общедоступной женской школы. Существовали закрытые институты только для дочерей дворян и чиновников. Мать и сёстры Д. И. Менделеева не получили даже среднего систематического образования. Этот недостаток сознавали прогрессивные педагоги того времени. Даже в далёкой от столицы Тобольской гимназии были преподаватели, мечтавшие об открытии женской гимназии. Эта мечта осуществилась лишь в конце 50-х годов 19 века благодаря профессору Главного педагогического института, учителю Дмитрия Ивановича, Николаю Алексеевичу Вышнеградскому.

В течение двух лет шли хлопоты о разрешении курсов, в устройстве которых активное участие принимал Менделеев. Находясь в составе профессоров, ходатайствующих об открытии курсов, он вырабатывал программы лекций. Комиссия решила из-за затруднительного финансового положения начинать не полный курс всех университетских предметов, а нескольких: русскую историю - О. Ф. Миллер, анатомию человека - Ф. В. Овсянников, ботанику (систематику) - А. Н. Бекетов, физиологию растений - А. С. Фамицын, химию - Д. И. Менделеев, физику - Ф. Ф. Петрушевский.

В течение двух лет, пока шли хлопоты о разрешении курсов, время также не терялось даром. Некоторые известные преподаватели читали лекции на частных квартирах; а 1 апреля 1869 года благодаря энергии Солодовниковой открылись в здании 5-й мужской гимназии "Аларчинские курсы". Это были курсы подготовительные, более скромные; их цель заключалась в пополнении образования лиц, окончивших женские гимназии, до уровня мужских.

Наконец курсы, после многих хлопот открылись в 1870 году, во Владимирском уезде. Дело пошло хорошо. Слушателей сразу же набралось 767 человек. Менделеев читал на этих курсах из года в год, прерывая свои лекции только при поездках за границу.

В 1875 году кружок лиц, стоявших близко к делу Владимирских курсов, пришёл к сознанию, что они не удовлетворяют требованиям и потому прогрессировать не могут; убедившись в то же время на опыте, что существуют и потребность, и возможность правильно организовать высшие научные женские курсы, он решил приостановить чтение лекций до более благоприятного времени. В мае 1877 года курсы были закрыты.

Главной причиной закрытия Владимирских курсов считали отлив русских женщин в заграничные высшие учебные заведения. А так как восприимчивая женская молодёжь увлеклась там революционными идеями и затем способствовала их распространению в России, то царское правительство сильно обеспокоилось. В Департаменте народного просвещения по разряду женских учебных заведений было заведено секретное дело "О мерах к прекращению прилива русских женщин в Цюрихские университет и политехникум". Была образована особая комиссия, которая должна была обсудить вопрос о мерах, вызываемых возрастающим приливом русских женщин в Цюрихские университет и политехникум и прискорбными явлениями, совершающихся в их среде.

Одновременно в печати началось распространение "гнусной клеветы" на женскую учащуюся молодёжь за границей.

Министр граф Толстой, который с таким упорством противился открытию женского университета в 1868 году, теперь под давлением обстоятельств, должен был сам просить высочайшего разрешения на открытие высших женских учебных заведений университетского типа. Однако в этом случае он старался по возможности ограничить рамки будущих высших женских курсов. По проекту комиссии 1873 года, несомненно, под его влиянием, предполагалось учредить трёхлетние курсы только по историко-филологическим предметам, с обязательным трёхлетним же курсом латинского языка.

Эта однобокая программа не прошла благодаря тому, что встретила очень сильного противника в лице принца Петра Георгиевича Ольденбургского, главноуправляющего 4-м отделением собственной его величества канцелярии. Он подверг строгой критике весь проект комиссии, том числе и её предложение по устройству высших женских училищ только в Петербурге и Москве.

Таким образом, 9 апреля 1876 года участь высшего женского образования в России была решена в более разумной форме. Однако и тут у правительства появилась боязнь ответственности за принятое решение ижелание переложить её на других: курсы должны были носить частный характер, им предписывалось называться: "курсы, учреждённые в таком-то городе, таким-то лицом", было запрещено прибавлять к этому названию слова: "учреждение при таком-то императорском университете".

В Петербурге, Москве, Казани, Ктеве и других русских интелегентных центрах началось необыкновенное оживление; обращались к министру народного просвещения за разрешением открыть высшие женские курсы. Они были открыты в сентябре 1878 года в составе двух отделений: словесно-исторического и физико-математического; последнее делилось на два естественное и математическое.

Все лучшие силы Петербургского университета приняли деятельное участие в преподавании на курсах. Д. И. Менделеев, обременённый множеством дел, читал некоторые специальные курсы: земледельческой химии, редких металлов, теоретической химии. В то же время он был одним из усердных жертвователей в пользу "Общества для доставления средств высшим курсам". В феврале 1881 года он должен был временно прервать чтение лекций в связи с ухудшением здоровья и заграничным отпуском.

После смерти А. М. Бутлерова в 1886/87 годах Дмитрий Иванович опять читал "Лекции по теоретической химии". Эти лекции были записаны стенографически, проверялись преподавателем И. В. Богомольцем и изданы в виде литографированного курса.

Это был последний курс лекций Д. И. Менделеева, потому что в мае 1886 года состоялось распоряжение Министерства народного просвещения, которым был прекращён приём слушательниц на Высшие женские курсы ввиду раамотрения общего вопроса особой комиссией, учреждённой при министерстве.

Д. И. Менделеев и спиритизм

По определению Д. И. Менделеева: "Спиритическими явлениями должно называть те, которые происходят на сеансах, совершаемых чаще всего вечером, в темноте или полутьме, в присутствии особых лиц, называемых медиумами; явления эти имеют, в общих чертах, сходство с так называемыми фокусами и поэтому представляют характер загадочности, необычайности и невоспроизводимости в обычных условиях".

"Столоверчение" быстро вошло в моду в Европе. Им стали заниматься с целью любопытства в семейных кругах, а с целью проверки и исследования даже некоторые известные учёные.

Сам А. М. Бутлеров заинтересовался медиумическими явлениями в 1869 году по переезде из Казани в Петербург, где близко сошёлся с двоюродным братом своей жены, А. Н. Аксаковым. Тот познакомил Бутлерова с медиумическими явлениями.

Как рассказывал Бутлеров, он сам долго не мог поверить свидетельству своих собственных чувств, доказывающих реальность таких вещей, которые привык считать противоречивыми здравому рассудку, но, в конце концов, должен был оставить свои сомнения и уступить только потому, что "с фактами не спорят".

А. М. Бутлеров, увлечённый сам, пытался привлечь новых адептов медиумизма. Желая найти сочувствующих между своими товарищами-академиками, Бутлеров обратился прежде всех к своему учителю Н. Е. Зинину. Но тот к спиритизму отнёсся враждебно. Зато верного союзника Бутлеров нашёл в лице своего друга, профессора Николая Петровича Вагнера, известного зоолога писателя.

Бутлеров с Аксаковым пригласили к себе Бредифа - сильного медиума-профессионала - на частные сеансы, на которых, конечно, присутствовал и Вагнер. Увиденное так поразило его, что он окончательно уверовал в медиумизм и решил описать впечатления о сеансах с Бредифом в "Вестнике Европы".

Научный авторитет и убеждённый тон письма Н. П. Вагнера взволновали часть интелегенции. Письмо, помещённое Вагнером в "Вестнике Европы", вызвало протест со стороны Д. И. Менделеева. Он внёс в Физическое общество предложение об учреждении комиссии для рассмотрения медиумных явлений.

Общество постановило образовать комиссию для рассмотрения медиумных явлений. В комиссии участвовали следующие члены: И. И. Боргман, Н. П. Булыгин, Н. А. Гезехус, Н. Г. Егоров, А. С. Еленев, С. Н. Ковалевский, Д. И. Менделеев, Ф. Ф. Петрушевский.

На второе заседание комиссии 9 мая 1875 года, согласно приглашению, прибыли А. Н. Аксаков, А. М. Бутлеров и Н. П. Вагнер, где сообщили об основных терминах и категориях медиумных явлений.

Третье заседание комиссии было 27 октября 1875 года, и затем до 11 ноября включительно состоялось 8 заседаний, на которых производились опыты с медиумами.

Д. И. Менделеев, с согласия Комиссии, прочёл 15 декабря 1875 года в аудитории Русского Технического общества в Петербурге, публичную лекцию. Не буду приводить всё содержание - вот только её маленькая выдержка, которая обозначит настроения Менделеева.

"Пусть некто напишет, что земля имеет кубическую форму, и составит себе кружок адептов. Все прочие должны молчать до тех пор, пока не убедятся, что земля имеет кубическую форму".

Эта лекция получила свой ответ в виде статей Вагнера. Затем был проведён ещё не один сеанс спиритизма с различными медиумами, в результате которых были сделаны определённые выводы.

"На основании всей совокупности узнанного и увиденного члены комиссии единогласно пришли к следующему заключению: спиритические явления происходят от бессознательных движений или от сознательного обмана, спиритическое учение есть суеверие." Комиссия на этом этапе признала свои дела законченными и закрыла свои собрания.

Через месяц после напечатания заключения комиссии, 24 25 апреля 1876 года Д. И. Менделеев прочёл ещё две публичные лекции о спиритизме. В них он изложил историю занятий комиссии и результаты, полученные от них, свой взгляд на отношение науки к спиритизму. В последней лекции, прочитанной 25 апреля 1876 года, Д. И. Менделеев вновь пересматривает все спиритические явления: столодвижение, столописание, туки, летание стола, появление духов - указывает, что все эти явления, кроме двух последних, объясняются обычными физическими силами. Бывши неоднократно свидетелем поднятия стола, Дмитрий Иванович говорил: "ЯтАжуверен, что в медиумных сеансах стол просто поднимают, подобно тому, как поднимают его при переноске мебели, только делают это незаметнотАж Охотно допускаю даже, что они делают это незаметно, в особенности впадая в бессознательное состояние, которое называется трансом; тогда они делают сами не зная что, с некоторой привычкой и ловкостью, не производя обмана".

Затратив много времени, труда и нервов в спорах со пиритами, комиссия достигла желаемых результатов. Она показала, что учёные не страшатся новизны этих явлений, потому что её нет. Она сняла со спиритических явлений печать таинственности, и положила предел распространению нового суеверия.

Под влиянием заявления, опубликованного комиссией в газете "Голос", изменилось и мнение прессы о спиритических явлениях. Через "Journal de St.-Petersburg" от 30 марта весть о комиссии попала за границу. Там взглянули уж чересчур благоприятно на возможные плоды трудов комиссии, отмечал Д. И. Менделеев. Так, например, хроникёр парижской газеты "Le Temts" засомневался даже в жизненности спиритизма.

Свою третью лекцию о спиритизме, а вместе с тем и книгу "Материалы для суждений о спиритизме" Д. И. Менделеев заключает словами: "По моему мнению, польза от разговора о спиритизме у нас, наверное, будет, потому что о нём обе стороны пишут и говорят свободно: увидят соотношение между наукою и учёными, подумают над приглашением скоро, бойко строить больше мосты, станут разбирать их проекты, отличать цель от средств, словом иные задумаются. Если бы заставили молчать - не было бы и этой посильной пользы. Дайте высказаться новому. Если в нём есть противное здравому смыслу, истине - нравственный союз школы, литературы и науки уже достаточно у нас силён для того, чтобы этому противодействовать. Не беда, если новенькое - ложное сперва, кой-кого и увлечёт. Это даже хороший знак, что у настАж дорога широкая и свободная".

К вопросу о спиритизме Д. И. Менделеев больше не возвращался. Русское общество должно быть признательно ему за то, что он возбудил вопрос о рассмотрении спиритизма и на своих плечах вынес главную тяжесть неприятностей, выпавших на долю комиссии. Если Н. П. Вагнер говорил, как тяжело досталось это дело А. М. Бутлерову, то нельзя не указать того, что и Менделееву было не легко вести бесплодные споры по вопросу, который он считал ненаучным, с Бутлеровым, которого глубоко уважал как учёного и как доброго товарища. Когда А. М. Бутлеров скончался, Дмитрий Иванович поместил его портрет у себя в кабинете в числе мировых учёных и государственных деятелей, которых особенно чтил.

Труд, потраченный Д. И. Менделеевым в комиссии по спиритизму, не пропал даром: увлечение спиритизмом в русском обществе быстро прошло, новое суеверие не стало распространяться, чего Менделеев и желал достигнуть. Много лет спустя Дмитрий Иванович говорил своему сыну Ивану Дмитриевичу: "Наше расследование, как его не ругали, произвело в обществе решительное впечатление. С тех пор спиритизм как рукой сняло".

Мировоззрение

Не могу, даже просто смелости у меня такой не хватает, закончить изложение своих "Заветных мыслей", не попытавшись передать своих исходных положений, выработавшихся всею совокупностью испытанного и узнанного в жизни, так как этими положениями не прямо, а косвенно определяется все мое изложение. Считаю это тем более необходимым в наше время, что оно явно занято "переоценкою" и сосредоточенным стремлением найти вновь как-то затерявшееся "начало всех начал", исходя то из субъективной самостоятельной точки зрения, то из какого-то абстрактного единства, будь оно энергия вообще, или, в частности, электричество, или что-либо иное - только, не древнее исходное начало, богом наименованное. От физики до метафизики теперь стараются сделать расстояние до того обоюдно ничтожно малым, что в физике, особенно после открытия радиоактивности, прямо переходят в метафизику, а в этой последней стремятся достичь ясности и объективности физики. Старые боги отвергнуты, ищут новых, но ни к чему сколько-либо допустимому и цельному не доходят; и скептицизм узаконяется, довольствуясь афоризмами и отрицая возможность цельной общей системы. Это очень печально отражается в философии, пошедшей за Шопенгауэром и Ницше, в естествознании, пытающемся "объять необъятное" по образцу Оствальда или хоть Циглера (в Швейцарии, например, в его: Die wahre Einheit von Religion und Wissenschaft. Von 1. Н. Ziegler, D-r philos. Zurich, 1904, и еще лучше в его: Die wahre Ursache dег hellen Lichtstrahlung des Radiums. 1905), в целой интеллигенции, привыкшей держаться "последнего слова науки", но ничего не могущей понять из того, что делается теперь в науках; печальнее же всего господствующий скептицизм отражается на потерявшейся молодежи, так как ей самой, как она знает, зачастую приходится разбираться в явных противоречиях между тем, что она читает и слышит в разных аудиториях одного и того же факультета, что и заставляет молодежь считать себя судьями, а своих учителей, либо одного, либо обоих,-- отсталыми, у них опоры ищущими, и только ценить "свободу", понимаемую в виде свободного халата. Известно, что скептицизм-то и сгубил казавшиеся столь крепкими устои древнего мира, и немало мыслителей, думающих то же самое про устои современности. Не думая так, постараюсь, насколько сумею, высказать свою точку зрения, причем, во-первых, надеюсь "гусей не раздразнить", а все же сколько-нибудь выяснить те основания, на которых созидается скептицизм научного или философского свойства, и, во-вторых, начну прямо с вывода, чего советую краткости ради придерживаться и в готовящихся обсуждениях нашей Государственной думы.

Современный научно-философский скептицизм берет свое начало из вековечно существовавшего и долженствующего вечно существовать стремления людей признать единство всего внутреннего и внешнего мира, что и выражено в признании единого Бога и в стремлении это исходное понятие об "едином" по возможности реализовать или узнать ближе. Первое признавать правильным, по мне, совершенно необходимо, а второе во всех отношениях неправильно, недостижимо и к скептицизму-то и приводит. Одни видели это единство в солнце, другие - в самодержавии, воображаемом и вечном старике, третьи - в единоличном людском разуме, четвертые - в некоем отвлеченном высшем разуме, пятые видят в какой-то единой материи, шестые - в энергии или силе, седьмые - в воле, восьмые - в индивидуализме, девятые - в человечестве, да мало ли в чем. Стремление реализовать так или иначе "единое", или "единство", есть естественное следствие пытливости, и за последнее время но приобрело особую напряженность, когда успехи в реальных науках стали не только явно возрастать, но и быть видными даже в ежедневной жизни. Формализм, придаваемый обыкновенно всем религиозным вероучениям, не исключая ни шекеров, ни бабидов, ни протестантов, есть тоже известная реализация того, что реальным требованиям разума очень мало отвечает, потому что вечное, общее и единое во всяком случае логически выше реального, которое познается лишь во временном, частном и многообразном лишь разумом и в отвлечении обобщаемом, что и составляет область наук, а в их числе и философии, если она не становится на ходули науки наук. Науки в сущности отвлекают от прямого реализма, и если они либо по сюжету реальны, либо реально полезны, потому что дают полезные предсказания, то тем самым только подчеркивается необходимость отвлечений, их значение и полезность. Очень должна быть велика путаница мысли, когда с научными приемами хотят найти реализацию высшего единства, одним реальным выразить множество реальностей или отвлечений. Вот и выходит белка в колесе. А как это увидят, сейчас и бросают, сейчас и впадают в скептицизм по отношению ко всем и всяким обобщениям, конечно, кроме слов, которые сами по себе не что иное, как первичные обобщения. Реализация, какая бы там ни была, обобщения, столь отвлеченного, как общее "единое", или "единство", просто-напросто противоречит самому духу наук и ни к чему, кроме сомнений скептицизма, приводить не может. Порок тут вовсе не в самой идее единства, а только в стремлении его реализовать в образы, формы и частные понятия. Никогда этого не достичь по самой логике дела, а общее "единое" не следует и пытаться представить ни в таких материальностях, как вещество или энергия, ни в таких реальностях, каковы разум, воля, индивидуум или все человечество, потому что и то и другое должно охватываться этим общим "единым", и то и другое составляет лишь предметы обобщающих наук.

Итак, я объясняю скептицизм тем, что неразумность заставляет науку, обобщающую реализм и выводы предсказаний его покоряющую на пользу людскую и тем к реальности возвращающую, - заставляет науку относиться с теми же приемами к своим крайним обобщениям. Да этого делать-то не следует, потому что научные обобщения не есть уже меняющаяся безграничность или реальность, а ограничены тем, что удалось изучить (а изучены лишь "песчинки на берегу океана неизвестного", как сказал Ньютон) до того, что стало возможным кое-что предсказывать, и эти научные обобщения должны оставаться неизменными, пока само изучение реальности не заставит их изменять, расширять и совершенствовать. Оттого-то ничего толкового и полезного и не дала и не дает вся метафизикаВ·
, на которой и покоится весь скептицизм.

Но довольно о нем. Во всяком случае признать громадность массы совершенно неизвестного - неизбежно необходимо. Есть или нет в той или в этой данной области познаний какая-либо грань, которую нельзя перейти, я и рассматривать не стану, потому что для передачи того, что составляет предмет моих исходных мыслей, вовсе это решать и не надобно. Дело идет о данном времени и лишь о том, до чего может ныне достигать разумное обобщение, на чем должно или может соглашаться, хоть временно успокоиться лично, вовсе помимо "начала всех начал", для которого почва создается не изучением, а тем, что называется верою и определяется инстинктом, волею, чувством и сердцем. Ведь где-нибудь да кончаются же обобщения разума? Не сводится же вся его веками собираемая в науке работа на одну разработку частностей? Где же грань современных разумных обобщений, если не в "едином" общем? Вот тут вопрос мировоззрения, задача того разряда мыслей, по которому сыздавна отличают такие просто прикладные науки, как медицинские, инженерно-технические и юридические, от философских, куда относят не только саму философию, филологию и историю, но и все математические и естественные науки. Первые со вторыми связаны так тесно, что в этой тесноте запуталось много умов, но простой здравый смысл ясно сознает, что прикладные науки движутся философскими и в то же время что философские науки разрабатываются только потому, что их хотя бы и тусклый свет все же освещает пути жизни, т. е. служит на пользу и прямо и косвенно - через посредство прикладных наук. Уже одно первичное и явно не могущее никогда закончиться искание новых частей истины, отличающее науку, прямо указывает на стремление ее к усовершенствованию и на признание бездны неизвестного; короче, служение науке учит скромности, соединенной с настойчивостью, и отучает от скороспелой заносчивости и рабства предубеждениям. А так как наука исходя из действительности или реальностей постепенно все же доходит до некоторых положений или утверждений, несомненно оправдывающихся наблюдениями и опытами, то считать их частичной истиной или "законами" право имеют. Этого-то от науки, кажется, никто и не отнимает. Но так как в республике науки "свобода" мнений обеспечена до такой степени, что нет и попыток спрашивать большинство ни тайно, ни явно, то говорить от имени науки волен не только каждый, чему-либо учившийся, любой писатель, писака и фельетонист, но и простой проходимец, а потому заблудиться в "последних словах науки" чрезвычайно или до крайности легко. И не сыщется тут, пожалуй, никаких, кроме разве отрицательных, признаков для отличения всяких форм узурпации от действительного голоса науки, так как и чутье, здесь могущее руководить, не прирожденно и приобретается только долгим и горьким опытом. Он показывает, однако, что спокойная скромность утверждений обыкновенно сопутствует истинно научному, а там, где хлестко и с судейскими приемами стараются зажать рот всякому противоречию, истинной науки нет, хотя бывает иногда и художественная виртуозность, и много ссылок на "последнее слово науки". Почитайте-ка, как Коперник или Ньютон проводили найденные ими истины, - убедитесь. Наука истинная как будто говорит или советует: "пожалуйста, не верьте на слово и постарайтесь только проверить", - оттого со своей стороны не могу не высказать совета: за науку настоящую считайте только то, что утвердилось после сомнений и всякого рода испытаний (наблюдений и опытов, чисел и логики), а "последнему слову науки" не очень-то доверяйтесь, не попытавши, не дождавшись новых и новых поверок. Новое искание истин - это только и есть наука, но из этого вовсе не следует, что она сводится к "последним словам". Действуя в науке более 50 лет, убеждаешься в необходимости этой осторожности. Доказывать этого здесь не буду, хоть и не закаиваюсь возвратиться к этому предмету в другом месте или при другом случае. Случаев-то благо теперь множество, больше чем когда-нибудь. Да, "переоценку" хотят иные сделать и в науке, такое уж теперь время, всюду - не у нас одних - бродит закваска, и требуется ясно писать "Заветные мысли" хотя бы для того, чтобы избежать хоть части огульных недоразумений. Вот для этой-то цели и считаю необходимым вновьВ·
сказать, что, по моему разумению, грань наук, доныне едва достигнутая и, по всей видимости, еще и надолго д

Вместе с этим смотрят:

"Архитектурная сказка" М. Ф. Казакова

"Великая депрессия" в США

"Византийский стиль" в архитектуре Москвы

"Дворцовые перевороты" и усиление позиций аристократии и гвардии: причины и последствия

"Золотой век" Екатерины II. Россия во II половине XVIII века