Ильин И.А., о нем
Владимир Можегов, Москва
В своей работе ВлПуть духовного обновленияВ» Ильин сформулировал кредо, которому неукоснительно следовал и которое смело можно назвать девизом всей его жизни: "Жить стоит только тем и верить стоит только в то, за что стоит бороться и умереть, ибо смерть есть истинный и высший критерий для всех жизненных содержаний"
Философ поющего сердца
(К перезахоронению останков И.А. Ильина в Москве).
Бывает так, что входишь в книгу одним человеком, а выходишь уже другим, как будто прошел через очистительное небесное пламя. Встречи такие редки, зато остаются навсегда. Из таких, для меня наиболее памятны две: поэзия Пушкина и философия Ивана Ильина.
Помню, как упал мой взгляд на книгу с названием "Путь к очевидности" в тот, наверное, самый момент, когда я в очевидности этой больше всего и нуждался: ВлЧеловек рожден прежде всего тАФ для созерцания: оно возносит его дух и делает его окрыленным человеком; если он сумеет верно пользоваться этими крыльями, то он сможет осуществить свое призвание на землеВ». Помню, как после штудировал его "Аксиомы религиозного опыта": ВлЧеловек, имеющий действительно единый и единственный религиозный центр, живет и поступает, имея перед собой не много разных "возможностей", но единственную необходимость: он не может иначе действовать; и не хочет иначе; и не может иначе хотеть: и не хотел бы иначе мочьтАжВ». ВлЧтобы предать святыню тАФ надо ее "иметь" тАжв смертный час, требующий строгой проверки и окончательного решения, приходят к выводу, что их мнимые "убеждения" не имели ни духовных корней, ни сердечного "наполнения". Такой человек тАж узнает теперь впервыетАж что он не был предан ничему и что потому он "предает" без "предательства"В». ВлРелигия не терпит ни мнимых актов, ни мнимой молитвы, ни пролганных содержаний, ни неискреннего общения; тАжИбо пошлость и неискренность, наряду с сердечной мертвостью, суть основные источники грехаВ»тАж
Помню, как мучили меня сомнения по поводу искусства со всеми его дефинициями тАФ "искус", "искусственность" и т. п. И, как открыв его книгу "О совершенном в искусстве" я разрешил свои сомнения, прочитав первую же фразу: "Искусство есть служение и радость "тАж
Ильин открывал для меня того Пушкина, которого я когда-то знал в детстве, которого потом затерала школа, выбивали увлечения юности, окончательно извратили всевозможные "измы", того Пушкина, в которого я уже сам, замирая от изумления тАФ погружалсятАж "Солнечный гений, сковывющий своим светом хаос", писал Ильин о Пушкине и сам становился для меня таким, насквозь пронизывающим светом, что сковывал мой собственный хаос и, разгоняя, порожденных "сном разума", чудовищ, оказывался моим собственным "путем к очевидности".
"Он обладал гениальным искусством прозревать сущность вещей тАФ без аналитических подробностей, без диалектического педантизма и теоритических выкладок: он лишь бросал взгляд и точно, быстро схватывал самое главное тАФ божественную сущность всего" тАУ писал Ильин о Пушкине и его собственная мысль, точная, как математическая формула, краткая и четкая, как афоризм, становилась для меня противоядием от всякой тенденциозности: рядом с ее поэтическим огнем делались жалкими как идеологические схемы, так и безответственные восторги.
Это Влмышление тАФ в пении; а пение тАФ из созерцания, из созерцания движимой страстью и борющейся за Божественное душиВ», которым Ильин определял Пушкина, было, несомненно, его собственным мышлением, пением и созерцанием. ВлтАжИ чем дальше погружаешься в постижение смысла вещей, тем сильнее убеждение, что находишся в сокровеннейшей и благороднейшей лаборатории идей тАФ там, где великие всех времён и народов задумывали свои лучшие творения, стоя перед Ликом Господним" писал Ильин о поэзии Пушкина, и становилось понятным, откуда в нем самом эта огненная сила и убедительность каждого слова. "Его (Пушкина) исторической задачей было только одно тАФ воплотить в зримый образ русскую душу во всей её страстности, во всей её широте и сердечной глубине, облечь её в прекрасную творческую формутАж" и становилась понятной его собственная историческая задача тАФ вслед за Пушкиным облечь в Влпрекрасную творческую формуВ» саму русскую мысль. Недаром, Михаил Васильевич Нестеров, запечатлел его на своей картине ВлМыслительВ» как живой её образ. И другой замечательный русский художник Юрий Селиверстов готовился создать портрет Ильина к своей ВлРусской думеВ», и только преждевременная смерть художника помешала осуществлению этого замысла.
Символично, что одной из первых публикаций Ивана Ильина стала его разгромная рецензия на книгу Ленина (вышедшую, кстати под псевдонимом Вл. Ильин) ВлМатериализм и эмпириокритицизмВ». Судьба еще раз сводила их. Существует легенда, распространившаяся по Москве в 1922 году, будто бы Ленин в беседе с Луначарским спросил его: ВлКто это такой Ильин? Читаю его замечательную книгу о Гегеле, кто этот Ильин? Где он?В». Луначарский ответил: ВлИльин тАУ профессор Московского университета. Сейчас он арестован и сидит в тюрьмеВ». Ленин приказал ВлНемедленно освободитьВ». Впрочем, Вллегенда примечательная, но сомнительная в деталях и больше похожая на легенду о ВлдобротеВ» дедушки Ленина, чем об ИльинетАж. тАУ пишет его биограф тАУ Конечно, прочесть книгу Ивана Ильина о Гегеле было, видимо, не просто человеку, даже конспектировавшему когда-то ВлНауку логикиВ». Тем не менее, Ильин, этот горячий апологет Белого движения, неистовый борец с большевизмом, никогда и не перед кем не скрывавший своих убеждений (примечательны в этом смысле стенограммы его допросов в ЧК), действительно был освобожден и выслан на знаменитом Влфилософском пароходеВ» в Германию в 1922 году вместе с другими философами, учеными, литераторами. И, конечно, тут же включился, в борьбу.
2.
Огромно как литературное наследие Ильина (насчитывающее более сорока книг и брошюр, несколько сот статей, десятки лекций) так и охват тем: философия, право, история, культура, искусство, нравственность, психология, религия, литературная критика, художественная миниатюра. Он писал о писателях и музыкантах, архитектуре и государственном строительстве, смысле войны и истории, религиозном опыте и поэтическом вдохновении и, при всем этом разнообразии, всё написанное им не только лишено и тени эклектики, но, наоборот, подобно единому выдоху многотрубного органа.
Но, всё же, лучше его слова были сказаны о Пушкине, которого Ильин безмерно почитал как гениального носителя, законодателя, просветителя русского духа и как пророка. Говоря о природной страстности русской души, Ильин писал: ВлЗдесь мы касаемся одной из великих тайн Пушкина и его пророческого духа. Именно: страсть, озаренная до глубины разумом, есть новая страсть тАФ сила духовной очевидности. Разум, насыщенный страстью из глубины, есть новый разум тАФ буря глубокомыслия. Страсть, облеченная в художественный вкус, есть сила поэтического вдохновения. Страсть, изливающаяся в совестное благородство, есть сразу: совесть, ответственная свобода духа и беззаветное мужество души. Страсть, сочетающаяся с религиозной чуткостью, есть дар прозрения и пророчества. И голос этого пророческого зова, обращенного к России, не забудется, пока русский народ будет существовать на земле: тАФ Страсть есть сила, Богом даруемая; не в ней грех, а в злоупотреблении ею. Ищи ее одухотворения, русский человек, и ты создашь великое. И на твой безудерж есть совершенная мера благородства, вкуса, разума и веры..В» И, как на совершенную меру, указывал на Пушкина: ВлРусское мироздание (макрокосм) должно было найти в нём свой индивидуальный мир, в котором все классически-сконцентрированные противоречия, трудности, страдания получили бы свою чистую, как образец, форму и разрешение. Из духовных бурь и натиска должен был родиться прекрасный гимн, из хаоса тАФ художественно выстроенный космос: в нём русский по национальности мог и должен был понять, что он несёт в себе, на что способен, чего бессознательно ищет, к чему призван, какие высоты его поджидают, какие художественные созерцания и какую мудрость сердца он должен приоткрытьВ».
И сам же открывал эту мудрость сердца в своей вдохновенной песне о России и свободе: ВлСвобода тАФ вот воздух России, которым она дышит и о котором русский человек всюду тоскует, если он лишен его. Я разумею не тягу к анархии, не соблазн саморазнуздания, и не политическую свободу. Нет, это есть та свобода, которая уже присуща русскому человеку, изначально данная ему Богом, природою, славянством и верою, тАФ свобода, которую надо не завоевывать, а достойно и творчески нести, духовно наполнять, осуществлять, освящать, оформлять.. Я разумею свободу как способ быть и действовать; как уклад души и инстинкта; как живой стиль чувства и его проявления, тАФ естественного, непосредственного, откровенного в личном и искреннего в великом. Я разумею свободу как ритм дыхания, речи, песни и походки, как размах души и полет духа; как живой способ подходить ко всему и вступать со всеми вещами и людьми тАФ в отношение и общениетАж Русский человек чует ее в себе и в другом; а в ком он ее не чует, тем он тяготится. А западные народы доселе не постигают ее в нас; и доселе, когда замечают ее, дают ей неподходящие или даже пренебрежительные названия; и осуждают ее и нас за нее, тАФ пока не побывают у нас в здоровой России, а побывав, вкусив ее, насладившись ею, часто полюбляют на всю жизнь эту русскую свободу, тАФ и нас за нее.. И вот, эта русская душевная свобода выражается, прежде всего, в особом просторе души, в ее объемности и всеоткрытости. Это есть способность вместить в себя все пространства земли и неба, все диапазоны звуков, все горизонты предметов, все проблемы духа тАФ объять мир от края и до края. тАжЭта всеоткрытость души делает ее восприимчивою и созерцательною, в высшей степени склонною к тому, что Аристотель называл "удивлением", т. е. познавательным дивованием на чудеса Божьего миратАжВ» (ВлО России. Три речиВ»)
ВлВот почему эта свобода является свободой дерзновенияВ» тАУ утверждал Ильин. А то завещание, которое по слову Ильина дает русскому народу Пушкин Влгори, играй, импровизируй, но всегда учись сосредоточенному труду и требуй от себя совершенной формыВ» или Влдобротою и щедростью стоит Россия; властною мерою спасается она от всех своих соблазновВ» есть, в той же самой мере, и завещание самого философа.
3.
Иван Александрович Ильин родился в Москве, 28 марта (по ст. ст.) 1883 года, в дворянской семье. Отец его был коренной москвич, а в матери (урожденной Швейкерт) текла немецкая кровь. Гимназию Ильин окончил с золотой медалью и сдвумя только четверками, как ни странно, по логике и русскому языку. На выпускных экзаменах (которых было восемь), он получил все пятерки и только одну тройку по русскому. И это тот самый Ильин, безукоризненный логик и Влисключительный стилист, которого архимандрит Константин (Зайцев) (бывший до принятия монашества помощником Струве по редакции ВлВозрожденияВ»), сравнивал с Влмитрополитом Филаретом Московским, этим величайшим, рядом с Пушкиным, мастером языка»» пишет его биограф. Парадоксальность Ильина, как видим, проявилась с первых же шагов в его жизни.
Его увлечение анархизмом пришлось на годы обучения на юридическом факультете Московского универститета
С 1906 года, когда Ильин, закончив университет с дипломом первой степени, остался в нем для приготовления к профессорскому званию, до трагического для России 1917 года, он успел проделать путь от настроений крайне левых к крайне правым и встретил революцию ярым и непримиримым врагом большевизма. Речи об эмиграции в то время еще не было: ВлУходят ли от постели больной матери? Да еще с чувством виновности в ее болезни?В» с горечью спрашивал он.
И вспоминается еще одно слово, сказанное им о Пушкине: ВлтАжнадо было, что бы Пушкин, будучи современником своего поколения, заключал в себе все опасности, все выкрутасы своей эпохи тАФ все обольщения и слабости русской интеллигенции, чтобы их преодолеть и указать путь к этому преодолениюВ». Так и он сам, мучительно преодолев все соблазны времени, Влвсе выкрутасы своей эпохиВ», Влвсе обольщения и слабости интеллигенцииВ», пришел к такой духовной очевидности, которая позволила и ему самому стать истинным и признанным пророком народного духа. ВлтАжТаковым он и был, тАФ отмечает биограф тАФ но не в смысле гадателя или предсказателя, а в том смысле, что он разработал задачи России раньше, чем они реально встали перед русским народом, многое из предсказанного им уже свершилось, и многому еще предстоит свершитьсяВ».
4.
Быть может, самое трудное, переломное для себя время, Ильин пережил в 1921 году, еще находясь в Москве, когда умер его отец. В письме к своей тетке Л.И.Гуревич, он писал: ВлЯ ощутил в его уходе не смерть, а Влныне отпущаешиВ» тАУ молитву, которую я тихо читал над ним во время его последних, глубоких и беспомощных вздохов. Это была не смерть, это было освобождение созревшего духа тАУ Влбезболезненное, непостыдное, мирноеВ»; духа тАУ переболевшего и победившего всю свою сильную и не покорную земную страстностьтАж. Вечером поздно, в день его кончинытАж меня посетила минута малодушия: я думал с завистью о нем, ушедшем; жизнь стала так бесконечно страшнее и противоестественнее смерти, что смерть иногда кажется освобождающим покоем. Я никогда не думаю о самоубийстве и считаю его постыдным бегством; но в минуту малодушия душа иногда просит: Влотзови! освободи!В». И вот мне попалось стихотворение Хомякова ВлТруженникВ», которое я прочел впервые и которое потрясло меня ответомВ». И далее в письме Ильин приводит это стихотворение Хомякова, которое мы помещаем в самых важных его фрагментах, как красноречивейшее отражение его собственного духовного пути:
По жестким глыбам сорной нивы
С утра, до истощенья сил,
Довольно, пахарь терпеливый,
Я плуг тяжелый свой водил.
Довольно, дикою враждою
И злым безумьем окружен
Боролся крепкой я борьбоютАж
Я утомлен, я утомлен.
Пора на отдыхтАж
И далее, в ответ на собственные жалобы, Пахарь говорит себе:
Безумец, нет тебе покоя,
Нет отдыха: вперед, вперед!
Взгляни на ниву, пашни много,
А дня не много впереди.
Вставай же, раб ленивый Бога!
Господь велит: иди, иди!
И снова, смирившийся пред очевидностью, Пахарь отвечает себе:
Иду свершать в труде и поте
Удел, назначенный Тобой,
И не сомкну очей в дремоте,
И не ослабну пред борьбой.
Не брошу плуга, раб ленивый,
Не отойду я от него,
Покуда не прорежу нивы,
Господь, для сева Твоего.
На сороковой день после похорон отца Ильин читал доклад в Психологическом обществе о религиозном смысле искренности: ВлКризис наш тАУ не только наш; это мировой кризис религиозности. Живое, жизнестроительное отношение к божественному заглохло, замерло в народах. Это кризис не христианства (не учения Христа, а того, что из него сделали два тысячелетия). Я пытаюсь восстановить глубокую, цельную, кристаллическую и в то же время страстную природу религии; показываю, что религия тАУ не обряд, не догма, не конфессия, а цельно-искренняя и духовно-страстная преданность (любовь на смерть) тем божественным лучам, которыми пронизан мир и пребывание в которых только и может открыть человеку подлинное бытие Божие. Это не реформа ВлпонятийВ» религий, а первый камень новой религиозной реформации; не той реформации, которая позволяет самим Влчитать БиблиюВ», но той, но той, которая зовет к дерзающему и радостному Бого-увидению. Наши дни ставят человека на распутьи: или в бесстыдную пошлую жадность через ложь и насилие; или к новому Бого-узрению, через очищение, тоску по божественному и любовь. Период лицемерного христианства, гуманных слов и жадных дел, приличной лжи и немецкой религиозности тАУ идет к концу. Я вижу на небе далекую зарю религиозного обновления, мечтаю о нем и всеми силами пытаюсь начать навстречу ей Влвзрыв Его нивыВ».
Примерно в это время он начинает труд, над которым будет работать более тридцати лет и который станет основным трудом его жизни. Уже готовя к печати свои ВлАксиомы религиозного опытаВ», он напишет в предисловии о том же кризисе религиозности:
ВлСовременное человечество изобилует "православными", "католиками" и "протестантами", которым христианство чуждо и непонятно; мы уже привыкли видеть в своей среде "христиан", которые суть христиане только по имени, которые лишены религиозного опыта и даже не постигают его сущности. И эта своеобразная безрелигиозность религиозно-сопричисленных людей все меньше тревожит нас. А это свидетельствует о глубине переживаемого нами духовного и религиозного кризисаВ». Основанием всякой религиозной веры Ильин полагал Влличный религиозный опыт человека, а источником тАФ пережитое в этом опыте ОткровениеВ».
Будучи человеком глубоко православным, Ильин, как это и свойственно истинной любви, не чурался чужих культур, руководствуясь суждением апостола Иоанна Богослова: "знайте то, что всякий, делающий правду, рожден от Него" (1Ин.2:29) и Влсчитая, что Влвсе человечество, христианское и нехристианское, включено в великий план Божьего домостроительстваВ». Интересен в этом смысле тот ВлнетривиальныйВ», как пишет его биограф, список книг, который он рекомендует для чтения родственнице, с которой ведет обширную переписку: Феофан Затворник ВлПуть ко спасениюВ», И.В.Попов ВлРелигиозный идеал св. Афанасия ВеликогоВ», его же ВлМистическое оправдание аскетизма в творениях Макария ЕгипетскогоВ», два тома ВлДобротолюбияВ», труды Экхарта, Конфуция, Бхагват-Гиту, Вл. Соловьева ВлЧтение о богочеловечествеВ», ВлИсповедьВ» Блаженного Августина и два тома Симеона Нового Богослова в пер. Феофана Затворника.
ВлЯзыческий мир тАУ писал в ВлАксиомахтАжВ» Ильин тАФ имел своих, по времени и удалению еще не видевших Христа, созерцателей, молитвенников и праведниковтАж Языческие народы совсем не были богоотверженным, духовно-мертвенным и обреченным на гибель множеством, но имели свою меру откровения, свою вдохновленную мудрость, свою живую религиозность и добродетельВ».
Истинное христианство Ильин видел не в Влуходе от мираВ», а в преображении мира любовью: Влхристианин призван не бежать от мира и человека, отвергая и проклиная их, но вносить свет Христова учения в земную жизнь и творчески раскрывать дары Святого Духа в ее ткани. А это и значит создавать христианскую культуру на землеВ» (ВлОсновы христианской культурыВ»). Ильин и готовил и создавал эту новую христианскую культуру, которая призвана была, по его мысли, готовить эпоху нового духовного возрождения: ВлтАжвсе праздные и безответственные слова, которые накопил слепой рассудок в эпоху так называемого "просвещения", т.е. сущего духовного помрачения. тАФ давно произнесены, напечатаны и распространены по всей вселенной То, что могло быть разрушено, тАФ или уже рухнуло, или, наоборот, окрепло и утвердилось. Мы вступили в новую эпоху. Пришло время неробкой веры, духовной и самодеятельной религиозности, исходящей из сердца, строящейся сердечным созерцанием, утверждающей свою удостоверенность и разумность, знающей свой путь, цельно-искренней, ведущей человека через смирение и трезвение к единению с Богом.В»(ВлАксиомытАжВ»).
Интересно, что после огромного успеха лекций Ильина в немецких церковно-общественных организациях на темы духовного обновления, организаторы чтений хотели издать книгу на немецком языке, однако немецкие издатели, ознакомившись с рукописью, отказались печатать ее, мотивируя тем, что она Влпропитана духом Евангелия от ИоанннаВ», то есть дышит ВлчрезмерноВ» светлым началом любви, доминирующим у апостола Иоанна.
Вершиной философской прозы Ильина стали три, написанные по немецки книги, связанных единым замыслом и стержнем: 1. Я всматриваюсь в жизнь. Книга раздумий. 2. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. 3. Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований (получившая в русском своем варианте название ВлО грядущей русской культуреВ». ВлЭти три книги тАУ писал его ученик Р.М.Зиле, тАФ представляют собою совершенно своеобразное литературное творчество: это как бы сборники не то философских эскизов, не то художественных медитаций, не то просветительно-углубленных наблюдений на самые разнообразные темы, проникнуты одним единым творческим писательским актом тАУ во всем видеть и показать Божий лучВ». ВлЭтим триптихом тАУ писал о своей книге сам Ильин тАУ я пытаюсь заткать ткань новой философии, насквозь христианской по духу и стилю, но совершенно свободной от псевдофилософского ВлбогословствованияВ»тАж Это философия простая, тихая, доступная каждому, рожденная главным органом православного Христианства тАУ созерцающим сердцем, но не подчеркивающая на каждом шагу Влсвоей школыВ». Евангельская совесть тАУ вот ее источникВ». Как справедливо пишет биограф Ильина: ВлЕсли попытаться кратко выразить суть творчества, жизни и подвига Ивана Александровича, то лучшего определения, чем ВлПоющее сердцеВ», к нему не подобратьВ».
5. ВлСлово это гоголевское тАУ пошлостьтАжВ»
Замечательны работы Ильина об искусстве. Сам он страстно любил музыку и театр, был знаком со многими замечательными русскими композиторами, музыкантами, писателями. Большая дружба связывала его с Сергеем Рахманиновым, Николаем Метнером, Иваном Шмелевым. Искусство же модернизма и его представителей Иван Александрович наоборот, резко не принимал, считая его беспредметным и сооблазнительным.
Его перу принадлежит фундаментальный труд: ВлО тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин тАУ Ремизов тАУ ШмелевВ». Замечательные по глубине работы посвещены Гоголю, Достоевскому, Толстому. Вот лишь несколько его суждений:
Отличая гений и талант (Влталант касается только понятия как в творчествеВ», а Влсодержательно тАУ индефферентенВ», в то время, как Влгениальность имеет дело с третьим, духовным измерением предметного созерцанияВ»), Ильин называл Гоголя Влодносторонним талантом при многосторонней гениальностиВ», в чем видел его трагедию, как художника. Девиз для творчества Достоевского Ильин находит в его юношеском письме Влмне кажется, что наш мир тАУ чистилище небесных духов, зараженных греховной мысльюВ». Но, конечно, центром его художественного мира всегда оставался Пушкин. ВлПушкин тАУ большая классически прекрасная дверь в здание, в котором Достоевский тАУ лишь гениальная пристройка, лишь флигель боковойВ»тАж
Еще в юности Ильина сильно занимала тема пошлости, своей гениальной интуицей он провидел здесь едва ли не главную проблему всего мирового духовного кризиса: ВлВнутренне часто возвращаюсь к вопросу о пошлости и феноменологически стучусь в неетАж Писать о ней надо бережно; в самой теме так много суда, обличения и боли, что опасность: больше осудить, чем познать тАУ очень велика. Надо еще глубже вскрыть источники ее в самом себе; и напрасно не понимают люди, что истинный суд включает суд над собой и истинное обличение тАУ самообличение. Творческое ВлнетВ» есть непременно ВлнетВ» по отношению к элементам своего микрокосма. Ненавистность пошлости тАУ неописуема; у немцев тАУ захлебываешся в ней. Все живое воплощение высот тАУ деградирующее. И самодовольство этого вседеградирующего массового хрюка тАУ вопиет о себе не переставаяВ» пишет он в одном из писем 1911 года. А в 1944 году, в работе посвященной Гоголю говорит "Слово это гоголевское тАФ пошлость. Напрасно искал я в европейских языках ему синоним, напрасно спрашивал о нём тщеславных языкознавцев и профессоров философии тАФ никто и ничего не подсказал. А между тем это слово-понятие высвечивает главную проблему религиозной философии, хотя, надо сказать, не трактуется ни в одной философии религии Европы". Пошлость во всех ее проявлениях тАУ это и был главный враг Ильина, с которым вел он свою непримиримую борьбу на всех фронтах тАУ в политике, культуре, религиитАж И в очищение от пошлости тАУ видел великую миссию русской литературы, особенно Пушкина и Гоголя: "В последнюю свою встречу, пишет Иван Ильин, Пушкин и Гоголь поклялись приступить к этому изобличению (пошлости)* и очищению. "Мёртвые души" (эта грандиозной эпопея, по мысли Гоголя должна была включать три части, его взгляд на судьбы России ( "первая должна была отражать преисподнюю, вторая тАФ чистилище, а третья грезилась ему чем-то вроде Рая") должны были положить начало развенчанию пустоты и очищению во всерусском масштабетАж Здесь замышлялся и зачинался крестовый поход, и этот поход (о чём Пушкин с Гоголем из скромности и не предполагали) можно и должно было осуществить во всемирном масштабе. тАж Концепция Пушкина и Гоголя строилась на религиозной основе, а потому верна и в плане очищения души могуча. То, с чего следовало начинать, было негативной, изобличительной задачей, которая требовала эмпирической зоркости, юмора и сатиры. И только двое этих мужей знали, что они затевали и что собирались предпринять: вызвать к жизни в России эпоху религиозного очищения, отдав этому всё своё художество, всю силу своего созерцания. Этой эпохи тАФ заключает Иван Ильин тАФ мир ждёт и по сей день". (ВлГении РоссииВ») Подготовке этой эпохе, этого всемирного крестового похода против пошлости жизни во всех ее проявлениях посвятил Иван Ильин всю свою жизнь.
Несомненно, что в плеяде замечательных русских религиозных мыслителей серебрянного века, Иван Ильин занимает особое место. Удивительно, что этот ясный философ, который поэтичнее Флоренского, энергичнее Бердяева, глубже С. Булгакова, а своей всеохватностью может соперничать с Соловьевым, и при этом лишенный всякого философского ВлромантизмаВ», до сих пор не оценен по достоинству. Но известно, что и Пушкин после своей трагической дуэли был надолго забыт современниками. Возрождение интереса к нему началось лишь после знаменитой Влпушкинской речиВ» Достоевского, а истинное значение его как центрального явления всей русской культуры открылось, пожалуй, лишь после катастрофы 1917 года. И вклад Ивана Ильина в это осознание, едва ли не самый значительный. И может быть, пришла, наконец, пора вспомнить нам своего замечательного философа и пророка, вернувшего нам наш Влсолнечный центрВ»: ВлЕдинственный по глубине и ширине и силе, по царственной свободе духа и по завершенной необходимости формы, Пушкин, этот Влтаинственный певецВ», дан нам для того, что бы создать солнечный центр нашей истории, что бы сосредоточить в себе все необьятное богатство русского духа и всю его вселенскую ширину и вернуть все это в глаголах бессмертной красотыВ» (ВлО России. Три речиВ»). Особый смысл служения и пророческая сила Пушкина, подчеркивал он, в том, что он Влне почерпнул очевидность в вере, но пришел к вере через очевидность вдохновенного созерцания. И древнее освятилось и светское умудрилось. И русский дух познал радость исцеленности и радость цельноститАж. Взоры русской души обратились не к больным и бесплодным запутонностям, таящим соблазн и гибель, а в глубины солнечных пространствтАжВ»
В своей работе ВлПуть духовного обновленияВ» Ильин сформулировал кредо, которому неукоснительно следовал и которое смело можно назвать девизом всей его жизни: ВлЖить стоит только тем и верить стоит только в то, за что стоит бороться и умереть, ибо смерть есть истинный и высший критерий для всех жизненных содержаний. Достаточно самому применить этот критерий со всей надлежащей серьезностью и во всем его глубоком значении и осветить им любое жизненное содержание тАУ и его верность и убедительность раскроются перед очамиВ».
На его могиле в Швейцарии стоит скромный памятник с Влзамечательной и во многом загадочнойВ» как пишет его биограф надписью:
Все прочувствовано
Немало претерпето
С любовью созерцаемо
Многому виной
И мало понято
Спасибо Тебе, вечная Доброта.
В статье использованы документы и свидетельства, приводимые Ю Лисицей в историко-биографическом очерке: ВлИван Александрович ИльинВ» (М., Русская книга, Собр.соч. т.1)
Вместе с этим смотрят:
"Архитектурная сказка" М. Ф. Казакова
"Византийский стиль" в архитектуре Москвы
"Дворцовые перевороты" и усиление позиций аристократии и гвардии: причины и последствия
"Золотой век" Екатерины II. Россия во II половине XVIII века