"Записки из подполья" как исток философии экзистенциализма Ф.М. Достоевского

Творчество Ф.М. Достоевского почти полностью проникнуто неразрешенными. полными глубины вопросами Бытия. Такие вопросы еще называют экзистенциальными. Часто из-за этого Достоевского ставят в ряд с такими зачинателями экзистенциальной философии как Ницше и Кьеркегор. Н. Бердяев и Л. Шестов, русские философы-экзистенциалисты считают Достоевского своим Влидейным отцомВ».

В антропологии ВлЭкзистенциализм от Достоевского до СартраВ» В. Кауфмана первая часть повести ВлЗаписки из подпольяВ» определена как Влнаилучшее введение в экзистенциализм, которое когда-либо было написаноВ».

В своей курсовой работе мы попытаемся ответить на вопрос ВлМожно ли считать Достоевского философом-экзистенциалистом?В». Безусловно, ответить на этот вопрос изучая лишь одно из великих произведений художника, невозможно, но мы исследуем повесть ВлЗаписки из подпольяВ», где сосредоточенна большая часть экзистенциальных идей писателя.

Исследуя данный вопрос, мы опирались на следующие научные труды:

1. дипломная работа Мосолкова Ф.А. ВлСвоеобразие выражения авторской позиции в повести Ф.М Достоевского ВлЗаписки из подпольяВ»;

2. статья А. Н. Латыниной ВлДостоевский и экзистенциализмВ»;

3. статья Н. Кашиной ВлТрагедия ВлподпольяВ».

В ходе работы мы рассмотрим такие вопросы как:

1. что такое экзистенциализм?

2. место Достоевского в философии экзистенциализма

3. идейное содержание повести ВлЗаписки из подпольяВ»

4. проблема разграничения автора и героя в повести.

Достоевский оставил после себя тысячи вопросов. Как трактовать его творчество? Видеть ли в его романах положительные идеи самого Достоевского? Считать ли эти идеи противоположными мыслям писателя, создававшего свое произведение для их обличения? Именно исходя из того, как трактовать произведения Достоевского, нужно и отвечать на главный вопрос данной курсовой работы.

Мы изначально предполагаем, что суждение о том, что Достоевский тесно связан с философией экзистенциализма, не верно. Мы попытаемся доказать наше предположение.

ГЛАВА 1. ДОСТОЕВСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ

1.1 Экзистенциализм

Экзистенциализм (от позднелатинского тАФ ex(s)istentia тАФ существование), или философия существования, тАФ одно из крупнейших направлений философии 20 в. Экзистенциализм возник накануне 1-й мировой войны в России (Шестов, Бердяев), после нее в Германии (Хайдеггер, Ясперс, Бубер) и в период 2-й мировой войны во Франции (Марсель, выдвигавший идеи Э. еще во время 1-й мировой войны, Сартр, Мерло-Понти, Камю)[1]

Экзистенциализм тАФ спорное, достаточно условное обозначение, которое объединяет большое количество иррационалистических концепций, в разной степени близких и родственных, хотя и расходящихся, оспаривающих друг друга по ряду принципиально важных, иногда исходных, позиций. Например, Бог и проблема свободы человека в религиозном экзистенциализме Марселя и в "обезбоженном" пространстве философии Сартра; понятие бытия, трактовка человека и его отношений с бытием у Хайдеггера и Сартра и др. Большая пестрота (от левого радикализма и экстремизма до консерватизма), неоднородность и разногласия характерны и для социально-политических позиций представителей этого направления. К тому же далеко не все они называли свои концепции экзистенциализмом и были согласны с подобной квалификацией. Тем не менее, для отнесения их к единому направлению философствования имеются определенные основания в их исследовательском почерке и стилистике.

Различают экзистенциализм религиозный (Ясперс, Марсель, Бердяев, Шестов, Бубер) и атеистический (Сартр, Камю, Мерло-Понти, Хайдеггер). Среди своих предшественников экзистенциалисты указывают Паскаля, Кьеркегора, Унамуно, Достоевского, Ницше. В целом на экзистенциализм оказали сильное влияние философия жизни и феноменология Гуссерля.

Согласно философии экзистенциализма, человек тАФ это временное, конечное существо, предназначенное к смерти. Человек не должен убегать от осознания своей смертности, а поэтому высоко ценить все то, что напоминает ему о суетности его практических начинаний. С этим связано учение о Влпограничных ситуацияхВ» тАФ предельных жизненных обстоятельствах, в которые постоянно попадает человеческая личность. И смерть тАФ главное из таких обстоятельств. ВлПограничные ситуацииВ» ставят человека перед выбором. Здесь мы находим главное различие между религиозным и атеистическим экзистенциализмом. Для религиозного экзистенциализма главный момент выбора: ВлзаВ» (путь веры, любви и смирения) и ВлпротивВ» Бога (отречение, чреватое божественной карой). В атеистическом варианте экзистенциальной философии выбор связан с формой самореализации личности, которая определяется фактом ВлслучайностиВ» человеческого бытия, его ВлзаброшенностиВ» в этот мир[2]
.

Атеистический экзистенциализм сводится к суждению Ницше о том, что ВлБог мертвВ», Бога нет. А отсюда нет и правил, нет запретов, кроме как запретов собственных: ВлЧеловек сам себя выбираетВ» тАФ пишет Ж.-П. Сартр.

Экзистенциалисты единодушны в своем критическом отношении к предшествующей рационалистической философии, философии рефлексивного анализа. Они упрекают классический рационализм в отрыве от живого конкретного опыта человеческого существования в мире, в сосредоточении внимания исключительно на "эпистемологическом субъекте как органе объективного познания" (Марсель) и придании абсолютного приоритета "чистому субъекту"[3]
.

Принимая кьеркегоровское понятие экзистенции и связанное с ним противопоставление явлений жизненного ряда (вера, надежда, боль, страдание, нужда, заботы и тревоги, любовь, страсть, болезнь и т.п.) и явлений познавательного ряда, они развивают идею онтологической самостоятельности, устойчивости и конститутивности явлений жизни и их нередуцируемости к познанию.

Субъект-объектному отношению и опосредованию как принципу мышления рационализма экзистенциалистский анализ опыта экзистенции противопоставляет идею целостности и неразложимости непосредственного переживания человеком своей ситуации в мире, и это переживание (понимание), будучи исходной единицей экзистенциально-феноменологического описания бытийных отношений человека с миром, полагается и исследуется в качестве онтологического основания, онтологической структуры мира[4]
.

Первый призыв философии экзистенциализма: ВлЧеловек, пробудись!В». Экзистенциализм выдвигает на передний план проблему человека, сосредотачивает свое внимание на духовной выдержке человека перед лицом враждебного ему мира. Представители этой философии Влотказываются превращать человека в инструмент, которым можно манипулировать: в инструмент познания или производстваВ»[5]

Преимущественным объектом философского осмысления здесь выступает бытие индивидуальности, смысл, знания, ценности, образующие Влжизненный мирВ» личности. Одна из главенствующих установок экзистенциализма тАФ это противопоставление социального и индивидуального бытия, радикальной разорванности этих двух сфер человеческого бытия.

1.2 Достоевский как экзистенциальный философ

Мы уже говорили о том, что в зависимости от того, как именно трактовать творчество Достоевского, можно либо относить его к философии экзистенциализма, либо исключить его из ряда философов-экзистенциалистов. Но проблема ВлДостоевский и экзистенциализмВ» не меньше обусловлена пониманием самого этого термина.

А. Н. Латынина в своей статье ВлДостоевский и экзистенциализмВ» довольно разносторонне рассматривает данный вопрос. Многие ученые по-разному трактуют понятие ВлэкзистенциализмВ», и в зависимости от своего понимания, либо расширяют, либо сужают его. Часто те, кто говорит об экзистенциализме Достоевского, подразумевают совсем иное. Кто-то видим ВлЗаписки из подпольяВ» Влувертюрой к экзистенциализмуВ» (таково мнение В. Кауфмана в его труде ВлЭкзистенциализм от Достоевского до СартраВ»). Кто-то считает идеи Достоевского, равными экзистенциальным в его религиозных формах. Нередко ученые, рассуждая об экзистенциализме писателя, имеют в виду лишь вопросы, важные для решения проблемы человеческого существования, которыми насквозь пропитано все творчество Ф.М. Достоевского.

Э. Брейзак перечисляет эти вопросы: Влощущение жизни как трагедии и борьбыВ», Влтребование свободы и ответственности за нееВ», Влпоиски подлинности существованияВ», Влнедоверие к возможности преобразовать мир и человеческую жизнь на разумных началахВ»[6]
. Но он же и говорит о том, что эти самые вопросы мы наблюдаем в выдающихся литературных произведениях. Действительно, мировая литература, как и философия, начиная с античности, всю свою историю задается вопросами Влэкзистенциального характераВ» (ведь ВлэкзистенцияВ» тАФ это Бытие). И Достоевский, как великий и гениальный писатель, не мог обойти их стороной.

С этой точкой зрения соприкасается и виденье проблемы М. Грин, которая занималась исследованиями по экзистенциальной философии. Она отмечает некоторое сходство в постановке проблем у Достоевского и в экзистенциальной философии, но считает необоснованным причисление писателя к философам экзистенциального характера.

При ВлзыбкостиВ» понятия ВлэкзистенциализмВ» в отношении Достоевского многие исследователи вносят необходимую терминологическую ясность в этот вопрос. Пауль Тиллих разграничивает экзистенциальное отношение к миру как человеческую позицию и экзистенциализм как философскую школу. Он говорит: ВлЭкзистенциальному противостоит отчуждение, экзистенциализму тАФ эссенциализм. При экзистенциальном мышлении объект находится в себе. При не экзистенциальном тАФ объект отчужден. Таким образом, теология тАФ экзистенциальна, наука тАФ не экзистенциальна, философия включает в себя элементы обоихВ»[7]
. М. Шайкович, опираясь на эти размышления Тиллиха, считает, что Достоевский может быть назван Влэкзистенциальным художникомВ», но не экзистенциалистом.

Чтобы самим ответить на вопрос ВлЯвляется ли Достоевский экзистенциалистомВ» необходимо найти общий аспект философской мысли писателя и философии экзистенциализма. И здесь мы рассматриваем концепцию человека и находим много точек соприкосновения. Во-первых, и там, и там выдвигается идея верховного значению человеческой личности. Во-вторых, и в творчестве Достоевского, и в трудах философов-экзистенциалистов важное место занимает конфликт общества и личности. Еще один схожий пункт в нашем сопоставлении: экзистенциализм противостоит позитивизму, а в ВлЗаписках из подпольяВ» ярко выражена полемика с позитивистскими идеями, в частности с теорией Влразумного эгоизмаВ» Чернышевского. Все это, несомненно, дает повод отождествлять идеи Достоевского с философией экзистенциализма.

Особую роль в понимании Достоевского как экзистенциального философа сыграли Л. Шестов и Н. Бердяев. Оба они, будучи представителями Влрусского экзистенциализмаВ», в качестве своего учителя называют именно Ф. М. Достоевского. ВлВеличайшим русским метафизиком и наиболее экзистенциальным был ДостоевскийВ», тАФ говорил Бердяев, считавший, что русская литературная и философская мысль была всегда по своему ходу и по своим темам экзистенциальна.

Часто экзистенциализм также называют Влфилософией кризисаВ», так как появился он накануне Первой Мировой войны. Кризис капитализма в России создал объективные предпосылки для развития трагического, безнадежно-обреченного мироощущения. Борьба против социально-революционного миросозерцания шла под знаком утверждения прав личности, утверждения абсолютного приоритета личности, подавленной обществом. Этот период русской культуры Горький назвал Влпозорным десятилетиемВ». Это Влрусский духовный ренессансВ». Однако это время имело новый литературно-эстетический аспект тАФ В. Розанов, Д. Мережковский, Л. Шестов начали переоценку всей литературы и искусства ХХ века, требуя освобождения ее от утилитаризма. Ими и был Влподнят на щит Достоевский как зачинатель нового учения о человеке, по-новому поставивший проблему личностиВ»[8]
.

Бердяев пишет: ВлДостоевский сделал великие открытия о человеке, и от него начинается новая эра во внутренней истории человека. После него человек уже не тот, что до него. Только Ницше и Кьеркегор могут разделить с Достоевским славу зачинателей этой новой эры. Эта новая антропология учит о человеке как о существе противоречивом и трагическом, в высшей степени неблагополучном, не только страдающем, но и любящем страданияВ»[9]
.

У. Барретт (автор монографий ВлЧто такое экзистенциализм?В» и ВлИррациональный человекВ») называет Шестова и Бердяева Влдуховными детьми ДостоевскогоВ», а Р. Бирмен пишет следующее: ВлХотя Бердяев и Шестов обычно упоминаются вместе и рассматриваются как два представителя русского экзистенциализма, имеется фундаментальная разница между ними. Самым почитаемым для них писателем был Достоевский, но каждый отвергал то понимание писателя, которое предлагал другойтАж Для Бердяева главная мысль Достоевского выражена в Вллегенде о великом инквизитореВ», для Шестова тАФ в Влзаписках из подпольяВ»тАж Для Бердяева Великий Инквизитор важен, потому что здесь Достоевский ставит проблему свободы и ее уничтожения авторитарной властью, утверждающей, что она борется за счастье человекатАж.

Для Шестова экзистенциальная проблема лежит совсем в другом плане. Он требует для человека гораздо большей свободы, чем Бердяев. Он озабочен даже проблемой порабощения человека разумом. Подобно Влподпольному человекуВ», он протестует против рациональных конструкций, против самого рассудкатАж. Для Шестова разум тАФ глухая стена, в которую замурован человекВ»[10]
.

Как мы видим, связь Достоевского и экзистенциализма бесспорна. Но дает ли она основание считать его представителем этой философии? Возможно, но лишь при поверхностном рассмотрении проблемы. ВлЗаписки из подпольяВ» тАФ это своеобразный философско-художественная прелюдия к ВлидеологическимВ» романам писателя тАФ ВлПреступление и наказаниеВ», ВлИдиотВ», ВлБесыВ», ВлПодростокВ», ВлБратья КарамазовыВ». Но где здесь философия Достоевского, а где тАФ философия его вымышленного героя? На каких из идей в романе, принадлежащих собственно писателю, можно строить суждения относительно вопроса ВлДостоевский и экзистенциализмВ»? Разберемся с проблемой авторской позиции в повести ВлЗаписки из подпольяВ».

ГЛАВА 2. ВлЗАПИСКИ ИЗ ПОДПОЛЬЯВ» КАК ИСТОЧНИК ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ

ВлЗаписки из подпольяВ» вводят

нас в философию трагедии. В желчной и

ВлнеблагообразнойВ» болтовне парадоксалиста

выражены величайшие прозрения русского

философа. Отточенным лезвием анализа

вскрыта болезнь сознания, его инерция

и раздвоение, его внутренняя трагедия.

Мочульский К.В.

(Гоголь. Соловьев. Достоевский)

2.1 ВлЗаписки из подпольяВ» тАФ проблема авторской позиции

Здесь мы опираемся на дипломную работу Ф. А. Мосолкова ВлСвоеобразие выражения авторской позиции в повести Ф. М. Достоевского ВлЗаписки из подпольяВ», который подробно разработал этот вопрос в своем труде.

ВлЗаписки из подпольяВ» часто рассматриваются как программное философское произведение Достоевского. Такой подход возник из-за отождествления Парадоксалиста с автором. Еще Лев Шестов в работе ВлДостоевский и НицшеВ» писал: ВлЗаписки из подпольяВ» это Влпубличное тАФ хотя и не открытое тАФ отречение от своего прошлогоВ»[11]
. Философ считает, что в этой повести Достоевский объявляет свою Влновую правдуВ», правду крайнего индивидуализма: ВлПусть свет провалится, а чтоб мне чай питьВ». Он говорит: ВлНужно было великое отчаяние для того, чтобы такие мысли возникли в человеческой голове, нужна была сверхчеловеческая дерзость, чтоб явиться с ними перед людьмиВ»[12]
.

А.С. Долинин также считал ВлЗапискиВ» Влпародией Ф. М. Достоевского на свои же собственные идеалы, которые вдохновляли его в 40-е и в 60-е годыВ»[13]
.

Н. Бердяев придерживается кардинально иной точки зрения: ВлБыл ли сам Достоевский человеком из подполья, сочувствовал ли он идейной диалектике человека из подполья? <тАж> миросозерцание человека не есть положительное миросозерцание Достоевского. В своем положительном религиозном миросозерцании Достоевский изображает пагубность путей своеволия и бунта подпольного человека. Это своеволие и бунт приведет к истреблению свободы человека и к разложению личности. Но подпольный человек со своей изумительной идейной диалектикой об иррациональной человеческой свободе есть момент трагического пути человека, пути изживания свободы и испытания свободы. <тАж>

То, что отрицает подпольный человек в своей диалектике, отрицает и сам Достоевский в своем положительном миросозерцании. Он будет до конца отрицать рационализацию человеческого общества, будет до конца отрицать всякую попытку поставить благополучие, благоразумие и благоденствие выше свободы. Будет отрицать Хрустальный Дворец, грядущую гармонию, основанную на уничтожении человеческой личности. Но он поведет человека дальнейшими путями своеволия и бунта, чтобы открыть, что в своеволии истребляется свобода, в бунте отрицается человекВ»[14]
.

Действительно, протест против чистого разума, против позитивистских идей Парадоксалиста находим и у самого Ф.М. Достоевского. Напомним, что позитивизм тАФ это такое течение в философии, согласно которому позитивное, то есть положительное, знание может быть получено как результат сугубо научного (не философского) познания; ВлПафос позитивизма заключается в отказе от философии ("метафизики") в качестве познавательной деятельности, обладающей в контексте развития конкретно-научного познания синтезирующим и прогностическим потенциаломВ»[15]

После Сибири у Достоевского изменились Влпостепенно и после очень-очень долгого времениВ» его ВлубежденияВ». Суть этих перемен Достоевский в самой общей форме сформулировал как Влвозврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народногоВ». В журналах ВлВремяВ» и ВлЭпохаВ» братья Достоевские выступали как идеологи ВлпочвенничестваВ». ВлПотребность братской общиныВ»,тАФ считает Д.,тАФ сумела сохранить русский народ, Влнесмотря на вековое рабство, на нашествия иноплеменниковВ», так как она в натуре русского человека.[16]
Поэтому именно в России возможно преобразование общества на братских, христианских основаниях. Этот утопический идеал (в позднейшей терминологии Достоевского тАФ Влрусский социализмВ», Влрусское решение вопросаВ») писатель противопоставляет современным буржуазно-позитивистским концепциям, остро полемизируя как с охранительными идеями Каткова, так и с теорией Влразумного эгоизмаВ» Чернышевского и ВлутилитарнымиВ» представлениями Добролюбова. Подтверждение этих идей мы видим в ВлЗимних заметках о летних впечатленияхВ».

Сложность в понимании авторской позиции в повести также составляет повествование от первого лица. Это дает особую свободу автору выражать не только соображения своего героя, но и личные мысли и идеи. Ф. А. Мосолков, опираясь на М. М. Бахтина, считает, что Достоевский Влобъективирует Влавторскую творческую субъективностьВ», Влделая предметом восприятия то, что было формой восприятияВ». И перед нами не манифест Влподпольного философаВ», а уникальный психологический портретВ»[17]
.

Исследователи творчества Достоевского давно обратили внимание на автобиографические черты в образе Парадоксалиста. В повести герой так говорит о себе: ВлЯ, например, ужасно самолюбив. Я мнителен и обидчивВ»[18]
. А.П. Скафтымов же отмечал о самом Достоевском следующее: ВлБезмерное самолюбие, подозрительности, болезненная обидчивость, острая чуткость к чужому самолюбию, вспышки злобы за свою недостаточность тАФ все это в нем былоВ»[19]
. Сам Достоевский признавался: ВлА хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная: везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходилВ». Ту же мысль находим и у Парадоксалиста.

Эта автобиографичность делает образ Влподпольного человекаВ» максимально реалистичным. Но она не используется автором в качестве изживания своих мыслей и идей, она носит особый художественный замысел. Ведь только прочувствовав то, что переживал Парадоксалист, можно создать такой полный и детальный образ.

Несмотря на то, что автор и герой сближаются благодаря автобиографичности, их разграничение видим в следующем. И автор, и герой, находятся в одной плоскости тАФ они сочиняют. Достоевский создает образ Парадоксалиста, а он тАФ собеседника: ВлРазумеется, все эти слова я сам теперь сочинил. Это тоже из подпольяВ». Разницу между автором и Влподпольным человекомВ» видим в их отношении к своим персонажам: Достоевский дает полную волю своему герою с целью разоблачить его, показать читателю то, чего не видит Парадоксалист. А тот, в свою очередь, полемизируя со своими собеседниками-ВлгосподамиВ», не нуждается в их мнении, но ему важна их реакция. И образ собеседника Достоевский вводит в повесть с целью показать, что парадоксалисту нужно лишь доказать свои точки зрения, убедить всех и главное себя в своей правоте. Слабоволие парадоксалиста не дает ему возможности реализоваться в ВлживомВ» мире, поэтому он пишет Влиз подпольяВ». И здесь Достоевский тАФ гуманист, а Парадоксалист тАФ откровенный индивидуалист.

А.П. Скафтымов пишет: ВлДо тех пор, пока выясняется неискоренимая потребность индивидуальной самостоятельности, пока защищается полная свобода волевого самоопределения, автор и подпольный герой выступают заодно, здесь они союзникиВ»[20]
, но Влпонимая глубины и восторги возносящегося самоутверждения и зная всю силу индивидуалистических влечений (Влволи к властиВ»), Достоевский в своем творчестве никогда не был апологетом индивидуализма, никогда не звал к немутАж Достоевский знает и любит пафос личного своеволия, восторг индивидуальной самозаконности, но это лишь до тех пор, пока ему нужно сказать о глубине и ценности личного самосознания в человекеВ»[21]
.

Но это не единственное различие в мировоззрениях Достоевского и Парадоксалиста. Ниже мы рассмотрим другие точки расхождения в их философии. Но сначала необходимо понять, что же такое ВлподпольеВ» и кто такой Влподпольный человекВ».

2.2 Трагедия подпольного сознания тАФ Влбезмерная гордость и безмерное презрениеВ»

Достоевский писал: ВлЯ горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости. Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!В»[22]

В первой главе ВлЗаписокВ», которая называется ВлПодпольеВ», в примечании Достоевский говорит, что Влтакие лица, как сочинитель таких записок, не только могут, но даже должны существовать в нашем обществе, взяв в соображение те обстоятельства, при которых вообще складывалось наше обществоВ». Это Влодин из характеров протекшего недавнего времени, тАж один из представителей еще доживающего поколенияВ»[23]
. В этой главе герой описывает самое себя, объясняет причины, по которым он ушел в ВлподпольеВ», именно здесь в большей части выражены все воззрения Парадоксалиста.

ВлЯ человек больнойтАж Я злой человек. Непривлекательный я человекВ» тАФ так начинает герой свое повествование. Как отмечает Ф. Мосолков, здесь мы видим три сферы человеческого существа тАФ физические качества, нравственное состояние и сферу, связанную с отношениями с людьми. И везде недовольство собой, внутренний дискомфорт, который говорит о чрезмерной рефлексии. Герой испытывает злость, которая идет от бессилия (Вля ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомымВ»[24]
). Но и эта злость, по его мнению, напускная: ВлНо знаете ли, господа, в чем заключался главный пункт моей злости? Да в том то и состояла вся шутка, в том-то и заключалась большая гадость, что я поминутно, даже в минуту самой сильнейшей желчи, постыдно осознавал, что я не только не злой, но даже и не озлобленный человек, что я только воробьев пугаю напрасно и себя этим тешу. У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсьВ»[25]
.

Парадоксалист тАФ человек ВлстрадающийВ». Боль от того, что он не стал тем, кем хотел бы быть, пронизывает все ВлЗапискиВ» Парадоксалиста. Он тот человек, с кем соотносимо выражение Влгоре от умаВ». Он и сам признается: Влслишком сознавать тАФ это болезнь, настоящая, полная болезнь <тАж> но не только очень много сознания, но даже и всякое сознание болезньВ»[26]
.

Исток же своих страданий Парадоксалист видит в изначальном неравенстве между собой и окружающим миром. Он говорит: Влмучило меня тотАж, что на меня никто не похож и я ни на кого не похож. ВлЯ-то один, а они-то всеВ», тАФ думал я и тАФ задумывалсяВ». Герой делит людей на два типа. Первый тип тАФ человек Влнастоящий, нормальныйВ», человек непосредственный и глупый. Это человек такой, Влкаким хотела его видеть сама нежная мать тАФ природа, любезно зарождая его на землеВ» [27]
. Второй тип тАФ Влантитез ВлнормальногоВ» человека, то есть человек усиленно сознающий, вышедший, конечно, не из лона природы, а из ретортыВ». Себя герой осознает именно таким ВлэкспериментальнымВ» человеком, и человеку нормальному Влдо крайней желчи завидуетВ». Но мало того, что завидует, так еще и при всем своем интеллектуальном превосходстве перед ним пасует и Влдобросовестно считается за мышьВ». Для ВлнормальногоВ» человека он непонятен, смешон и бессмыслен. В итоге самолюбие порождает обиду, а обида тАФ Влвековечную злостьВ». Он видит себя виноватым во всем, причем Влбез вины виноватым и, так сказать, по законам природы. Потому, во-первых. Что я умнее всехВ»[28]
.

Трагедия ВлподпольяВ» состоит в разрыве между сознанием идеала, то есть отчетливым пониманием, какой должна быть истинная прекрасная жизнь, и реальным действием, осуществляемым уже совсем не по идеалу, а по тем дурным законам, по которым развертывается действительностьВ», тАФ говорит Н. Кашина[29]

Но в то же время, парадоксалист совершенно справедлив в убеждении, что, даже не будучи равными нравственно, люди, и ВлнормальныеВ», и ВлретортныеВ» тем не менее, могут находиться Влна равной социальной ногеВ».[30]

Ушинский когда-то говорил: ВлДелай то, что хочешь, а не то, что получаетсяВ». Парадоксалист же делает все, как получается. Сколько раз он пытался отомстить тому высокомерному офицеру, сколько раз в мыслях продумывал свою месть до мелочей, но когда приходила важная минута, он отступал? Это из-за недостатка воли и слабости характера. Но свое право на собственное желание Парадоксалист будет отстаивать до конца. ВлЯ достаточно образован, чтобы не быть суеверным, но я суеверенВ»[31]
. Здесь появляется мотив ВлхотенияВ» и мотив обреченности. Герой не смотрит вперед, он обращен в прошлое. Он понимает, что Влсделанного опять-таки никак не воротишьВ». К тому же он осознает, что сам виноват во всем, что с ним происходит, но не хочет это признавать.

Парадокс Влподпольного человекаВ» также заключается в том, что он, по мнению Н. Михновец, Влсближает эстетические и этические понятия. Он допускает подмену одной логики другойВ»[32]
. Поэтому мы видим: Влв те самые минуты, в которые я наиболее способен был сознавать все тонкости Влвсего прекрасного и высокогоВ», тАж мне случалось уже не сознавать, а делать тАж неприглядные деянияВ». Парадоксалист признается: Влчем больше я сознавал о добре и о всем этом Влпрекрасном и высокомВ», тем глубже я и опускался в мою тину и тем способнее был совершенно завязнуть в нейВ». [33]

Парадоксалист испытывает удовольствие от страданий и мучений, от душевной боли, от своей злости (ВлЯ был груб и находил в этом удовольствиеВ»[34]
), от своей униженности (Влнаслаждение было тут именно от слишком яркого сознания своего униженияВ»[35]
). Что тянуло Влподпольного человекаВ» на Невский, туда, где он чувствовал себя Влбеспрерывно всем уступающей мухой, всеми униженной и всеми оскорбленнойВ»[36]
? Его тянуло удовольствие от осознания того, как он никчемен и жалок. Многозначительно и следующее признание героя: Влдо того доходил, что ощущал какое-то тайное, ненормальное, подленькое наслажденьице возвращаться, бывало, в иную гадчайшую петербургскую ночь к себе в угол и усиленно сознавать, что сделанного опять-таки никак не воротишь, и внутренно, тайно, грызть, грызть себя за это зубами, пилить и сосать себя до того, что горечь обращалась, наконец, в какую-то позорную, проклятую сладость и наконец тАФ в решительное, серьезное наслаждение!В»[37]
. Самопознание Влподпольного человекаВ» превращается в самокапание, и то, что он ВлоткапываетВ» в себе обусловливает его неудовлетворенность собой, а отсюда и самоедство.

Автор ВлзаписокВ» самолюбив, мнителен, обидчив Влкак горбун или карликВ», он злопамятен неимоверно, раздражителен. Ему скучно. Он Влсам себе приключения выдумал и жизнь сочинял, чтоб хоть как-нибудь да пожитьВ»[38]
. Ему, как человеку рефлективному, необходима пища для соображения, для развития, но ВлподпольеВ», это духовное скитание, не дает Парадоксалисту этой пищи. Круг его замкнулся, и он уже чувствует безысходность. Безысходность, которая и подталкивает его писать свои записки. Лев Шестов писал так о ВлЗаписках из подпольяВ»: ВлЭто раздирающий душу вопль ужаса, вырвавшийся у человека, внезапно убедившегося, что он всю жизнь л г а л, притворялся, когда уверял себя, что высшая цель существования тАФ это служение последнему человеку. До сих пор он считал себя отмеченным судьбой, предназначенным для великого дела. Теперь же он внезапно почувствовал, что он ничуть не лучше, чем другие люди, что ему так же мало дела до всяких идей, как и самому обыкновенному смертномуВ»[39]
.

Парадоксалист спасается в своих мечтах. Здесь он способен и на великодушие, и на любовь, он мог верить и надеяться. ВлБывали мгновения такого положительного упоения, такого счастья, что даже малейшей насмешки внутри меня не ощущалось, ей-богуВ». Однако мечтал герой в основном после ВлразвратикаВ», мечты приходили к нему Влс раскаяньем и слезами, с проклятием и восторгамиВ»[40]
.

В отдельные минуты жизни Парадоксалист способен и на спонтанные светлые чувства. Человек живет в социуме, он развивается благодаря своему взаимодействию с обществом. Человек вне общества тАФ уже не Человек. Так и Влретортный человекВ» также нуждается в людях. Он сам признается: Влс летами развивалась потребность в людях, в друзьяхВ». Но дружить, понятно, Парадоксалист не умеет. Он Влдеспот в душеВ» и хочет Влнеограниченно властвовать над душойВ» другого.

Достоевский вводит в повесть второстепенных персонажей с целью раскрыть глубже образ Парадоксалиста. В ситуации со Зверковым проявляется вся его несостоятельность перед действительным миром. Мы видим, что вся внутренняя желчь героя проливается и во вне. Он несдержан, нервозен и нетерпим. А его самолюбие мы видим в фразах типа Влкак они не понимают, что это я, я им делаю честь, а не мне они!В». Мы видим, как расходятся у Парадоксалиста мысли и действия, Влподпольный мирВ» и реальные поступки. Про себя он говорит: ВлГосподи, мое ли это общество!..Сию минуту ухожуВ», и потом сразу: Влразумеется, я осталсяВ»[41]
. Далее встречаем ВлБуду сидеть и питьтАж и петь, если захочу, да-с, и петь, потому что право такое имеютАжчтоб петьтАж гмВ». Но я не пелВ»[42]

Лиза тАФ это антипод Парадоксалиста, это его двойник. Именно она наводит его на понимание необходимости перемен. ВлЯ был измучен, раздавлен, в недоумении. Но истина уже сверкала из-за недоумения. Гадкая истина!В»[43]

Герои Достоевского всегда внутренне в движении. Они не статичны. Не даром, Вл. Соловьев в работе ВлТри речи в память ДостоевскогоВ» говорил, что в художественном мире ВлЗаписок из подпольяВ» Влвсе в брожении, ничто не установилось, все еще только становится. Предмет романа здесь не быт общества, а общественное движениеВ»[44]
.

Вектор движения для Влподпольного человекаВ», который наметил Достоевский, видим в его письме к брату, получив журнальный текст первой части своей повести. Он писал: ВлтАжУж лучше было совсем не печатать предпоследней главы (самой главной, где самая-то мысль и высказывается), чем печатать так, как оно есть, то есть с надерганными фразами и противуреча самой себе. Но что ж делать! Свиньи цензора, там, где я глумился над всем и иногда богохульствовал для виду, тАФ то пропущено, а где из всего этого я вывел потребность веры и Христа тАФ то запрещеноВ».[45]

Конец повети можно трактовать по-разному. Герой пишет ВлНо довольно; не хочу я больше писать Влиз ПодпольяВ»тАжВ» Многоточие здесь это одно из слов-лазеек, которые герой использовал в своих ВлзапискахВ» для отступления, давая себе этим самым выбор. М.М. Бахтин считал: ВлОн знает, что последнее слово за ним, и во что бы то ни стало стремиться сохранить за собой это последнее слово о себе, слово своего самосознания, чтобы в нем стать уже не тем, что он есть. Его самосознание живет своей завершенностью, своей незакрытостью и нерешенностьюВ». Так и конец повести вроде завершен, но не закрыт. Что было после этого многоточия? Смог ли герой выбраться из ВлПодпольяВ»? или оно засосало его целиком и полностью? И автор дает нам ответ: Влвпрочем, здесь не кончаются ВлзапискиВ» этого парадоксалиста. Он не выдержал и продолжал далееВ».

Ф.М.Достоевский: "В одной мудрой древней книге сказано, что ангел смерти, слетающий к человеку, дабы разлучить его душу с телом, весь покрыт глазами. Иногда, ошибаясь, он спускается за душой слишком рано, когда еще не настал человеку срок покинуть землю, и тогда удаляется он от него, отметив, однако, неким особым знаком: парой из своих бесчисленных глаз; и становится тот человек непохожим на прочих: своими природными глазами видит он, как другие, а ангельскими тАФ то, что недоступно прочим смертным, и так, как видят лишь существа иных миров. И эти два зрения столь различны, что _возникает великая борьба в человеке, борьба между его двумя зрениями. Эти две лишние пары глаз тАФ у человека из подполья"

2.3 Философия Парадоксалиста и Достоевского

ВлЛучшие люди" твердили о торжестве разума, о великой цели гуманизма, а подпольщик о том, что "всякое сознание тАФ болезнь", "лучшие люди" выдвигали Великие Идеи, не задумываясь о том, как они сообразуются с Влживой жизньюВ», а подпольный Влчеловек не только не скрывает ее, но даже эпатирует ею. Все идеи (даже самые любимые) становятся для Достоевского проблематичными, все должны выдержать испытаниеВ»[46]
.

Можно спорить о том, в какой мере в антигерое подполья Достоевский "сгустил" себя, но, сравнивая ВлЗапискиВ» с ВлДневником писателяВ», слишком часто мы видим поразительную тождественность если не характеров, то идей этого антигероя и самого писателя. Розанов считал, что идеи ВлЗаписокВ» тАФ первая линия миросозерцания Достоевского, включающего как само подполье, так и его отрицание: "Сам знаю, как дважды два, что вовсе не подполье лучше, а что-то другое, совсем другое, которого я жажду, но которого никак не найду!"[47]

Общую тему в творчестве Достоевского и философии экзистенциализма, проблему свободы и отве

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Симплициссимус" Г. Гриммельсгаузена как роман воспитания

"Слово о полку Игореве" - золотое слово русской литературы