Идейно-художественные особенности очерка А. Чехова "Остров Сахалин"

1. Идейно тАУ композиционное своеобразие цикла очерков ВлОстров СахалинВ» А.П. Чехова

2. Особенности повествовательной манеры А.П. Чехова в цикле очерков ВлОстров СахалинВ»

2.1 Жанровая специфика произведения А.П. Чехова

2.2 Своеобразие повествовательной манеры А.П. Чехова в ВлОстрове СахалинВ»

Заключение

Список использованной литературы

Введение

ВлОстров СахалинВ» (1890 - 1894) Антона Павловича Чехова является уникальным произведением в его творческом наследии, единственным в жанре документального очерка, но характерным для Чехова тАУ писателя и гражданина. С момента выхода в свет первых его глав и до наших дней литературоведами неоспорим вопрос об огромном значении для творчества Чехова его поездки на Сахалин, последовавшей за этим книги, а также отражении Влсахалинской темыВ» в произведениях 90-х тАУ 900-х годов.

К этому времени Чехов уже приобрел известность: в 1887-м за сборник рассказов ВлВ сумеркахВ» он получил половинную Пушкинскую премию Академии наук, прекратив в том же году постоянное сотрудничество с ВлОсколкамиВ», в марте 1888-го дебютировал в ВлтолстомВ» журнале с повестью ВлСтепьВ». Таким образом, он перешёл из разряда литераторов-журналистов, пишущих исключительно для тонких изданий, в разряд писателей, публикующихся в ВлсерьёзныхВ» журналах. Сложился творческий стиль, манера художника, но Чехов реализует свой смелый проект, повлиявший на его жизнь и дальнейшее творчество. В Вл Острове СахалинВ» сдержанно и осторожно высказаны некоторые идеи, характеризующие общее умонастроение писателя и его взгляды первой половины девяностых годов. При этом автор ВлОстрова СахалинВ» во многом отталкивается от беллетриста Чехова. Он не делает установки на художественное изображение увиденного, не привносит никаких концепций заранее. Он хочет только сурово рассказать о том, свидетелем чего был, хочет быть только писателем тАУ общественником. Видимо поэтому первые попытки критически осмыслить значение произведения Чехова выражались в отрицательной оценке. В частности, современный Чехову литературовед Михайловский, критически настроенный на восприятие его творчества, но сумевший точно понять суть творческого метода Чехова, как бы требовал от писателя: ВлНа проклятые вопросы дай ответы нам прямыеВ». Но для Чехова важнее не ответ, а правильно поставленный вопрос. Михайловскому этого недостаточно. Поэтому он все произведения Влсахалинской темыВ» (а ведь в нее входит ВлПалата N6В»!) ставил ниже ВлСкучной историиВ». Однако другой критик того времени М. Неведомский в своей статье ВлБез крыльевВ» резюмирует по поводу данного произведения: ВлтАж уныло-скептическое отношение ко всяким Влтеориям прогрессаВ», ко всем девизам борющегося за свое достоинство и счастье человечества, по-видимому, безотрадно-пессимистическое отношение к самой жизни обывательски ограниченный кругозор и - широкие художественные обобщения, исполненные подлинной поэзии художественного создания! Такова ВлантиномияВ», которую заключает в себе творчество ЧеховаВ» (28, 819).

Современные исследователи Э. Полоцкая, А. Захаркин, М. Семанова, Е.Гусева, И. Гурвич и другие отмечают, что в ВлОстрове СахалинВ» Чехов отказался от прежних своих художественных приемов, сбросил все, что казалось ВллитературщинойВ», упростил стиль и форму для того, чтобы выработать новый почерк, характеризующийся более четким звучанием, ощущением взаимосвязи между общественными явлениями. Книга явилась результатом поездки на полуостров, научной работы в крае, а также встреч с людьми, оторванными от цивилизации, и значительным образом повлияла на все дальнейшее творчество писателя. Исследуя поэтический мир произведения, его место в художественном наследии Чехова и отмечая изменение в творческом методе писателя, Э. Полоцкая утверждает, что это произведение носит важное значение в выработке нового стиля, поиске новых творческих горизонтов: ВлТрудно отказаться от мысли, что стремление Чехова тАУ прозаика к сдержанности и точности, отразившееся особенно в книге ВлОстров СахалинВ», научно тАУ документальном исследовании в жанре Влпутевых записокВ», было заложено в нем с детстваВ» (33, 71). Подтверждением сказанного, на наш взгляд, может служить и тот факт, что Чехов не написал других очерковых книг, Влвроде СахалинаВ», хотя собирался сделать это на материале земских школ (1, т. 5 414). Не создал он и художественных произведений о сахалинской жизни, которые ожидали от него современники. Однако сахалинское путешествие открыло новый период его творчества, содействовало, по словам самого Чехова, его ВлвозмужалостиВ» и породило Влчертову пропасть плановВ». Так, после Сахалина в чеховское творчество вошла тема протеста. ВлВоплощенным протестомВ» называет себя герой первого послесахалинского рассказа ВлГусевВ» (1890) Павел Иванович. Нередко ставится знак равенства между позицией Павла Ивановича и протестом Чехова: писателю приписывается намерение ВлобличатьВ» вместе с Павлом Ивановичем (Влего устамиВ»); в пользу этого говорят искренность героя и справедливость, бесспорность почти всех его нападок и обвинений. Чехов же никого открыто не обвиняет, стиль его повествования не обличительный, а констатирующий. Другое дело тАУ факты, которые он приводит, портреты и судьбы, которые художник отобрал для зарисовок. В этом их основное различие. Повести ВлХмурые людиВ» (1890) и ВлПалата № 6В» (1893), ВлДуэльВ» (1891) и ВлБабыВ» (1891), ВлВ ссылкеВ» (1892) и ВлВ оврагеВ» (1900) явились одними из самых трагичных произведений в творчестве Чехова, в которых автор изобразил основной конфликт человеческой личности и общества.

В современном литературоведении достаточно высоко оценено значение этого рубежного произведения для творчества А.П. Чехова и его вклад в развитие всей русской литературы. В работах А.П. Скафтымова, Г.А. Бялого, З.С. Паперного, Н.Я. Берковского, Г.П. Бердникова, И.А. Гурвича, В. Страды и других исследователей творчества Чехова и ВлОстрова СахалинВ» в частности, рассматриваются социальные истоки чеховского творчества, ставится проблема единства художественного мира, оценивается значение переходного периода творчества 90 -900-х годов. Главным предметом анализа исследователей стало чеховское Влпредставление мираВ» (М.Горький), ставшее Влформообразующей идеейВ» писателя. При этом далеко не все литературоведы считают данное произведение серьезным объектом для литературоведческого анализа. Так, Э. Полоцкая, говоря о том, что современный подход в чеховедении сказался в 80-е тАУ 90-е годы ХХ века после издания тридцатитомного Полного собрания сочинений и писем считает, что рамки изучения конкретных проблем творчества Чехова как явления искусства раздвинулись, но о данном произведении в собственных работах упоминает лишь в связи с произведениями Влсахалинской темыВ» (33, 12).

Исследуя образную структуру очерков, характер использования статистических данных, стилистические особенности, исследователь Т. Харазишвили делает вывод об органическом слиянии в ВлОстрове СахалинеВ» таланта ученого, публициста и художника (52, 314). Объектом изучения в его работе является язык и стиль произведения на примере описания ключевых образов, механизма включения диалогов, рассказов, зарисовок, данных переписи и их значения.

Изучая законы трагического бытия, открытые Чеховым в современной ему жизни, исследователь Н.Н. Соболевская отмечает перекличку чеховской и шекспировской поэтики: ВлВажно не то, чем заканчивается история, а сама история, драматическая ситуация, в которой натура раскрывается в иной, чем казалось в начале, новой формеВ» (42,133). В своей статье ВлПоэтика трагического у ЧеховаВ» Н.Н. Соболевская рассматривает эволюцию трагического конфликта в связи с рубежным произведением тАУ циклом очерков ВлОстров СахалинВ» и указывает, что Влтрагические коллизии неотступно привлекали к себе художественное внимание Чехова, особенно обострившееся после посещения им каторжного острова СахалинВ» (42, 128).

В работах М.Л. Семановой впервые исследуется роль повествователя, отражающаяся в стиле, выборе сюжетов, роли ссылок и примечаний в ВлОстрове СахалинВ». Она показала, что ВлтАж подобно другим большим художникам, Чехов вырывается из плена фактов даже тогда, когда создает очерковые, документально-художественные произведения; он не фетишизирует факты, а отбирает, группирует их в соответствии с общим замыслом произведения, своим пониманием логики жизни. В сахалинских путевых записках органически сочетаются подлинные документы, статистические данные и сюжетно законченные части, портретные, пейзажные зарисовкитАжОбъединяет этот разносторонний материал в ВлСахалинеВ» авторская гуманистическая мысль об униженном человекетАжСахалин представляется Чехову Влцелым адомВ», и этот формообразующий образ как бы разлит во всей очерковой книгеВ» (39, 50 - 52). Книга М.Л. Семановой ВлЧехов - художникВ» заставила многих исследователей творчества Чехова по тАУ новому посмотреть на произведение о Сахалине. Так, объектом внимания в статье Е.А. Гусевой становиться связь человека и природы, которая прослеживается во всей прозе Чехова, и, по мнению исследователя, Влхарактерна тАж для книги о каторжном островетАжКартины природы чаще всего оттеняют внутренний психологический мир чеховских героев, а в книге очерков это прежде всего ее автор, от имени которого ведется повествование, глазами которого видит мир читательВ»(12, 82 - 83). В этой работе Е.А. Гусева делает вывод о том, что картины природы организованы не только для обозначения времени и места действия, но и являются Влзнаком определенного чувства, составляют психологический фон изображаемого, т.е. они лиричныВ» (13, 87).

Для раскрытия избранной нами темы особую значимость имеют результаты научных изысканий И.Н. Сухих, которые на данный момент являются наиболее полными, особенно в вопросе повествовательной организации книги. Исследователь также представил анализ композиции произведения Чехова, показал роль ВлмикросюжетаВ» в ткани книги (45, 72 - 84), который, по его мнению, является циклообразующим фактором, указал на значение анекдотов и ВлоткрытогоВ» финала книги.

Исследуя генезис жанра путевого очерка, З.А. Гриценко отмечает, что Влпри разных творческих методах (религиозно-символический у древнего автора Афанасия Никитина и реалистический у А.П. Чехова) у данных авторов одинаково проявляются такие качества, как любознательность и гуманизм, без которых не может состояться писательВ» (11, 54). Исследователь находит сходство ВлОстрова СахалинВ» А.П. Чехова с путешествием Афанасия Никитина в неведомую Индию и считает, что оба писателя ссылались на источники и авторов услышанного и увиденного, обрабатывали материалы на основе путевых записок, использовали описания местного населения. ВлИ древнерусский автор Никитин и автор нового времени Чехов одинаково стремятся соблюсти объективность описания, - пишет Гриценко тАУ при этом, не подавляя в себе натуры художника, не лишая свои произведения эмоциональности, образной насыщенности, зрительностиВ» (11, 56). Так, считает исследователь, нравственные и эстетические традиции, пришедшие из глубины веков, закреплены в произведении нового времени.

Говоря о жанре ВлОстрова СахалинВ», мы не можем не сказать о работе Б.И. Есина ВлЧехов - журналистВ», который считает, что Влпутевые запискиВ» несут в себе все основные признаки очеркового жанра и вместе с тем личности незаурядного авторатАж Непосредственные путевые заметки (сведения о городах, станциях, погоде, состоянии дорог и ценах) перемежаются с отдельными зарисовками человеческих судеб, рассуждениями о природе края, его несметных богатствах, которые еще не может использовать человек, о труде и быте людейВ» (16, 52). Это утверждение закономерно, поскольку именно этот жанр позволил Чехову сцепить в единое полотно разнородные по тематике части, меняющиеся в калейдоскопе событий, судеб, проблем, освещенных в книге. Как цикл очерков определяет жанр произведения Н.Н. Соболевская, которая прослеживает стремление Чехова к циклизации посредством общности трагедийного конфликта и в произведении о Сахалине, и в организации последующих циклов рассказов (42, 129).

Важные сведения по проблеме циклизации в творчестве А.П. Чехова имеются в книге Л.Е. Ляпиной ВлЦиклизация в русской литературе ХIХ векаВ». Исследователь считает, что ВлЧехов Влвступает в диалогВ» с этой формой, что в его произведениях можно увидеть Влпоследовательную авторскую установку на ВлцикловоеВ» восприятие тАУ но установку нереализованнуюВ». Эту установку Л.Е. Ляпина оценивает как Влхудожественный прием оформления Влнесобранного циклаВ», деструктивное начало которого реализует пафос разомкнутого хронотопа на проблемно тАУ тематическом уровнеВ» ( 26, с. 194 тАУ 198). К сожалению, вопросы циклизации рассматриваются Л.Е. Ляпиной на примере Влмаленькой трилогииВ» и таких произведений, как ВлГришаВ», ВлКухарка женитсяВ». Об ВлОстрове СахалинВ» исследователь лишь упоминает, отмечая, что в этом произведении так же наблюдается характерная для Влнесобранных цикловВ» А.П. Чехова тенденция Влсопоставляя тАУ обособлятьВ» ( 26, с. 198).

Таким образом, в литературоведении до сих пор остается актуальным вопрос о художественном достоинстве цикла очерков ВлОстров СахалинВ» Чехова. Интересным в этой связи представляется нам утверждение Э. Полоцкой о том, что ВлОстров СахалинВ» и написанный отчасти на сахалинском материале рассказ ВлУбийствоВ» Влведут нас к разным полюсам мышления Чехова тАУ ВлнехудожественномуВ» (документальному) и художественномуВ» (34, 136). Уникальность книги в том, что автор умело объединил эти два, казалось бы, противоположных начала. Этой же точки зрения придерживается А. Карпов. Раскрывая проблемы русской литературы рубежа XIX и XX веков, исследователь пишет: ВлЗамечу попутно, что в современной литературе о Чехове ВлОстрову СахалинВ» порою отказывается в художественности, и книга эта попадает в разряд научно-документальныхтАж Не вдаваясьтАжв существо этих споров, отмечу лишь, что в своих Влпутевых запискахВ» Чехов создает тАУ как и в произведениях собственно художественных тАУ картину огромной обобщающей силыВ» (18, 159). Чехов, как тонкий художник, приглушал открытую авторскую оценку положения дел на острове, но она проявляется в каждом слове книги. Жизнь самых разных слоев сахалинского общества, представленная Чеховым, по мнению В. В. Набокова, внушает мысль Вл о бесплодных усилиях интеллигентов перед общей нравственной, духовной и физической культуройВ» (27, 324).

Однако, несмотря на однозначное мнение ученых о том, что данное произведение Чехова является уникальным и значимым в его творчестве, послужило основой и дало толчок для создания произведений на сахалинскую тему в 90-е тАУ 900-е годы, стало рубежным в поиске новой творческой манеры, ни один исследователь творчества А.П. Чехова не изучал ВлОстров СахалинВ» монографически, во всех литературоведческих аспектах. Поэтому изучение литературы по данной теме привело нас к пониманию необходимости обобщения трудов исследователей ВлОстрова СахалинВ» и обусловило актуальность избранной нами темы.

Цель данной дипломной работы состоит в изучении проблематики и анализе поэтики цикла очерков А.П. Чехова ВлОстрова СахалинВ».

Для реализации данной цели в работе будут решаться следующие частные задачи:

- выявить и описать круг основных тем и проблем, поднимаемых в произведении Чехова;

- исследовать сюжетно тАУ композиционную организацию цикла очерков ВлОстров СахалинВ»;

- раскрыть жанровое своеобразие цикла очерков Чехова;

- определить роль рассказчика в структуре цикла очерков ВлОстров СахалинВ»;

- проанализировать влияние данного произведения на последующее творчество писателя.

Объектом изучения в дипломной работе является цикл очерков А. П. Чехова ВлОстров СахалинВ» (из путевых записок).

Предметом исследования становятся идейно тАУ композиционное своеобразие, жанровая специфика и манера повествования в цикле очерков А.П. Чехова ВлОстров СахалинВ».

Изучение произведения ведется в единстве формы и содержания с опорой на структурно тАУ типологический и сравнительно - исторический методы исследования.

Текст дипломной работы состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Во введении дается краткий обзор литературоведческих работ по теме, определяется предмет исследования, обосновывается его актуальность, формулируются цель, задачи и методы исследования.

В первой главе тАУ ВлИдейно тАУ композиционное своеобразие цикла очерков ВлОстров СахалинВ» А.П. ЧеховаВ» - предметом исследования является система образов и механизмы развития сюжета, а также композиционное членение текста очерков.

Во второй главе тАУ ВлОсобенности повествовательной манеры А. П. Чехова в цикле очерков ВлОстров СахалинВ» - наше внимание направлено на выявление жанровой специфики произведения и повествовательной манеры Чехова.

В заключении подводятся итоги проделанной работы.

В конце XIX и начале XX веков в условиях царской цензуры появились такие примеры лагерной литературы, как ВлЗаписки из Мертвого домаВ» Ф. М. Достоевского, ВлСибирь и каторгаВ» С. В. Максимова, ВлВ мире отверженныхВ» П. Ф. Якубовича, ВлОстров СахалинВ» А. П. Чехова. Антон Павлович погрузился с головой в исследование новой для себя темы - изучил все документы, свидетельства по этому вопросу до поездки, на месте смог встретиться почти со всеми, населяющими остров, в том числе и с ВлполитическимиВ». Свидетельство тому - многочисленные карточки-анкеты, заполненные во время переписи (интересно, что карточки для переписи сахалинцев Антону Павловичу отпечатали в типографии каторжного поста). По ходу этой работы ему раскрывались новые жизненные явления, обогащался личный опыт, раздвигались рамки дарования Чехова как писаетля и ученого, публициста и мыслителя.

Во все времена лагерная проблематика не была популярна среди официальной литературы, не каждый художник брался за нее, находил в ней творческое вдохновение. Начиная работу над книгой, автор узнал о мнении А.Н. Плещеева, утверждавшего, что Чехов ВлизменяетВ» художественной литературе, и о мнении Вейнберга, видевшего смысл сахалинской поездки в собирании новых тем, сюжетов, которые иссякли уже у Чехова. Первые главы, которые Чехов печатал в виде статей в разных журналах, так же вызывали неоднозначные отклики. Так, Д. А. Булгаревич писал автору из Южно-Сахалинска 23 апреля 1892 года: ВлСтатейка больно уж маленькая, но при всем том крайне интересна и симпатичнатАж Одно только, что мне показалось, это некоторая бледность изображения сравнительно с другими Вашими произведениями. Затем, мне кажется, Вы сильно доверились нашим тАжсведениям. А ведь их как пишут? Со стены, проклятые, беруттАж Вообще же за статью спасибо. Она отрезвила хоть на некоторое времяВ» (53, 206 тАУ 207). Тем не менее, Чехов дорожил своей работой и уже после появления сахалинских рассказов заметил: ВлтАжкажется тАУ все ВлпросахалиненоВ» ( 22, 111). В этих словах глубинная сущность основного конфликта произведения ВлОстров СахалинВ» и последовавших за ним рассказов.

По глубине постижения функций образных элементов, богатства интонаций в ВлОстрове СахалинеВ» выделяются труды М. Л. Семановой, И. Н. Сухих, Н.Н. Соболевской, Е.А. Гусевой, А. Ф. Захаркина и других. Важной мыслью становится идея И. Н. Сухих о Влнакоплении однородных фактов, выстраивании их в сложно соотносящиеся, композиционно перекликающиеся лейтмотивные рядыВ» ( 45, 82). Именно круг тем и проблем, обозначенных в ВлОстрове СахалинеВ» А. П. Чехова и будет предметом нашего пристального внимания в данной главе. При этом мы будем опираться на труд И.Н. Сухих ВлОстров СахалинВ» в творчестве ЧеховаВ», который, как нам кажется, выделяется из круга исследований данного произведения глубиной и многоаспектностью исследования материала.

Основу сюжетно тАУ композиционного единства цикла очерков ВлОстров СахалинВ» составляют записки исследователя: и как особый авторский угол зрения, в соответствии с которым подбирается и компонуется материал; и как многозначный образ тАУ символ, создающийся совокупным развитием многочисленных сквозных тем, образов и мотивов, благодаря внутренней созвучности настроений, форм и красок очерков. В ВлОстрове СахалинеВ» внутренне сцеплены сюжетом путешествующего исследователя сменяющиеся эпизоды из жизни каторжного острова, его обитателей, истории, переплетение судеб, цифр и фактов. Начинается путешествие с описания чувств человека, прибывшего на крайнюю точку континента, ВлотрывающегосяВ» от своей земли для ВллегкомысленнойВ» цели. Такое традиционное начало путевых очерков должно настраивать на спокойный лад, но слова ВлкаторгаВ», ВлколонияВ», Влсуровый крайВ», ВлгилякиВ», ВлсолдатыВ» и др. вносят интонации тревоги, настораживают с первых страниц знакомства с книгой о далеком, чужом крае.

В первых главах своей работы Чехов рассказывает об истории освоения дальневосточного побережья и острова Сахалин. Эти экскурсы полны восторга перед величием и красотой природы края, глубокого уважения к русским людям, первооткрывателям этих суровых земель. В черновой рукописи ВлОстрова СахалинВ» были следующие слова, не вошедшие потом в печатный текст, несомненно, по цензурным соображениям: ВлОтброшенные от родины так далеко и навсегда, эти труженики обречены на пожизненную борьбу с норд тАУ остами, туманами и опасностями, которыми им постоянно угрожают неприступные, плохо исследованные берега; труд, о котором мы, живя в Петербурге или в Москве, не можем иметь даже представления. Но им можно позавидовать. Какой бы скромной и обыденной ни казалась их деятельность в настоящее время, они займут в истории Восточного побережья не последнее место. А эта история не совсем обыкновенная в своем роде; она замечательна тем, что делали ее люди маленькие, не полководцы и знаменитые дипломаты, а мичманы и шкиперы дальнего плавания, работавшие не пушками и не ружьями, а компасом и лотомВ» (1, т.14, 436). Однако история освоения края кажется Чехову не только эпопеей, но и драмой. В том же черновом варианте книги Чехов писал: ВлТатарский берег красив, смотрит ясно и торжественно, и у меня такое чувство, как будто я уже вышел из пределов земли, порвал навсегда с прошлым, что я плыву уже в каком тАУ то ином и свободном мире.

Быть может, в будущем здесь, на этом берегу, будут жить люди и кто знает? - счастливее, чем мы, в самом деле, наслаждаться свободой и покоем. Но эти берега уже не безгрешны и не девственны. Мы уже осквернили эти берега насилием. Этим прекрасным берегом проводили арестантов, звенели кандалы, шел смрад солонины из трюмовтАжВ» (1, т. 14, 381). Исследуя переплетение художественного и публицистического планов, согласимся с мнением Гурвича И.А., который обращает внимание на то, что природа в произведениях Чехова дается сквозь призму ВлконкретногоВ» воспринимающего сознания (12, 156).

С.В. Тихомиров в своей статье раскрывает механизм этого восприятия: Вл Природа у Чехова всегда эмоционально окрашена, рефлексивнатАжПрирода переживает именно те и только те чувства, которые испытывает герой: негодует, ненавидит, страдает, и, следовательно, они приписаны ей самим героемтАжПрирода зависит от оценивающего его и подчиняющего себе непрозрачного сознания героятАжВ» ( 46, 17 - 22). Так как автор отказывается от прямых оценок и суждений о поступках героев своего очеркового произведения, а делает это только через описание природы, закономерно возрастает роль имеющихся в произведении пейзажных зарисовок. В них мы видим те чувства, которые испытывал путешественник, какой эмоциональный груз лежал на душе писателя, решившего самостоятельно исследовать этот остров.

Тема прибытия на остров и его первые описания сложны и многоаспектны. Подплывая к каторжному острову, автор описывает то, как их встретила эта земля: ВлЕдва мы бросили якорь, как потемнело небо, собралась гроза, и вода, приняла необыкновенный, ярко-зеленый цветтАжна берегу в пяти местах большими кострами горела сахалинская тайга. Сквозь потемки и дым, стлавшийся по морю, я не видел пристани и построек и мог только разглядеть тусклые постовые огоньки, из которых два были красные. Страшная картина, грубо скроенная из потемок, силуэтов гор, дыма, пламени и огненных искр, казалась фантастическойтАж И все в дыму, как в адуВ»(1, т. 14, 55-58). Так впервые возникает главная тема произведения - тема сахалинского ВладаВ», которая станет лейтмотивной мелодией, проявляющейся в других образах, и пройдет через все произведение, создавая целостное впечатление о жизни острова Сахалин. Трагические предчувствия в повествовании усилены сравнением прибытия на остров с путешествием античного героя и его встречами с адскими чудовищами: ВлВпереди чуть видна туманная полоса тАУ это каторжный остров; налево, теряясь в собственных извилинах, исчезает во мгле берег, уходящий в неведомый север. Кажется, что тут конец света и что дальше уже некуда плыть. Душой овладевает чувство, какое, вероятно, испытывал Одиссей, когда плавал по незнакомому морю и смутно предчувствовал встречи с необыкновенными существамиВ» (1, т. 14, 45). Приветствуя цивилизацию девственного края, Чехов не забывает напомнить, какой страшной ценой было оплачено его освоение. Так, описывая Александровскую долину, в недавнем прошлом тАУ одно из самых гиблых мест острова, Чехов пишет о том, Влкакая масса тяжкого, воистину каторжного труда уже потрачена на культуру этого местатАж Теперь же на месте тайги, трясин и рытвин стоит целый город, проложены дороги, зеленеют луга, ржаные поля и огороды, и слышатся уже жалобы на недостаток лесов. К этой массе труда и борьбы, когда в трясине работали по пояс в воде, прибавить морозы, холодные дожди, тоску по родине, обиды, розги и тАУ в воображении встают страшные фигуры. И не даром один сахалинский чиновник, добряк, всякий раз, когда мы вдвоем ехали куда-нибудь, читал мне некрасовскую Железную дорогуВ» (1, т. 14, 81).Так в третьей главе появляется тема каторжан и каторжного труда.

В 12 главе автор описывает свое второе прибытия уже на южный Сахалин. Переезд Чехова с Северного на Южный Сахалин композиционно делит произведение на две части. Акцент автора на этом событии подчеркивает значение сюжетной линии путешествия, роль которого, наряду с ролью каторги и каторжан отмечает исследователь И.Н. Сухих. Ученый раскрыл помимо ВлматериальногоВ» членения текста Влналичие в каждой из этих частей, во всей книге, двух тематических линий: история чеховского путешествия и жизнь человека на каторгеВ» (45, 79). Таким образом, происходит расчленение произведения, необходимое для решения двух задач, стоящих перед автором: рассказать о своем исследовании и о жизни сахалинцев, вскрыть причины такой жизни. Путешественник знакомит читателя с южным Сахалином, начиная свой рассказ с описания природы. Прибывая на южную часть Сахалина, Чехов снова видит адское пламя: ВлтАжПроплыли верст восемь тАУ и на берегу заблестели огни: это была страшная Воеводская тюрьма, а еще немного тАУ показались огни ДуэВ» (1, т. 14, 190). Прибыв на Корсаковский пост, писатель совершает прогулку к новой квартире: ВлБыло темно и тихо, море глухо шумело, и звездное небо хмурилось, как будто видело, что в природе готовится что-то недоброеВ» (1, т. 14, 198). Как видно, для передачи своих ощущений о первом впечатлении от южной части острова автор использует художественный прием олицетворения: Влнебо хмурилосьВ», Влдрожит пристаньВ» (1, т.14, 59), Влрев и свист норд-остаВ» (1, т. 14, 198), Влморе ревелоВ», Влсильный ветер гнул деревьяВ», Влдождевые капли били в лицоВ» (1, 199), как свидетельство Влизбыточности творческого воображения и личной инициативы художника (как бы перекрывающего собой открывающийся ему мир)В» (25, 218). Так через картины природы Чехов выражает свои чувства и ощущения, открываются субъективные поводы оценивать сахалинскую жизнь как неблагоприятную для человека, что, в свою очередь, рождает дополнительные ассоциации и ощущения у читателя. Этот художественный прием является важным моментом и в оценке произведения как художественно-публицистического. А развернутая пейзажная зарисовка в конце XIII главы приобретает уже откровенно символический смысл, трагедия Сахалина вписывается в этот пейзаж, определяет его настроение: ВлМоре на вид холодное, мутное, ревет, и высокие седые волны бьются о песок, как бы желая сказать в отчаянии: ВлБоже, зачем ты нас создал?В» Это уже великий, или Тихий, океан. На этом берегу Найбучи слышно, как по стройке стучат топорами каторжные, а на том берегу, далеком, воображаемом, Америка. Налево видны в тумане сахалинские мысытАж а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого они будут реветь, когда я уйду. Тут, на берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то же время хочется без конца стоять, смотреть на однообразное движение волн и слушать их грозный ревВ» (1, т. 14, 210 - 211).

В первой половине книги неоднократно возникает лирическая интонация, автор успевает на мгновение оторвать свой взгляд от бритых голов и увидеть экзотический сахалинский пейзаж, за звоном кандалов расслышать вечный шум моря. Огромная белая луна, гигантские лопухи, похожие на трех черных монаховтАж ВлУтро было яркое, блестящее, и наслаждение, которое я испытал, усиливалось еще от гордого сознания, что я вижу эти берегаВ» (1, т. 14, 51). Однако совсем скоро интонация меняется, пейзаж постепенно пропитывается сахалинским духом, свет маяка во время ночной прогулки напоминает уже Влкрасный глаз каторгиВ», сознание с большим трудом переключается на созерцание природы: ВлЧем выше поднимаешься, тем свободнее дышится; море раскидывается перед глазами, приходят мало-помалу мысли, ничего общего не имеющие ни с тюрьмой, ни с каторгой, ни с ссыльною колонией, и тут только сознаешь, как скучно и трудно живется внизу. Каторжные и поселенцы изо дня в день несут наказание, а свободные с утра до вечера говорят только о том, кого драли, кто бежал, кого поймали и будут драть; и странно, что к этим разговорам и интересам сам привыкаешь в одну неделю и, проснувшись утром, принимаешься прежде всего за печатные генеральские приказы - местную ежедневную газету, и потом целый день слушаешь и говоришь о том, кто бежал, кого подстрелили и т.п. На горе же, в виду моря и красивых оврагов все это становится донельзя пошло и грубо, как оно и есть на самом делеВ» (1, т. 14, 106 - 107). Красота, гармония, естественность Влравнодушной природыВ», противопоставленная Влмышьей суетеВ» искаженной человеческой жизни, - одна из сквозных, лейтмотивных чеховских тем. В этой связи заслуживает внимание исследование Е.А. Гусевой, которая отмечает наличие в книге Чехова переходов от одного настроения к другому, и особо останавливается в этой связи на описаниях моря. В своей статье ВлЗарисовки природы в художественном мире книги очерков А. П. Чехова ВлОстров СахалинВ» она отмечает, что Влморе и в рассказах Чехова, и в его очерках изображено не только в предметной тождественности себе, а так, как оно воспринимается героем или автором - повествователемВ» (13, 86). Таким образом, Е. А. Гусева в данной работе отмечает полифункциональность описания Чеховым природы, выявляет его эмоциональный и психологический фон, который передает авторское отношение к происходящему и является Влландшафтом настроенийВ» (13, 82).

Природа становится лейтмотивным образом в книге Чехова и образует дополнительный художественный план. В описании прибытия на остров (во второй и двенадцатой главах) природа играет роль важнейшего средства эмоциональной передачи впечатлений автора, его душевного состояния. Путешественник надеется на положительные результаты поездки на южный Сахалин. Чехову с момента отплытия кажется, что все говорит об этом: он не только встречает Влвеселое обществоВ», просмеявшееся первый день поездки, а на другое утро ВлтАжопять смех, и недоставало только, чтобы киты, высунув морды из воды, стали хохотать, глядя на насВ» (1, т. 14, 191). Тут же путешественник замечает, что ВлтАжкак нарочно, погода была теплая, тихая, веселая. Слева близко зеленел Сахалин, именно та его пустынная, девственная часть, которой еще не коснулась каторга; справа в ясном, совершенно прозрачном воздухе еле-еле мерещился Татарский берег. Здесь уже пролив более похож на море и вода не так мутна, как около Дуэ; здесь просторнее и легче дышитсяВ». Но прибытие в Южный Сахалин постепенно разрушает иллюзии, надежды на лучшую жизнь здесь в сравнении с северной частью острова. Совершая прогулку по берегу, автор увидел Влскелет молодого кита, когда-то счастливого, резвого, гулявшего на просторе северных морей, теперь же белые кости богатыря лежали в грязи и дождь точил ихтАжВ» (1, т. 14, 199). Этот символический образ вновь напоминает читателю, что репортаж ведется все с того же каторжного, адского острова. Все описанные выше очерки можно отнести к художественным. Затем лирика практически исчезает со страниц ВлСахалинаВ», словно вымораживается страшной реальностью. В то же время возрастает количество прямых суждений о проблемах сахалинской действительности, что позволяет охарактеризовать очерки второй части как проблемные. М. Л. Семанова отмечает, что книга довольно четко делится на две части: ВлПервые тридцать глав строятся как очерки путевые (передвижение повествователя по Северному, а затем и Южному Сахалину); главы XIV тАУ XXIII - как очерки проблемныеВ» (38, 783). Вслед за М.Л. Семановой отметим, что внешне строение каждой главы очень похоже: путешественник переезжает из одной тюрьмы или населенного пункта в другой. Но темы, которые он поднимает в этих главах, меняются: они усложняются жизнеописанием людей, событий, особенностями чеховского психологизма.

Исследователи творчества С. В. Максимова, Ф. М. Достоевского и А. П. Чехова сходятся в одном тАУ каторга тАУ место не исправления людей, а страшного истязания над ними, при этом совсем неважно, несет он наказание или нет. Нельзя не согласиться с выводом Ю.В. Лебедева, утверждающего, что Влна прочность тут проверяется не только индивид: испытывается человеческая природатАжВ» (24, 88). В этой связи тема каторги и каторжан входит во вторую сюжетную линию и может рассматриваться как второй план, на котором автором показываются разные судьбы и события.

Ключевым образом линии каторги являются сахалинские тюрьмы. Жизнь в Дербинской тюрьме показана столь подробно не потому, что перед нами уникальное место, а, наоборот, потому, что это типичное явление. В девятой главе Чехов подробно рассказывает о ночлеге в селении Дербинском: ВлДождь, не переставая, стучал по крыше и редко-редко какой-нибудь запоздалый арестант или солдат, шлепая по грязи, проходил мимотАжКапли, падавшие с потолка на решетки венских стульев, производили гулкий, звенящий звук, и после каждого такого звука кто-то шептал в отчаянии: ВлАх, боже мой, боже мой!В» Рядом с амбаром находилась тюрьма. Уж не каторжные ли лезут ко мне подземным ходом? Но вот порыв ветра, дождь застучал сильнее, где-то зашумели деревья- и опять глубокий, отчаянный вздох: Ах, боже мой, боже мой!В»

Утром выхожу на крыльцо. Небо серое, унылое, идет дождь, грязно. От дверей к дверям торопливо ходит смотритель с ключами.

- Я тебе пропишу такую записку, что потом неделю чесаться будешь! тАУ Я тебе покажу записку!

Эти слова относятся к толпе человек в двадцать каторжных, которые, как можно судить по немногим долетевшим до меня фразам, просятся в больницу. Они оборваны, вымокли на дожде, забрызганы грязью, дрожат: они хотят выразить мимикой, что им в самом деле больно, но на озябших, застывших лицах выходит что-то кривое, лживое, хотя, быть может, они вовсе не лгут. ВлАх, боже мой, боже мой!В» - вздыхает кто-то из них, и мне кажется, что мой ночной кошмар все еще продолжается. Приходит на ум слово ВлпарииВ», означающее в обиходе состояние человека, ниже которого уже нельзя упасть. За все время, пока я был на Сахалине, только в поселенческом бараке около рудника да здесь, в Дербинском, в это дождливое, грязное утро, были моменты, когда мне казалось, что я вижу крайнюю, предельную степень унижения человека, дальше которой нельзя уже идтиВ» (1, т. 14, 151-152). Верный своему методу, Чехов видит Влпредельную степень унижения человекаВ» не в страшных преступлениях и злодействах, не в сцене телесного наказания, а в такой привычной, наверное, для сахалинск

Вместе с этим смотрят:

"Грусть и святость" (Поэтическое богословие Николая Рубцова)

"Донские рассказы" Михаила Шолохова

"Живопись слова" в японской поэзии

"Слово о полку Игореве" - золотое слово русской литературы

"Университетский роман" в британской литературе