Социальный страх
Государственный комитет Российской Федерации
по высшему образованию
Оренбургский государственный университет
Кафедра философии
Реферат по книге:
тАЬСоциальный страхтАЭ
Группа 96 МСИ
Выполнил:Горячев А.Ю.
1997 год.
ГЛАВА I
ПРОБЛЕМА СТРАХА В РАБОТАХ ФИЛОСОФОВ ПРОШЛОГО
Проблема страха как важнейшего модуса человеческого
существования, организации внутреннего духовного мира человек
а
восходит корнями к самым первым попыткам осмысления людьми своего предназначения на земле и в мире. Практически все философские школы и направления так или иначе рассматривали страх в рамках соответствующих мировоззренческих систем. Попытаемся выделить наиболее ценные и существенные общечеловеческие аспекты пониВнмания страха в истории стано
вления философской мысли, представВнляющие не только исторический интерес, но и остающиеся во мноВнгом актуальными в современных трактовках природы и значения страх
у)
Одну из первых попыток рационализировать представ
ления
человека о своих страхах и
типологизировать пос
ледний предприня
л
Эпикур.
Подобно Эпикуру, Лукреци
и полагает, что основным средством
преодоления страхов выступает мыслите
льная рассудочная деяте
льВнность:
Если же
мысли у них и слова бы их
были
.разумны. Ста
л бы свободен их ум от великой заботы и
страха (7).
Оригина
льна для своего времени трактовка
Лукрецием страха пеВнред богами. Самих богов тАФ Сизифа, Тартара,
Тития и др.,тАФ по его мнению, не существует. Эти имена, считает Лукреци
и, олицетворяют че
ловеческие страсти тАФ
любовь, надежду, совесть, трусость и т.
д.:
В жизни скорее гнетет напрасный страх перед богами (8).
Танта
ла нет, что боится висящего в воздухе камня, Как говорят, цепенеет несчастный от страха пустого (9).
.
Титий у нас тАФ это тот, кто
лежит, пораженный
любовью: Птицы терзают еготАФто мучите
льно гложет
тревога, или рвут на куски иные заботы и страсти.
Существенный вк
лад в разработку проб
лемы страха внес с
диалектико-идеалистических позиций Платон. Он считал, что душа челоВнвека в поисках истины имеет дело с мнениями, т.
е. тАЬчем-то темне
я знания и яснее незнаниятАЭ, В таком случае, например, мужес
тво вы ступает как сипа, сохраняющая мнение об опасностях, тАЬэти
ли они и такие
литАЭ. П
латон пишет: тАЬТакую-то силу и всегдашнее хранение праВнвильного и законного мнения о вещах страшных и нестрашных я
называю мужествомтАЭ (14). По-видимому, следует сог
ласиться с ним, что человек в своих скорбях, удовольствиях, желаниях, страхах придерВнживается определенного мнения и стремится его сохранить. ЭвристиВнческая роль мнения в этом смысле зак
лючается в ее синтетической функции тАФ способности, тАЬохватив все общим взг
лядом, возводить к единой идее разрозненные яв
ления, чтобы, опреде
лив каждое из них, сде
лать ясным предмет нашего поучениятАЭ (15). Сам же страх
выступает в таком с
лучае
лишь предельным вариантом развития души и противопо
ложность
героизму.
Платон выделяет два вида страха, которым подвержен че
ловек: это, во-первых, страх зо
л, ожидаемых нами, а, во
-вторых, страх
чужого мнения (как бы не узнали про наши нехорошие поступки и
т: соч
ли нас за дурных людей). Этот второй вид страха называется стыВндом (18). Рассматривая причины бесстыдства, в которое человека ввергают гнев, страсть, наг
лость, невежество, корысто
любие
, труВнсость, П
латон ставит проблему распознавания че
ловеческих душ. При этом самым душевным, безопасным и быстрым средством, по мнеВннию Платона, являются игры (забавы). тАЬРаспознавание.. природы и свойств души было бы одним из самых по
лезных средств для того искусства, которое о них печетсятАЭ (19), что относится, конечно, и к искусству государственного правления.
Отметим еще одно психо
логическое рассуждение П
латон
а. Он приводит описание такого феномена: тАЬНасильственно умерщвленный человек, проведший свою жизнь с тем образом мыслей, какой свойВнственен свободнорожденному человеку, гневается на убийцу за свою раннюю смерть и, будучи полон страха и ужаса из-за испытанного насилия, наводит страх на убийцу, если видит, что тот продолжает жить в местах, привычных для покойного. Полный тревоги сам, поВнкойник изо всех сил тревожит убийцу и вносит тревогу во все его дела, причем союзником ему в этом служит памятьтАЭ (20). По сути дела, Платон предвосхищает в этом своем размышлении постановку проблемы феномена страха последействия.
Значителен вклад в разработку причин и оснований страха, сдеВнланный Аристотелем. Рассматривая душевные изменения, АристоВнтель выделяет в них аффекты, способности и приобретенные свойстВнва Аффектами, к каковым Аристотель относит и страх', он называет все то, чему сопутствует удовольствие или страдание.
Размышляя над проблемой происхождения поэтического искусстВнва, Аристоте
ль отмечает, что людям с детства присуще подражание, благодаря которому они приобретают и первые знания, причем проВндукты подражания доставляют всем людям удовольствие, поскольку тАЬприобретать знания весьма приятнотАЭ (21). Среди людей, продо
лжаВнет он, выделяются одаренные от природы способностью к подражаВннию, гармонии, ритму: из них выходятпоэты. Раскрывая механизм подражания, реализуемый в трагедии, Аристотель раскрывает мехаВннизм катарсиса как
сопричастия: тАЬТрагедия есть подражание не тольВнко законченному действию, но также страшному и жалкому, а посВнледнее происходит особенно тогда, когда случается неожиданно, и еще более, если случится вопреки ожиданию и одно благодаря друВнгому, ибо таким образом удивительное получит бо
льшую силу, неВнжели бы оно произошло само собой и случайно, так как и из случайВнного наиболее удивительным кажется все то, что представляется слуВнч
ившимся как бы с намерением, например, то событие, что статуя
Мития в Аргосе убила виновника смерти этого Мития, упав на него в то время, как он на нее смотрел; подобные вещи кажутся случившиВнмися не без целитАЭ (22). Большую роль в развитии человеческих эмоВнций, в том числе страха, играет, по мнению Аристотеля, узнавание, усиливающееся через перипетии: тАЬУзнавание и перипетия произведет или сострадание, или страх, несчастье и счастье следуют именно за подобными событиями.
1. Необходимо, чтобы подобные действия совершались друзьями между собой, когда брат убивает брата, сын тАФ отца, мать тАФ сына, сын тАФ мать, или же намеревается убить, или делает что-либо другое в этом роде.
2. Можно совершить поступок, не осознавая всего его ужаса.
3. Намеревавшийся совершить по неведению какое-нибудь неизгладимое преступление приходит к узнаванию, прежде чем совершит поступок (это, по мнению Аристотеля, самый сильнодействующий случай) (25
)^
В свете сказанного теория равновесия Аристотеля приобретает новый смысл. Здесь он предлагает рассматривать страх как резульВнтат нарушения целостности определенного социального качества, каВнковым могут выступать семья, дружба, любовь, образ жизни, мироВнвоззрение и т.
д. Но в таком случае страх получает и позитивное звучание как предупреждение о возможной потере этих ценностей, как средство, стимулирующее деятельность человека на воссоздание их целостности в случае разрушения, наконец, как мощный воспитаВнте
льный фактор, реализуемый в соответствующих, в том числе худоВнжественных, средствах. Очевидно, что это может произойти
лишь при условии рациона
льного осмысления и предвосхищения ситуации страха. Все сказанное позволяет очень высоко оценить вклад АристоВнте
ля в становление понимания феномена страха
в общем потоке разВнвития философской мысли, в том числе ее сегодняшнего состояния.
Итак, по Гоббсу, тАЬестественным состоянием людей до объединеВнния в общество была война, и не просто война, а война всех против всехтАЭ (29). В поисках критерия естественного права человека на самосохранение, обладание вещами, совершение различных действий Гоббс приходит к выводу, что таковым выступает истинный разум человека, который повелевает людьми искать мира или союзников в войне. Но эти поиски возможны лишь в гражданском обществе. ЕдинВнственная внутренняя сила, толкающая людей к миру, полагает Гоббс, это страх смерти, желание необходимых для жизненного удобства вещей и надежда получить их благодаря своим страданиям. Право тАФ свобода каждого употреблять свои способности сообразно с разуВнмом. Полное право на сохранение жизни приводит к постоянному страху и к постоянной опасности насильственной смерти. Поэтому вместо естественного природного права начинает действовать общесВнтвенный закон тАФ т. е. разумное ограничение этого права в целях обеспечения жизни и покоя, когда каждый разумно предписывает себе воздержание от того, что может ему навредить.
По-видимому, именно Гоббсу принадлежит заслуга выделения таВнкого феномена, который позже получил у Маркса определение тАЬсветВнской религиитАЭ. тАЬСтрах перед невидимой силой, придуманной умом или воображаемой на основании выдумок, допущенных государстВнвом, называется религиейтАЭ,тАФ писал Гоббс (31). К сожалению, проВнцесс фетишизации и сознательного миротворчества, а также анализ связанных с этим форм социального страха до сих пор не получили должного внимания в отечественной обществоведческой литературе.
С творчеством Р. Декарта в философию в форме дуализма воВншло учение о человеке как о существе, страсти которого обусловлеВнны, с одной стороны, физиологическими телесными процессами, а с другой,тАФпсихической деятельностью души. Декарт так поясняет свою позицию: тАЬПоследней и самой ближайшей причиной страстей являетВнся то, что духи колеблют железу, находящуюся в середине мозга.. те же самые страсти могут быть вызваны так же предметами, дейВнствующими на чувства, и.. эти предметы являются наиболее обычныВнми и главными причинами страстейтАЭ (32). Одна и та же причина, размышляет Декарт, может вызвать такие движения тела, которым душа не содействует и которые пытается сдержать: тАЬЭто испытываВнют, например, при страхе, когда духи направляются в мышцы, служащие для движения ног при беге, но задерживаются от желания быть храбрымтАЭ (33). Собственно страх, по Декарту,тАФ это крайняя степень трусости, изумления и боязни. Главной причиной страха выВнступает неожиданность наступления каких-либо непредусмотренных случайностей.
1. Исходным состоянием души является ее удовлетворенность по поводу обладания каким-либо благом.
2. Ощущая опасность потери этого блага со стороны той или иной внешней сипы, душа испытывает состояние ревности, которая тАЬесть вид страха, связанный с желанием сохранить за собой обладание каВнким-нибудь благомтАЭ (36).
3. К состоянию удовлетворенности души по поводу обладания блаВнгом присоединяется состояние неудовлетворенности по поводу возВнможной его потери.
4. Возникшее неравновесное состояние души ставит перед челоВнвеком проблему выбора вариантов поведения, это состояние нереВншительности, которая тАЬесть также вид страха; удерживая душу как бы в равновесии между многими возможными действиями, она яв
ляВнется причиной того, что человек отказывается от всякого действия и, таким образом, имеет возможность выбора принятия решениятАЭ (37). 5. Стоящий перед выбором человек может поступать двояко: а) исходя из привычки составлять достоверные и опреде
ленные суждения обо всем, с чем он сталкивается, обладая уверенностью в том, что он всегда исполняет свой долг, когда он делает то, что представляется ему наилучшим, хотя это может быть и ошибочным решением, человек преодолевает страх в осмысленном действии;
б) в силу отсутствия ясных и отчетливых понятий, слабостей разуВнма, но в условиях сильного желания поступить правильно человек ощущает страх до такой степени сильный, что даже когда ему надо принять и
ли отвергнуть что-то одно, страх этот удерживает его от действия и принуждает бессмысленно искать что-то другое.
Интересным представляется и видение Паскалем конкретно-истоВнрической, индивидуально-ограниченной формы человеческой души. Заметим, что сегодня достаточно распространено мнение об основВнном внутреннем источнике страха как о противоречии конечного (бренВнного) тела и бесконечной (нетленной) души. Паскаль же считал, что и душа человека является несчастной, то есть она не снимает сама собой противоположности всех антологий: тАЬДуша не находит в себе никакого удовлетворения. Всякий взгляд внутрь себя приносит ей огорВнчение. Это принуждает ее искать утешения вне себя, привязываться к предметам внешним, чтобы всячески изгладить мысль о своем действительном положении. Радость ее в этом самозабвении, и, чтобы сделаться несчастной, достаточно ей очутиться наедине с собойтАЭ (43). Делая вывод о принципиальной безуспешности человека найти свое место в устрашающем его мире, Паскаль так рисует свое видение этой экзистенциональной проблемы: тАЬПредставьте себе толпу людей в цепях, приговоренных к смерти; каждый день некоторые из них умерщвляются в виду остальных; остающиеся видят свое собственное положение в положении им подобных и, смотря друг на друга с чувВнством скорби и безнадежности, ожидают своей очереди. Вот картина положения человечестватАЭ .
Достаточно много места проблема страха занимает в философии Б. Спинозы. Исходной категорией для объяснения феномена страха Спиноза выдвинул желание, отождествляемое им с самой сущностью человека (46). Основными модусами желания в зависимости от его осуществления выступают такие аффекты, как удовольствие и неудоВнвольствие. тАЬТак,тАФпишет Спиноза,тАФ если мы знаем о будущей вещи, что она хороша и что она может случиться, то вследствие этого душа принимает форму, которую мы называем надеждой, которая есть не что иное, как известный род удовольствия, все же связанный с некоторым неудовольствием (печалью). С другой стороны, если мы полагаем, что могущая наступить вещь дурна, то возникает форма души, которую мы называем страхомтАЭ (47\. Рассуждая о происхожВндении и природе аффектов, Спиноза ставит проблему образного предВнставления будущих и
ли прошедших вещей, соответственно чему он дает следующее определение страха: тАЬСтрах.. есть непостоянное неудовольствие.. возникшее из образа сомнительной вещитАЭ (48). Такой подход существенно расширяет эвристические возможности конВнцепции страха Спинозы, поско
льку в сферу ситуации страха попадаВнют не то
лько непосредственно
Бездействующие на человека предмеВнты, но и те предметы, которые могут в конкретной ситуации то
лько мыслиться.
Рискнем предположить, что Спиноза представлял себе ситуацию страха как становящееся системное качество, не просто требующее от человека реакции испуга или соответствующего смелого поступка а определяющее системный мыслительно-деятельностный процесс по предвосхищению страха, правильному реагированию на ситуацию страха и благоприятному преодолению этой ситуации. тАЬЧеловек свободный,тАФ замечает Спиноза,тАФ с одинаковой силой духа избегает опасностей и старается преодолеть их . Заметим, что тАЬсвободный человектАЭ Спинозы, т.е познавший соответствующую необходимость, гораздо эффективнее освобождается от страха посредством рационального целеполагания своей деятельности: тАЬЧем более мы будем стремиться жить по руководству разума, тем более будем стремиться возможно менее зависеть от надежды сделать себя своВнбодным от страха, по мере возможности управлять своей судьбой и направлять наши действия по определенному совету разуматАЭ . Если же люди вне состояния рационально планировать свою деятельВнность (либо в силу чрезвычайной сложности ситуации, в которую они попадают, либо в силу упования ими своей судьбой и направлять наши действия по определенному совету разуматАЭ (52). Если же люди вне состояния рационально планировать всякого рода более всего предВнаются те люди, которые без меры желают чего-нибудь сомнительноВнго, и что все обращаются к божественной помощи больше всего именно тогда, когда они находятся в опасности и не умеют сами себе помочь.. Страх есть причина, благодаря которой суеверие возникаВнет, сохраняется и поддерживаетсятАЭ.
Г
лубоко диалектичны для своего времени размышления о страхе Д. Юма. Рассматривая страх и его противоположную форму тАФ надеВнжду тАФ в ряду других человеческих аффектов, таких как добро (удоВнвольствие) и зло (страдание), печаль и радость, Юм обнаруживает, что страх и надежда возникают в силу недостоверности или вероятВнности состояния духа: тАЬСобытие, которое, будучи достоверным, поВнродило бы печаль или радость, всегда возбуждает страх или надежВнду, если оно только вероятно или недостовернотАЭ (62).
Состояние вероятности или недостоверности возникает, как счиВнтает Юм, в силу постоянной борьбы противоположных возможностей реализации аффектов, в ходе которой дух не может остановиться на каком-либо одном аффекте, стороне противоречия, а непрестанно переходит от одной к другой. Если же, в воображении, противопоВнложные аффекты, например, горе и радость, все же смешиваются, то из этого соединения образуются аффекты надежды и страха (63).
Анализируя проблему противоречий между аффектами, Юм предВнложил следующие варианты их взаимоотношения:
1. При одновременном появлении противоположных аффектов возВнможно усиление одного аффекта и подавление другого.
2. Возможно поочередное преобладание аффектов.
3. Возможно одновременное существование аффектов и произВнводство посредством их соединения третьего аффекта (64).
По мнению Юма, аффекты страха и надежды могут возникнуть в такой ситуации, тАЬкогда шансы обеих сторон равны и нельзя открыть преобладания одной из них другой. При таких условиях аффекты наВниболее сильны, так как нашему духу тогда не на чем остановиться и он сходится во власти сильнейшей неуверенноститАЭ .
Юм полагает, что вероятность может быть двух родов:
а) обусловленная недостоверностью объекта, вызывающего афВнфекты, что связано, например, с проблемой определения его сущесВнтвования тАУ несуществования;
б) обусловленная недостоверностью суждения человека об этом объекте, невозможностью взвесить все тАЬзатАЭ и тАЬпротивтАЭ (66).
Рассматривая эти вопросы, Юм открывает важнейший аффект параллельных причин страха, суть которого состоит в том, что страх могут вызывать, казалось бы, только возможные аффекты (наприВнмер, зло), если они проявляются в большей степени. Юм отмечает, что вначале это не собственно страх, но чувство зла бывает столь большим, что, подавляя ощущение безопасности, оно вызывает страх. Страх может появиться и в результате невозможного бедствия, но в силу мощного влияния зла, что у человека появляется уверенность в достоверности этого бедствия. Наконец, достоверные несчастья, равВнно двум вышеназванным, также вызывают страх, поскольку дух посВнтоянно отвращается от неминуемого зла, приходит в неравновесное состояние и порождает аффект, похожий на страх (67). Кроме того, фиксирует Юм, надежда и страх возникают не только в силу недоВнстоверности блага или зла, но и в силу неопределенности рода этих аффектов. Известие о смерти одного из сыновей, считает Юм, не превратится у отца в чистое горе, пока он не узнает, кого из сыновей потерял (68). Диалектическое понимание причин страха как потенциВнальной взаимообусловленности невозможного, возможного и дейВнствительного тАФ несомненно, значительное открытие Юма.
Анализируя основы общественной жизни, нравственности и полиВнтики, Гольбах утверждает, что в условиях порабощения народа, отВнсутствия в обществе свободы, безопасности, добродетели тАЬвсякий человек, которому нечего бояться, вскоре становится злым; тот, кто думает, что он ни в ком не нуждается, воображает, что сможет спокойно предаваться всем склонностям своего сердца. Таким обраВнзом, страх,тАФэто единственное препятствие, которое общество моВнжет противопоставить страстям своих вождей. Без этого последние развратятся сами и не замедлят воспользоваться теми средствами, которые дает им общество, чтобы найти себе соучастников в своих неправедных делах.
Очевиден вклад Гольбаха и в танатологию (науку о смерти). Хотя он и говорит, что страх смерти тАФ это пустая иллюзия, но в то же время отмечает факторы, которые эту иллюзию усиливают. К ним относятся, в частности, церемонии похорон, вид могилы, горестные песни, всеобщая печаль и скорбь. Человеку, замечает Гольбах, каВнжется, что все это будет сопровождать его после смерти.
Достаточно интересны рассуждения Гольбаха о причинах религиВнозности. Здесь он выдвигает положение о том, что всякий человек является боязливым и недоверчивым, поскольку в жизни всем привоВндится так или иначе страдать, переносить лишения, испытывать потряВнсения. тАЬОпыт пережитого страдания,тАФ пишет Гольбах,тАФ вызывает в нас тревогу при встрече со всяким неизвестным явлением.. Наши тревоги и страхи возрастают пропорционально размерам расстройВнства, вызываемого в нас этими предметами, их редкости, т. е. нашей неопытности относительно них, нашей естественной чувствительности и пылу нашего воображениятАЭ (75). Именно страх создавал богов, ужас их постоянно сопровождает, а тАЬкогда дрожишь от страха, то невозможно рассуждать здравотАЭ (76). Но поскольку суеверным чеВнловека делают невежество и слабость, то, делает вывод Гольбах, страхи исчезают с накоплением опыта.
Другой представитель немецкой классической философии - И. Кант - онтологизируя феномен страха, вводит для его объяснения понятие силы. Сила, считает Кант, выступает присущей любому объВнекту способностью преодолевать препятствия на пути его развития. Но и каждый иной объект также обладает силой, препятствующей экспансии данного объекта. Поэтому возникают ситуации противостояния объектов, которые Кант понимает как ситуации страха: тАЬТо, чему мы стремимся оказать сопротивление, есть зло, и, если мы находим наши силы недостаточными для этого, оно предмет страхатАЭ (81). Наряду с реальными ситуациями страха Кант справедливо усВнматривает и возможные, потенциальные ситуации, создаваемые воВнображением человека: тАЬМожно находить предмет страшным, не исВнпытывая перед ним страха, а именно когда мы судим о нем так, что мы представляем себе, что если мы когда-нибудь захотим оказать ему сопротивление, то всякое сопротивление будет тщетным.
Страх как духовное образование Кант определяет через ощущеВнние, возбуждаемое душевным волнением. тАЬЭто,тАФ пишет он,тАФ жизВнненное ощущение, пронизывающее все тело там, где только чувствуВнется жизнь (85), В свою очередь ощущение определяется Кантом как достаточно сложное образование, синтезирующее в себе по сути все компоненты духовности. Так, например, он пишет: тАЬВымысел, осоВнбенно когда присовокупляют аффект и страсть, смешивается с опыВнтом и образует с ним одно ощущениетАЭ (86). Однако, основываясь только на ощущении, где доминирует чувственность, человек может заблуждаться, воображая такие ситуации, которые могут вызывать страх. С другой стороны, и рассудок подчас не справляется со всем многообразием чувственных данных, что также может приводить к страху. Отсюда Кант выводит: 1) состояние аффекта как создаваеВнмой ощущениями неожиданности, из-за которой теряется присутстВнвие духа (87); 2) страсти как склонности, которую разум субъекта может подавить только с трудом или совсем не подавит (88). Снимая ограниченности чувственного и рационального. Кант утверждает в основании познания, а следовательно, и преодоления страха их синВнтез: тАЬРассудок и чувственность при всей их неоднородности сами собой соединяются друг с другом для создания нашего познаниятАЭ (89). Способность человека использовать этот синтез делает его муВнжественным и бесстрашным при встрече с любыми ситуациями страВнха: тАЬБоязнь, робость, испуг и ужас суть степени страха, т. е. отвраВнщения к опасности. Присутствие духа, когда опасность встречают рассудительно, есть мужество. Сипа внутреннего чувства.. когда нелегко поддаются чувству страха, есть бесстрашиетАЭ (90). На наш взгляд, своим пониманием равно важности чувственного и рациональВнного в познании и деятельности Кант одним из первых утвердил важВннейшее методологическое направление в изучении человека, в том числе основанную на этом принципе его способность правильно предВнвосхищать, оценивать и преодолевать состояние страха.
ГЛАВА II
СТРАХ В СТРУКТУРЕ ДУХОВНОГО МИРА ЧЕЛОВЕКА
Что же такое страх? Несмотря на кажущуюся простоту вопроса, ответить на него непросто и сегодня. Как известно, для определения какого-либо явления необходимо прежде всего выяснить его родоВнвую сущность тАФ включить в более широкий (в идеале, в предельно возможный) класс явлений, объясняющий природу данного явления, 1ЛИ, в гносеологическом плане, подвести понятие данного явления под более широкое. В истории становления понимания феномена страха л в его современных трактовках мы встречаемся с попытками опреВнделения страха как чувства, эмоции, аффекта, страсти, фрустрации. Заметим, что за каждым определением стоит солидная экспериментальная база, результаты экспериментов обобщены и оформлены как научные направления, выработаны соответствующие методики, ставшие во многом эффективными средствами профилактики невроВнзов, возникающих по поводу тех или иных разновидностей страха. вместе с тем следует признать, что обобщающей теории страха, при тАЬсей важности этого общественного феномена, пока еще не создал. Если учесть, что проблема страха вообще и различных его социВнальных проявлений, в частности, на протяжении многих лет не привлеВнкала внимания советских философов, а ее разработкой
преимущественно занимались зарубежные и советские представители
психологической науки, то попытаемся приб
лизиться к пониманию природы страха всего со стороны психо
логии эмоций тАФ той дисцип
лины, вклад
которой сегодня в изучение проблемы наиболее весом.
Анализ работ психологов, так или иначе связанных с изучением :траха, показывает, что трудности его понимания тАФ во многом реВнзультат того кризисного состояния, в котором оказалась современная психология эмоций.
1. В большинстве подходов преобладает понимание страха как результата внешне отражающего субъекта выступают тАЬорганизмтАЭ, тАЬиндивидтАЭ, тАЬличностьтАЭ, тАЬчеловектАЭ. За немногим исключением при всей очевидности специфики выделенных субъектов соответствующей спецификации рефлектирующей деятельности, а вслед за этим и класВнсификация страха, не проводится. Практически не дифференцируетВнся и внешняя сила, противостоящая субъекту и угрожающая ему.
2. Большинство авторов предполагают наличие активности лишь у внешней силы, оставляя за первоначальным субъектом способность к самосохранению. Но ведь принципиальное отличие социальных субъВнектов заключается в их сознательном риске неограниченно экстрапоВнлировать собственное качество на всю социальную действительность, осознанно провоцируя тем самым свою ограниченность, очерчивая пределы собственного страха.
3. Психологические определения не отвечают на вопрос, что же происходит с социальным качеством субъекта после перенесенного им страха. Пока что складывается впечатление, что тАЬпроверкатАЭ субъВнекта на страх тАФ это прежде всего испытание его нервной системы. Не потому ли для многих предпочтительнее теологическая концепция страха как очищающего душу божественной си
лой процесса или экВнзистенциалистская позиция, призывающая через страх овладеть моВнрально действия и решимости (Ж.-П. Сартр)?
4. Современные психологические определения страха в большинВнстве своем ориентированы на конкретную внешнюю силу, противоВнстоящую субъекту, в то время как субъект, вырабатывая инварианты своего взаимодействия с внешним миром, репрезентирует в конкретВнных предметах, процессах
сущностные характеристики це
лых к
ласВнсов предметов, соотнося эту репрезентацию с успехом или неуспеВнхом свое
й Деятельности. Неверно выбранные репрезентанты могут приводить к состоянию страха, в то время как их составляющие страВнха не вызывают и наоборот.
5. Современными психо
логическими средствами практически не раскрывается природа иррационального страха, хотя сегодня уже достаточно аргументированно показано наличие не только трансценВндентной, но и светской религии, разработаны основные подходы к пониманию фетишистского сознания.
^ Соглашаясь с оценкой важной роли страха в функционировании самосохранительных механизмов человека, которую отмечают пракВнтически все специалисты психологии эмоций, попытаемся посмотреть на проблему страха с позиций только еще создаваемой обобщаюВнщей теории эмоций. На наш взгляд, исходными положениями этой теории могут служить следующие принципы:
1) эмоция выступает синтетическим психическим образованием, репрезентирующим человеку целостный комплекс внутренних и внешВнних воздействий;
2) синтетический характер эмоции обеспечивается наличием в ней как чувственной, так и рациональной форм отражения;^
3) рассматриваемая с гносеологической точки зрения эмоция формируется как сложный психический образ, стремящийся к максиВнмальной внутренней наглядности всего отражательного процесса.
В таком случае страх следует понимать как результат рассогласоВнвания наличного психического образа с другими, когда эвристические и перцептуальные потенции наличного образа беднее потенций этих образов. Именно образное представление собственных потенций, саморефлексия собственного качества лежат в основе определения границ признанности качества человека в иных социальных, противоВнстоящих ему, структурах, а также определения полезности этих струкВнтур для развития самого человека.
Рассмотрим, как описывает А. Р. Лурия механизм страха послеВндействия у преступников. Методологически он исходит из следующеВнго положения: тАЬМы знаем, что каждое сильное аффективное состоВняние сопровождается глубокими нарушениями функций в организме человека.. Аффект нарушает всю энергетику организма, а так как корни всякого аффективного состояния сосредоточены, конечно, в деятельности его нервной системы, дающей ответы и на внешние и внутренние раздражители, то ясно, что максимальные отклонения при аффекте наблюдаются именно в высших нервнопсихических процесВнсах: мышлении, скорости и правильности ответов организма, распреВнделении и устойчивости его внимания, закреплении и сохранении его навыков и т. д.тАЭ (14). По мнению А. Р. Лурии, страх последействия тАФ это результат рассогласования избранной модели мышления (образа действия) и образного представления возможностей, неблагоприятВнной в случае несрабатывания выбранного образа, ситуации. ФиксируВнется страх последействия в нарушении ассоциативного мышления, что свидетельствует о сложнейшей работе сознания по конструированию, внутренней апробации и вербальному оформлению выбранного ваВнрианта образа задаваемой экспериментатором ситуации. Особую ценность эксперименты А. Р. Лурии имеют для подтверждения неВнразрывной и взаимообусловленной связи чувственного и рациональ-тАЬВ°тАЭВ° ^ структуре психического образа. В экспериментах выяснилось, что тАЬсостояние моторной сферы очень точно отражает нервно-псиВнхическое состояние испытуемого и дает объективную характеристику структуры протекающей реакции.
Современные исследования показывают, что специфика основных форм взаимоотношения человека с миром, а следовательно специВнфика его духовности, включающей в себя и страх, во многом обусВнловлены включенностью рефлектирующего человека в различные соВнстояния его социально-биологической организации тАФ организмен-ной, популяционной и родовой.
Особо следует обратить внимание на такие компоненты совокупного образа страха, которые по тем или иным причинам не становились предмеВнтом специального обсуждения и тем более не находят практического разВнрешения. К таким компонентам можно отнести, в частности, образное отражение среды. Каков механизм восприятия среды?
ГЛАВА 3
СМЫСЛОВЫЕ СТРУКТУРЫ СОЦИАЛЬНОГО СТРАХА ЛИЧНОСТИ
В зависимости от конкретного взаимосочетания основных элеменВнтов ЧУДО-образа возникают специфические типы мировоззренчесВнких систем. Рассмотрим основные из них.
1. Система мировоззренческих образов, рационально репрезенВнтирующих противоречивую природу ЧУДО-комплекса. Эти образы лежат в основе формирования научной картины мира. В них доминиВнрует категориально-понятийное, принципиальное осмысление и выраВнжение человеческого взаимоотношения с миром.
2. Система мировоззренческих образов, репрезентирующая ирВнрациональную сторону человеческой деятельности и условия ее осуВнществления. Эта система образов-фетишей, которые составляют фундамент иллюзорного миропонимания, В этих образах преимущесВнтвенно доминирует чувственное начало, вера.
3. Система мировоззренческих образов, синтезирующих рациоВннальные образы. Эти синтетические образы тАЬпитаюттАЭ и сферу научВнной картины мира, и сферу иллюзорного миропонимания. ПримеВнром подобных образов могут служить представления об НЛО, снежВнном человеке и т.п. На этих образах преимущественно базируется обыденное сознание человека.
Выделенные мировоззренческие структуры, образуя в цепом соВнвокупное мировоззрение человека, могут находиться в следующих отношениях друг к другу;
- относительно равноправное сосуществование; тАФ жесткая иерархия с доминированием той и
ли иной структуры; тАФ относительно свободный взаимопереход друг в друга.
Как мы уже отмечали, страх репрезентируется в трех видах наВнглядных мировоззренческих ЧУДО-образов тАФ рациональных, ирраВнциональных, синтетических. Казалось бы, даже сугубо рационализиВнрованные образы науки находятся под сильнейшим воздействием осоВнбенностей конкретно-исторического ЧУДО-комплекса. Кроме того, различные мировоззренческие системы требуют и различного менВнтального (вербального, понятийного) оформления. По сути, мы имеВнем дело с различными формами рассогласовании в рамках одной мировоззренческой системы. При этом вольно или невольно может происходить процесс взаимопревращения образов, что в конечном счете может привести либо к их взаимообогащению, либо к взаимоВнподавлению, т. е. к стагнации данной мировоззренческой системы.
Формы поведения в поведенческом синдроме страха:
а) многие, если не все, проявления страха имеют тенденцию возВнникать одновременно или последовательно;
б) события, которые вызывают одну из них, обычно вызывают и другие (не обязательно все);
в) большинство из них. если не все, выполняют единую биологиВнческую функцию защиты;
г) при самоотчете испытуемые указывают на них как на проявлеВнния страха.
Призыв Ж.-П. Сартра к освобождению от страха преимущественВнно в мире ирреальных сущностей вызывает широкую и серьезную критику. Так, например, 3. Фрейд утверждает: тАЬС безличными силаВнми и судьбой не вступишь в контакт, они остаются вечно чужды нам. Но если в стихиях бушуют страсти, как в твоей собственной душе, если даже смерть не стихийна, а представляется собою насильственВнное деяние злой воли, если повсюду в природе тебя окружают суВнщества, известные тебе из опыта твоего собственного общества, то ты облегченно вздыхаешь, чувствуешь себя, как дома, среди жути, можешь психически обрабатывать свой безрассудный страхтАЭ (23). Справедливости ради заметим, что сам Ж.-П. Сартр также, видимо, замечал ущербность процедуры мысленного проецирования состояВнния страха на плоскость недетерминированных ирреальных образов, поскольку писал, например: тАЬЧеловек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательВнно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизньтАЭ.
Выдвинув в качестве предела человеческого существования НиВнчто, М. Хайдеггер задает вопрос: тАЬСлучается ли в бытии человека такая настроенность, которая подводит его к самому Ничто?тАЭ И отВнвечает на него следующим образом: тАЬЭто может происходить и дейВнствительно происходит тАФ хоть достаточно редко тАФ только на мгноВнвения, в фундаментальном настроении ужаса (страха). Под этим тАЬужаВнсомтАЭ мы понимаем не ту очень частую склонность ужасаться, котоВнрая, по сути дела, сродни излишней боязливости. Ужас в корне отлиВнчен от боязни. Мы боимся всегда того или другого конкретного суВнщего, которое нам в том или ином определенном отношении угроВнжает. Боязнь перед чем-то касается всегда тоже чего-то определенВнного. Поскольку боязни присуща эта очерченность причины и предВнмета, боязливый и робкий прочно связан вещами, среди которых находятся. В стремлении спастись от чего-то тАФ от этого вот тАФ он теряется в отношении остального, т. е. в целом тАЬтеряет голову.
ГЛАВА IV
СТРАХ ДИКТАТУРЫ КАК ФОРМА СОЦИАЛЬНОГО СТРАХА
Среди множества форм социального страха особого внимания заслуживает страх диктатуры, многообразие и специфика которого во многом обусловлены особенностями самой диктатуры как конценВнтрированного выражения насилия, власти. В истории известны примеВнры диктатуры абсолютизированной власти религиозных организаций, классов, отдельных личностей, административно-командных (государВнственных и партократических) систем. Практика социалистического строительства в СССР показывает, что формула тАЬВся впасть тАФ СовеВнтам!тАЭ также может отражать диктаторские тенденции лишения исВнполнительными органами власти народа, порождая у него особый страх тАЬсамого себятАЭ. Как же формируется страх диктатуры? Можно ли определить его основные варианты?
Кальвинизм как одна из разновидностей европейской РеформаВнции знаменовал собой борьбу становящейся европейской буржуазии против феодальных порядков XVI в. Ф. Энгельс отмечал, что теолоВнгическая система Кальвина отвечала духу самой смелой части тогВндашней буржуазии. тАЬЕго учение о предопределении, тАФ писал он, тАФ было религиозным выражением того факта, что в мире торговли и конкуренции удача или банкротство зависят не от зависящих. ОпреВнделяет не воля или действие какого-либо отдельного человека, а миВнлосердие могущественных, но неведомых экономических сил. И это было особенно верно во время экономического переворота, когда все старые торговые пути и торговые центры вытеснялись новыми, когда были открыты Америка и Индия, когда даже наиболее священВнный экономический символ веры тАФ стоимость золота и серебра тАФ пошатнулся и потерпел крушение. Притом устройство церкви КальвиВнна было насквозь демократичным и республиканским; а где уже и царство божие республиканизировано, могли ли там земные царства оставаться верноподданными королей, епископов и феодалов? Если лютеранство в Германии стало послушным орудием в руках князей, то кальвинизм создал республику в Голландии и деятельные респубВнликанские партии в Англии и прежде всего в ШотландиитАЭ.
Историки отмечают, что Швейцарская конфедерация XVI в. объВнединяла 13 кантонов и ряд союзных земель. В свою очередь, кантоны делились на отсталые лесные, где в условиях разлагающихся общин политическая впасть аккумулировалась в руках землевладельческой знати, и экономически развитые городские, где были распространеВнны ремесло и торговля и складывались некоторые виды капиталистиВнческих мануфактур. Впасть в городских кантонах принадлежала патВнрицианским фамилиям, владевшим землями, рентой и торгово-реВнмесленными предприятиями. Женева того времени считалась важВннейшим экономическим и торговым центром и входила в конфедераВнцию на правах союзной земли. Развивающееся здесь ремесло было свободно от цеховых ограничений. Между лесными, городскими канВнтонами, союзными землями шла острая экономическая и политичесВнкая борьба. И лишь угрозы со стороны других государств заставляли кантоны сохранять военно-политический союз.
Выходит, что теологическое протестантское мировоззрение в своей потенции оказалось более универсальным и менее противоречивым, а следовательно, и более жизненным, чем светский гуманизм. Однако Д. Е. Фурман, очень удачно подметил своеобразие теологической идеологии Реформации, которая тАЬкак бы складывается из двух комВнпонентов тАФ своеобразия раннего христианства, как оно зафиксироВнвано в Библии, и особого, уникального тАЬпрочтениятАЭ Библии реформаВнторами. И, очевидно, оба эти компонента одинаково важны тАФ ни Библия сама по себе, вне ее специфического тАЬпрочтениятАЭ, не пороВндила таких форм религиозной идеологии, как реформационная, ни новые, уже светские по духу, идейные движения XVI столетия, не связывающие себя задачей толкования тАЬсвященного текстатАЭ тАФ не имели столь важных социальных последствийтАЭ (10). А поскольку Библию читали по-разному не только в Европе, но и в Швейцарии, и в ЖенеВнве, то можно предположить, что и в состоянии страха в XVI в. нахоВндились и гуманисты-мыслители, и профессионалы-теологи, и все слои верующего населения. В это время, когда старый католический мир был отвергнут, а новый еще не создан, и появился в Женеве Кальвин, французский теолог-лютеранин, бежавший из католической Франции.
Первыми шагами Кальвина была разработка и реализация в кульВнтовой практике новых заповедей евангелического учения, ибо тАЬесли хочешь воспитать в людях новую веру, то сначала следует дать им возможность узнать, во что они должны верить и что признаватьтАЭ (12). Опираясь ни теологические системы Лютера, Цвингли и других теоретиков Реформации, Кальвин в основу своего вероучения полВножил догмат, судьба человека предопределена богом и никакими путями нельзя изменить раз и навсегда начертанной линии жизни. Верующий, по Кальвину. должен воспринимать себя в этом смысле как божий избранник ^ смириться с уготованной ему ролью, не приВнтязая на ее изменения. Достижение успеха на каком-то поприще тАФ подтверждение человеком правильного понимания божественного призвания. Если проповедник духовно-религиозной свободы Лютер призывал к вере по внутреннему инидивидуальному убеждению, то его ученик Кальвин отверг возможность прочтения Библии и, по сути, создал новую ортодоксальную протестантскую библиократию (13). С. Цвейг по этому поводу пишет: тАЬКальвин никогда и ни в какой мере не терпит свободы в делах отдельного человека, ни пяди свободного пространства и религиозных и духовных делахтАЭ (14). тАЬПусть другие думают иначе, тАФ говорит Кальвин, тАФ но я считаю, что у нашей доВнлжности такие узкие рамки, будто после прочитанной проповеди мы можем спокойно сложить руки на коленях, словно уже выполнили тем самым свой долгтАЭ (15).\
Может быть, на этот раз в Женеве будет создана тАЬнасквозь деВнмократичная и республиканскаятАЭ церковь и скажут свое слово тАЬдеяВнтельные республиканские партиитАЭ? Нет, этого не произошло. Без КальВнвина Женева смогла прожить только три года. Попытаемся понять причину этого. Зададимся вопросом: какие сипы могли реализовать в тот период демократические принципы?
1. Могли ли стать инициаторами духовного демократического обновления народные низы, получившие уже е. протестантских общиВннах первые уроки религиозной интеллектуализации?
На наш взгляд, изменения в умонастроениях рядовых верующих этого периода достаточно точно характеризуются В. В. Лазаревым: тАЬУчителя и руководители большинства сект видели свое главное исВнкусство и главную задачу в том, чтобы пресекать отклонения от догм и подавлять ересь в секте. По мере разложения сект протестантизм подходил, наконец, к той черте, где столкновение между догматизВнмом наставника и
еретичеством в его секте, между нетерпимостью и свободой ре
лигиозного убеждения
очевиднейшим образом выступаВнло уже как раздор в душе самого мирянина. Он до
лжен доказывать правоту своего убеждения на себе же, обращая свою нетерпимость против себя самого. Ему предстоит бороться с внутренним своим врагом, и этот противник выступает то еретиком, то догматиком, и поэтому приходится быть для самого себя одновременно и субъекВнтом и объектом как собственной нетерпимости, так и преодоления косноститАЭ (19). Можно только представить, какой разброд царил в головах людей, только что сбросивших ярмо като
лици
зма, присягнувВнших Кальвину, а теперь убеждающихся в его неправоте.. Люди отчаВнива
лись и боялись.
2. Может быть, гуманисты-мыслители решили, что откры
лся просВнтор для воп
лощения их замыслов? Но
мы не находим св
идете
льств их практической деяте
льности в этот перис
1Д. Скорее, подтверждается хаВнрактеристика гуманистов, данная С.
Цвейгом: тАЬС трагической прозорВн
ливостью все эти ум
удренные гуман
исты осознают то зло, которое неистовые упрямцы (
лидеры кальвинизма тАФ В. А.) принесут Европе, за этими горячими речами не слышится бряцание оружия, а в ненависти уже предчувствуется грядущая ужасная война. Но, даже зная истину, эти гуманисты все-таки не отваживаются бороться за нее. В жизни почВнти всегда существует разрыв между идеей и ее воплощением: мыслиВнтели не бывают деятелями, а деятели тАФ мыслителями. Все эти трагиВнческие, скорбящие гуманисты пишут друг другу трогательные, изящВнные письма, они стенают за закрытыми дверями своих кабинетов, но никто из них не выступит против антихриста. Время от времени Эразм отваживался послать несколько стрел из укрытия; Рабле, прикрываясь шутовским платьем, хлестал бичом яростного смеха; Монтень, этот благородный и мудрый философ, находит в своих тАЬОпытахтАЭ самые убедительные слова, но никто не пытается восстать всерьез и предотВнвратить хотя бы одно преследование или казнь. Мудрец не должен спорить с фанатиками, считают эти познавшие мир и потому ставшие осторожными люди, в такие времена лучше уйти в тень. чтобы самого не схватили и не сделали жертвойтАЭ (20).
3. Вряд ли заинтересованы в ликвидации кальвинизма и представитеВнли зарождающейся буржуазии, чью деятельность Кальвин тАЬосвятилтАЭ божественным предопределением. тАЬКаждому указывается божеством его положение и его состояние. Соломон поэтому.. призывает бедных к терпению, ибо те, что недовольны своим жребием, пытаются сброВнсить с себя бремя, возложенное на них богомтАЭ (21). Буржуа прекрасно понимали, что им придется многим поступиться в случае реставрации католицизма. Претензии Папы были безграничны..
4. Наконец, очень неуютно чувствовали себя оставшиеся священВнники. Страх стать неугодными народу и разделить участь Кальвина заставлял их идти на послабления в выполнении протестантских предВнписаний. А этим незамедлительно стала пользоваться обретающая силу католическая церковь (22). Заметим, что несмотря на повсеВнместное поражение со стороны протестантизма, католический монстр был достаточно силен. Уже шел в Европе контрреформационный процесс, разворачивал свою деятельность карательный орган Папы тАФ иезуитский орден. тАЬВ этот период, тАФ пишет Б. Ф. Поршев, тАФ гегеВнмония Берна грозила превратить Женеву в незначительный провинциВнальный город.. единый фронт оппозиции распался, грозной самостоВнятельной силой становится плебейская оппозиция буржуазии. Нужна была единая сильная властьтАЭ.
ГЛАВА V.
СОЦИАЛЬНЫЙ СТРАХ В УСЛОВИЯХ тАЬСОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВАтАЭ
Сегодня уже мало кто сомневается в необходимости корректиВнровки всех наших планов с человеческим содержанием развития обВнщества. Однако тАЬчеловеческиетАЭ измерения этих планов и их социальВнных последствий остаются во многом лишь декларируемыми пожелаВнниями. Применительно к теме нашего исследования это означает реВнальность такой проблемы: помимо уже существующих (консервативВнных) структур, являющихся основой воспроизведения социального страха, новые формы социальной организации из-за невнимания к реальному человеку порождают и новые разновидности социального страха, что в ряде случаев существенно снижает эффективность этих, во многом прогрессивных, новаций. Так, например, сильнейшим исВнточником социального страха, причем 6 его крайних, порой, трагиВнческих формах являются сегодня процессы национального самоопреВнделения ряда республик, экономической самостоятельности региоВннов страны, наконец, процессы политического обособления традициВнонных (формальных) и нетрадиционных (неформальных) общественВнных организаций. В связи с этим достаточно активно обсуждаются вопросы старых и новых форм диктатуры в тАЬлицетАЭ, например, центВнра (государства, ведомств), аппарата, бюрократии и т. п. ПримечаВнтельно, что при этом и тАЬлевыетАЭ, и тАЬправыетАЭ, и тАЬцентристытАЭ так или иначе обращаются к одним и тем же источникам тАФ обобщению опыВнта революционных преобразований в трудах классиков марксизма-ленинизма.
'Очевидно, что тайны многих новых страхов еще только предстоит открыть, но важно и не приумножать количество уже известных, традиционных форм социального страха. Для этого необходим поиск их истоков, прояснение трансформаций и метаморфоз, а также
определение причин их закрепления в основных сферах жизнедеятельности и сознания. Попытаемся, например, выяснить, как происходило в нашем обществе закрепление страха диктатуры в его различных модификациях.
К. Маркс, понимая насилие как экономическую потенцию отмечал в тАЬКапиталетАЭ, что оно является повивальной бабкой всякою старого общества, когда оно беременно новым. В свою очередь Ф. Энгельс в статье тАЬОб авторитететАЭ писал: тАЬРеволюция есть, несоВнмненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. РеволюВнция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю ДруВнгой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезВнвычайно авторитетных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посредВнством того страха, который внушает реакционерам ее оружиетАЭ.
Конечно К. Маркс и Ф. Энгельс прекрасно понимали, что классоВнвая политическая борьба тАЬведется, в конечном счете, из-за освобожВндения экономическоготАЭ (4), а классовое господство рабочих над соВнпротивляющимися им прослойками старого мира будет длиться до тех пор, тАЬпока не будут уничтожены экономические основы сущесВнтвования классовтАЭ (5). Но что же дальше? Отвечая на этот вопрос, уже В. И. Ленин писал: тАЬПролетариат должен стремиться к основаВннию самостоятельных политических рабочих партий, главной целью которых должен быть захват политической власти пролетариатом для организации социалистического обществатАЭ (6). Вот он тАФ вопрос воВнпросов. Как известно, классики марксизма ответа на него не дали. По крайней мере, взгляд на бесклассовое коммунистическое общество как на тАЬассоциацию свободных тружениковтАЭ оставался и остается во многом лишь манящей перспективой. Явно недостаточно было и 72-дневного опыта Парижской коммуны. Именно в этом контексте слеВндует понимать слова В. И. Ленина, произнесенные им в 1922 г.: тАЬМы должны иметь мужество сказать, что мы создаем свой аппарат стиВнхийно.. Мы должны будем самым обстоятельным образом изучить этот вопрос, которого до сих пор изучить не смоглитАЭ.
А история делала свое дело.. Дилемма: долготрудный процесс научения и приобщения к социализму или насильственное устранение препятствий построения государства диктатуры пролетариата тАФ все больше решалась в пользу второго варианта. И вот уже в 1920 г. Н. И. Бухарин публикует программную работу тАЬЭкономика переходВнного периодатАЭ, одна из основных глав которой называется тАЬ Всеэкономическое тАЭ принуждение в переходный периодтАЭ (8). Вот его теореВнтическое обоснование необходимости пролетарского насилия: тАЬС одВнной стороны.. насилие играет роль разрушающего фактора, с друВнгой, тАФ оно является силой сцепления, организации, строительства. Чем больше по своей величине эта тАЬвнеэкономическаятАЭ сила, которая, в действительности, является тАЬэкономической потенциейтАЭ, тем меньше тАЬиздержкитАЭ переходного периода (при прочих равных условиях, коВннечно), тем короче этот переходный период, тем скорее устанавлиВнвается общественное равновесие на новой основе и тем быстрее криВнвая производительных сил начинает подниматься кверхутАЭ (9). ПосВнкольку же,тАФ продолжает Н. И. Бухарин,тАФ насилие является социВнальной мощью класса, наиболее организованного при конституировании его в форме государственной власти, то концентрированным и организованным общественным насилием выступает именно государВнственная власть: тАЬВот почему революционная государственная власть является могущественным рычагом экономического переворота.
Интересный получился у Н. И. Бухарина образ насилия: тАЬкристалВнлизованный центр, и от него тАФ разящие стрелы во всех врагов. Центр тАФ священен и непогрешим Все остальное тАФ человеческий материал для выполнения решений этого центра. Неприятны распоряВнжения центра? Так это субъективное, неправильное представление. Объективно центр всегда прав: иди на смерть с полным душевным удовлетворением, с чувством выполненного пролетарского и коммуВннистического долга. Заметим, что В. И. Ленин, читая книгу Н. И. Бухарина, об этой главе написал: тАЬВот эта глава превосходна!тАЭ (17).
Посмотрим, что же могло не понравиться создателям методолоВнгии пролетарского насилия в работах А. А. Богданова. Может быть, вот это высказывание: тАЬЧем больше выступает на первый план слепое подчинение, чем выше- поднимается идеолог над массою, чем менее она может влиять на его организаторскую работу, тем неизбежнее их общая жизнь замирает в стихийном консерватизме.
Скорее всего, это было вообще последнее тАЬпроститАЭ, сказанное товарищу по партии, просто незаслуженно обиженному человеку. По крайней мере, самому Н. И. Бухарину этого уже не говорили.. Не говорили никому, но всех слушали и тАЬнаматывали на устАЭ, учились, чтобы довести до логического конца теорию тАЬорганизующего насиВнлиятАЭ. . тАШ
1928 год. И. В. Сталин возвращается из поездки в Сибирь. Он очень не доволен тАФ общего языка с крестьянином найти не удалось. И вскоре в сибирской газете тАЬВласть трудатАЭ появляется статья Кара-баева тАЬУсилить бойкот, применять его всерьезтАЭ, в которой автор пишет: тАЬТам же, где само население хлебозаготовителям не оказыВнвает содействия по вскрытию злостных держателей хлеба и не приниВнмает участие в бойкоте их, там проводятся бойкоты целых сел, участников и тех обществ потребителей, которые находятся на этих участВнках. На этих участках должны бойкотироваться не отдельные лица, а все, живущее в этом районе.. Бойкот отдельных несдатчиков хлеба и целых сел и участков как орудие против срывающих снабжение городов хлебом, следовательно, срывающих смычку города с деревВнней,тАФ надо применять всерьез и до тех пор, пока он не даст постоВнянных и желаемых результатовтАЭ (21). Методология устрашения стала реальной силой, направленной от все сужающегося тАЬцентратАЭ к тАЬпеВнриферии, где находился самый главный враг тАФ тАЬзлостный несдатчик хлебатАЭ тАФ крестьянин. Результаты этой тАЬметодологиитАЭ скоро сказаВнлись: голод 1932тАФ1933 гг. доводил людей до крайности, до каннибаВнлизма.. (22). А для рядовых членов партии вопрос пребывания в парВнтии или исключения из партии стал вопросом тАЬжизни или смертитАЭ (23). Уже в 1934 г., выступая с отчетным докладом XVII съезду парВнтии, И. В. Сталин резюмировал: тАЬНастоящий съезд проходит под флагом полной победы ленинизма, под флагом ликвидации антиленинских группировок.
Насколько внимательно изучал И. В. Сталин работы А. А. БогдаВннова? Сложно ответить на этот вопрос, но некоторые аналогии, на наш взгляд, просматриваются довольно отчетливо. Скажем, выводит А. А. Богданов в тАЬТектологиитАЭ закон тАЬнаименее благоприятных услоВнвийтАЭ, согласно которому тАЬреальным пределом лозунгов и руководВнства является именно то, на что еще может соглашаться отсталая часть целоготАЭ. И. В. Сталин тАЬстроиттАЭ социализм, последовательно отсекая, уничтожая отсталые, по его мнению, части общества. А. А. Богданов констатирует, что тАЬстаринные организации стремиВнлись увеличить до максимума сопротивление своих членов различВнным опасным для целого побуждениям посредством страшных клятв и присяг, а также менее наивного метода тАФ жестокой кары тем, кто не сможет преодолеть антиорганизационных мотивов своей психиВнкитАЭ. И. В. Сталин проверяет на прочность и преданность своих блиВнжайших сподвижников, сажая в лагеря их жен, родственников, переженивая их на собственно подобранных невестах и т. п. (25). А не могла ли появиться у И. В. Сталина аналогия между суждением А. А. Богданова о том, что в отдельном организме главным органиВнзующим центром является мозг, для которого среда благоприятнее, чем для других органов: от внешней он защищен, а внутренняя, питаВнтельная среда, распределена в его пользу, и суждениями такого рода: тАЬпартия тАФ мозг классатАЭ, а тАЬвождь тАФ мозг партиитАЭ (26), позднее тАФ тАЬпартия тАФ ум, честь и совесть современной эпохитАЭ, тАЬпланы партии тАФ планы народатАЭ и т. п.?
Хотя Сталин и не скрывал своих взглядов о существовании политиВнки устрашения, противники сталинизма не смогли и, пожалуй, не могВнли ничего изменить. Мы согласны с теми авторами, кто при анализе деформаций социализма исходит из объяснения экономического, политического, идеологического и психологического разбалансирования жизнедеятельности его основных социальных субъектов (28). СеВнгодняшние исследования показывают, что наиболее защищенной соВнциальной силой, особенно с конца 20-х годов, выступала именно парВнтийно-государственная бюрократия, реализующая свою не делимую ни с кем власть через репрессивные органы; монопольное право опВнределять стратегию производства, распределения и потребления маВнтериальных благ; идеологическое обоснование своей исключительВнности; создание системы светской религии во главе с вождем; психоВнлогическую обработку народа в направлении деформации духовносВнти и социальной приниженности. Социальные потенции других обВнщественных сил существенно сужались путем, например, узаконивания тАЬприписноготАЭ крестьянства; привязывания, деформирующей личВнность рабочих системой тАЬльготтАЭ к одному предприятию, станку; шельВнмования и физического подавления интеллигенции и т. д. МногослойВнный страх вел к самоубийствам, эмиграции, предательству идеалов и друзей, всеобщей подозрительности и мнительности. Страх настольВнко сковал людей, что даже XX съезд партии не смог его у многих не только устранить, но даже поколебать. Заметим, что не обходит страх и саму бюрократическую систему. Серьезно угрожала ей ноВнвая экономическая политика, но бюрократия оказалась сильнее.. Затем она сменила культ личности на культ аппарата. Уже в 70-е годы, как замечает Ф. Бурлацкий, тАЬпричина экономической и техноВнлогической отсталости была одна тАФ недопонимание и страх перед назревшими структурными реформами: переходом на хозрасчет в промышленности, кооперированием сервиса, звеньевым и семейным подрядом в деревне. И страшнее всего было бы режиму тех лет решиться на демократизацию, ограничение власти главной опорной базы Брежнева тАФ бюрократии.
Вместе с этим смотрят:
Социокультурная динамика межпоколенных взаимодействийСоциологическая концепция Эмиля ДюркгеймаСоциологическая мысль в России в ХIХ векеСоциологические взгляды К. Маркса и его роль в развитии социологии