Маргиналы

                                  НГУ

Кафедра    социологии Реферат        Тема:                           Маргиналы

        Выполнил:                                                                                               

                                                                                                                                        

         Группа:                                                                                                             

          Принял:                                                                                                

1999

СОДЕРЖАНИЕ

1.       Вступление                                                                     -   3    

  1. Причины дезорганизованности и их

                              преодоление                                                -  4     

3.       Классовая маргинализация                                            -  12     

  1.       Стереотипы господства и подчинения

                                человека                                                     -  19 

5.       Маргинальность и право                                               -  22    

                  Литература

                                                        1.ВСТУПЛЕНИЕ

        Понятие маргинальности служит для обозначения пограничности, периферийности или промежуточности по отВнношению к каким либо социальным общностям (национальным, классовым, кульВнтурным). Маргинал, просто говоря,тАФ ВлпромежуточныйВ» человек. Классическая, так сказать, эталонная фигура маргинала тАФ человек, пришедший из села в город в поисках работы: уже не крестьянин, еще не рабочий; нормы деревенской субкультуры уже подорваны, городская субкультура еще не усвоена. Главный признак маргинализации тАФ разрыв социальных связей, причем в ВлклассическомВ» случае последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи. При включении моргинала в новую социальную общность эти связи в той же последовательности и устанавливаются, причем установление социальных и дуВнховных связей как, правило, сильно отстает от установления связей экономичеВнских.  Тот же самый мигрант, став рабочим и приспособившись к новым усВнловиям, еще длительное время не может слиться с новой средой.

   В отличии от ВлклассическойВ» возможна и обратная последовательность маргинализации. Объективно все еще оставаясь в рамках данного класса, человек теряет его субъективные признаки, психологически деклассируетВнся. Ведь деклассирование тАФ понятие прежде всего социально-психологическое, хотя и имеющее под собой экономические причины. Воздействие этих причин не является прямым и немедленным: объективно выброшенный за пределы пролеВнтариата безработный на Западе не станет люмпеном, пока сохраняет психологию класса и прежде всего его трудовую мораль. У нас в стране нет безработицы, но есть деклассированные представители рабочих, колхозников интеллигенции, управленческого аппарата. В чем их выделяющий признак? Прежде  всеготАФ в отсутствии своего рода профессионального кодекса чести. Профессионал не  унизится до плохого выполнения своего дела. Даже при отсутствии материальных стимулов настоящий рабочий не сможет работать плохо тАФ скорее он откаВнжется работать вообще! Физическая невозможность халтурить отличает кадровоВнго рабочего-профессионала (так же как и крестьянина, и интеллигента) от декВнлассированного бракодела и летуна.

2. ПРИЧИНЫ ДЕЗОРГАНИЗОВАННОСТИ И ИХ

ПРЕОДОЛЕНИЕ

Привычку к расхлябанности, дезорганизованности порождает множество причин. Кратко проанализируем основные из них.

  Первая мировая война усилила в социальной структуре российского общеВнства маргинализационные процессы. Едва ли не в наибольшей степени затронуВнли они рабочий класс. Что он представлял из себя до войны? Общая численВнность (без членов семей) тАФ 15 миллионов человек, в том числе промышленных рабочих тАФ только 3,5 миллиона, из них кадровых тАФ 600 тысяч. Именно эта группа в силу своих особых качеств составляла главную социальную базу большевистской партии. И период войны значительная часть кадровых рабочих были призвана в действующую армию (в Петрограде, например, тридцать процентов), а на смену им пришли далеко не лучшие. Ленин неоднократно отмечал, что в период войны фабрично-заводское производство привлекает Влвсех, спрятавшихВнся от войны, босяцкие и полубосяцкие элементы, проникнутые одним желанием ВлхапнутьВ» и уйтиВ». [1, с275]

Последовавшая за революцией гражданская война привела к взаимному истреблению наиболее активных элементов российского общества, составлявших культурное меньшинство народа. Это в полной мере относится и к рабочему классу: из гражданской войны и сопутствовавшей ей разрухи вышел ВлпролетаВнриат, ослабленный и до известной степени деклассированный  разрушением его жизненной основытАФкрупной машинной промышленности..В». [2,с10] Вл..Неслыханные кризисы, закрытие фабрик привели к тому, что от голода люди бежали, рабоВнчие просто бросали фабрики, должны были устраиваться в деревне и переставаВнли быть рабочимиВ». [3,  с 42]

В августе 1920 года переписью было учтено 1,7 миллиона промышленных рабочих (менее 50 процентов от их довоенной численности), из них кадровых тАФ около 700 тысяч (по другим, скорее всего, более точным данным тАФ всего 350 тысяч человек). Некоторые авторы вполне справедливо увязывают падение автоВнритета и влияния ленинской гвардии в партии с истончением слоя кадровых раВнбочих, являвшихся ее социальной базой и источником пополнения. В годы гражВнданской войны и военного коммунизма развал хозяйства и деклассирование проВнлетариата сочетались с ростом аппарата хозяйственного управления и распредеВнления: в 1921 году он уже в два с половиной раза превосходил численность пролетариата тАФ 4 миллиона чиновников, Влполученных от царя и от буржуазноВнго общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против насВ». [4, с290]

Основанием социальной структуры общества оставались огромный слой патВнриархального или полупатриархального крестьянства, в большинстве бедного, а кроме того, не поддающиеся учету массы люмпенов, выбитых из жизненной - колеи войной. И во главе этого общества тАФ партия, пролетарская политика коВнторой Влопределяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардиейВ».[4, с20] Но и с этим Влтончайшим слоемВ» далеко не все в порядке. 12 ноября 1921 года один из руководителей ЦКК РКП(б) А. А. Сольц писал в ВлПравдеВ»: ВлДолгое пребывание у власти в эпоху диктатуры пролетариата возымело свое разлагаюВнщее влияние на значительную часть старых партийных работников. Отсюда бюрократизация, отсюда крайне высокомерное отношение к рядовым членам парВнтии и к беспартийным рабочим массам, отсюда чрезвычайное злоупотребление своим привилегированным положением в деле самоснабжения. Выработалась и создалась коммунистическая иерархическая каста..В». В одном из писем известВнный деятель того времени X. Г. Раковский упоминал  Влавтомобильно-гаремный факторВ», Влиграющий немаловажную роль в оформлении идеологии нашей советВнской партийной бюрократииВ».[ 5 ] У партийной, элиты складывался своеобразный групповой навык, выражавшийся в отрицании общечеловеческих моральных ценВнностей, возведении в абсолют волевых, жестко авторитарных методов, примениВнмых только в условиях гражданской войны, и распространении их на все слуВнчаи жизни, полный отказ от собственного ВляВ» в пользу Влпартийной линииВ». Эта мораль в дальнейшем способствовала успеху сталинщины и последовательному уничтожению представителей Влстарой гвардииВ» руками товарищей по партии, а конечном счете  безжалостному обращению с массами трудящихся.

Довольно запутанные отношения сложились у партийной верхушки с управленческим аппаратом, заимствованным от царского режима. Вот что говорил об этом Ленин на XI съезде РКП(б): Вл..Не хватает культурности тому слою коммунистов, который управляет. Но если взять Москву тАФ 4700 ответственных коммунистов тАФ и взять эту бюрократическую махину, груду,тАФ кто кого ведет? Я очень сомневаюсь, чтобы можно было сказать, что коммунисты ведут эту груду. Если правду говорить, то не они ведут, а их ведутВ».[4, с95]

Итак, в начале 20-х годов социальная структура советского общества предВнставляла из себя пеструю мозаику разных классов и групп, ВлвзрыхленнуюВ» миВнровой и гражданской войнами, белым и красным террором, разрухой; массу люВндей, выбитых из колеи, с оборванными социальными связями, с потрясенными до основания моральными устоями. При этом, пожалуй, больше других постраВндал рабочий класс, который подвергся за эти три с половиной года политичеВнского господства таким бедствиям, лишениям, голоду, ухудшению своего эконоВнмического положения, как никогда ни один класс в истории. И понятно, что в результате такого сверхчеловеческого напряжения мы имеем теперь особую усталость и изнеможение и особую издерганность этого классаВ», Вл..Никогда не было так велико и остро бедствие этого класса, как в эпоху его диктатурыВ».[3, с132]

Много раз в последнее время ставился вопрос об альтернативах сталинской модели казарменного социализма, или конкретнее, о том, можно ли было соВнхранить нэп. Попробуем взглянуть на этот вопрос, учитывая прежде всего динаВнмику общественных процессов, движения классов, слоев, групп населения в страВнне. Кому и что сулила новая экономическая политика?

Нэп, введенный партийным руководством вопреки собственному желанию под угрозой полного развала экономики и поголовного крестьянского восстания, был ненавистен и партийному, и государственному аппарату. Первому тАФ потому что товарно-денежные отношения не подчинялись методу Влпростых решенийВ» и, выступал регулятором экономической жизни, отнимали у партийного аппарата возможность командовать, порождая у наименее культурной его части ощущение собственной ненужности. ВлСовслужащиеВ» же, в большинстве взятые внаем у проВншлого, просто оказались не у дел: из имевшегося в 1924 году 1 миллиона безВнработных 750 тысяч тАФ бывшие служащие. В 1928 году эта категория составила 50 процентов всех безработных. Таким образом, нэп способствовал неопределенВнности в положении и прямой люмпенизации работников управленческого апВнпарата.

Что же касается рабочего класса, то к началу первой пятилетки общая его численность по сравнению с 1920 годом увеличилась в 5 раз, а если вести отсчет от численности его кадрового ядра, то тАФ минимум в 12, а скорее всего тАФ в 24 раза. Вполне вероятно, что основную массу пополнения рабочих составила пауперизированная крестьянская молодежь. Многие из крестьян-мигрантов, поВнступавших на заводы и фабрики, сохраняли земельные участки и хозяйство в деревне. Вл..Каждый седьмой рабочий не умел читать и писать, многие справВнляли церковные праздники, ради чего могли и не выйти на работу, уход в деВнревню, например, на сенокос или уборку урожая кое-где был массовымВ».[6] Как считал Христиан Раковский, Влни физически, ни морально он рабоВнчий класс, ни партия не представляют из себя того, чем они были лет десять тому назад. Я думаю, что не очень преувеличиваю, если скажу, что партиец 1917 года вряд ли узнал бы себя в лице партийца 1928В». Думается  в условиях пореволюционной России кадровый пролетариат и крестьянство предВнставляли собой не просто два разных класса, а были носителями двух принциВнпиально различных линий развития тАФ европейской и азиатской. В свое время Г. В. Плеханов писал, что Влв лице рабочего класса в России создается теперь народ в европейском смысле этого словаВ».[7, с78] То есть цивилизованное, культурВнное, осознающее свои классовые интересы и способное их защищать, с развитым чувством собственного достоинства население. Что же касается русского крестьВнянства, то не слишком ли сильно преувеличивался его мелкобуржуазный харакВнтер? Есть много оснований согласиться с мнением И. М. Клямкина о том, что русское крестьянство, говоря экономическим языком, представляло мелкотоварВнного производителя добуржуазного типа[8], а на языке современной социологии тАФ Влтрадиционный секторВ», связанный не столько с товарно-денежным, сколько с натуральным хозяйством. И хотя нэп резко уменьшил долю пауперизированного населения в деревне, слой ВлбедняковВ» по-прежнему оставался очень знаВнчительным и оказал влияние не только на процессы ВлраскулачиванияВ» и коллективизации. Остатки старого кадрового пролетариата европейского типа быВнли захлестнуты морем сельских переселенцев, несущих в город не только традиционное крестьянское трудолюбие, но и тАФ в лице именно этого пауперизированного слоя тАФ мораль азиатского патернализма. Бывшие крестьяне были преисполнены радужных надежд, Влреволюция растущих ожиданийВ» превращала их в послушную и доверчивую всякому волеизъявлению свыше массу.

Проиграли от нэпа две социальные категории: люмпены, не способные включиться в процесс производства ни при каких условиях, и работники бюроВнкратического аппарата, лишившиеся с концом военного коммунизма распределиВнтельных функций, ибо в условиях нэпа регулятором распределения должен был стать ВлавтоматВ» закона стоимости. Интересы собственно люмпенов совпали с инВнтересами люмпен-бюрократов, и тем и другим был нужен перераспределительВнный аппарат, демонтированный в период нэпа: первым тАФ как объекту его благоВндеяний, вторым тАФ как причастным к распределительной кормушке. И притом парадоксальным образом эти интересы оказались как бы на параллельных курВнсах с общим умонастроением значительной части партийного аппарата, да и партийной массы. Вл..Годы нэпа проходили под знаком жгучей ностальгии.. по временам военного коммунизма. Полистаем газеты тех лет и увидим, что новая экономическая политика изображена в них преимущественно со знаком миВннус. Почитаем воспоминания ветеранов, и встретимся с ВлтоскойВ» по времени, когда все было ВлпростоВ» и ВлясноВ»: приказ тАФ исполнениеВ».[9]

При такой расстановке социальных сил в стране нэп, думается, был обреВнчен, несмотря на экономическую эффективность и благотворное влияние на все стороны общественной жизни. Сложилась не столь уж редкая в истории нашей страны ситуация: у объективно необходимой политики не оказалось соответствующей социальной базы.

В период Влвеликого переломаВ» победила не просто одна из далеко не лучВнших моделей Влнеразвитого социализмаВ». ВлАзиатскаяВ» модель общественного разВнвития одержала победу над ВлевропейскойВ». ВлЕвропейскаяВ» характеризуется налиВнчием независимых от государства субъектов собственности, развитыми гражданВнским обществом и классовой структурой, при которой государство тАФ лишь элеВнмент надстройки. ВлАзиатскаяВ» модель отличается тотальным проникновением государства не только во все надстроечные сферы, но и превращением его в решающий элемент базиса, слиянием отношений политики, власти с отношеВнниями собственности. Государство превращается в верховного собственника всех средств производства: в социальной структуре поглощенного им гражданского общества складывается не классовое, а сословное деление (ибо главный классообразующий признак узурпируется государством).

Место нормального экономического обмена, распределения на основе товарВнно-денежных отношений в ВлазиатскойВ» модели занимает так называемая редистрибуция (в переводе с английского тАФ перераспределение). Этот термин ввел в обиход крупнейший представитель экономической антропологии Карл Поланьи.

Редистрибуция - неэквивалентный продуктообмен, основанный на волевом изъяВнтии центральной властью прибавочного продукта с целью его последующего наВнтурального перераспределения. Складывается ситуация с двумя зеркальными анВнтиподами тАФ социализмом и его Влбольной теньюВ» тАФ Влказарменным коммунизВнмомВ», напоминающая Одетту - Одиллию из балета П. И. Чайковского ВлЛебедиВнное озероВ». Каждому структурному элементу социализма соответствует уродлиВнвый ВлазиатскийВ» двойник: общественной форме собственности противостоит госуВндарственно-бюрократическая форма; нетоварному характеру продуктообмена при коммунизме, гипотетически предсказанному Марксом и Энгельсом,тАФволевое перераспределение (редистрибуция) в рамках полунатурального хозяйства; социаВнлистическому коллективизму как форме добровольной ассоциации свободных люВндей тАФ казарменно-принудитсльный псевдоколлективизм; равенству всех в праве на самореализацию талантов и способностей тАФ равенство посредственностей, раВнвенству богатства тАФ равенство нищеты и т. д.

Переход от товарно-денежных отношений к редистрибуции имел серьезнейВншие последствия для всей социальной структуры советского общества. Ведь при такой системе общество делится на две основные группы: управленческую верВнхушку, выполняющую диспетчерско-распределительные функции, и рядовых проВнизводителей, создающих прибавочный продукт, изымаемый первой группой в перераспределительную сеть. Причем изъятие приобретает определенно выраженВнный рентный характер и напоминает явление, именуемое К. Марксом Влрентой-налогомВ».

Политический, внеэкономический характер изъятия прибавочного продукта с неизбежностью порождает деление общества на социальные группы, разлиВнчающиеся по правам и обязанностям тАФ деление не класВнсовое, а сословное. Если в ВлзападнойВ» модели источник материального благосостояния - собственность на средства производства, то в модели ВлазиатВнскойВ» тАФ место в бюрократической иерархии: личная зависимость производителя, внеэкономическое принуждение, натуральная трудовая повинность тАФ на одном полюсе общества, натуральные привилегии и опять же личная зависимость от вышестоящего - на другом. ВлПоголовное рабствоВ» тАФ так   охарактеризовал К. Маркс систему отношений, сложившуюся на Востоке.[10, с485] Термин ВлрабствоВ» употребляется здесь Марксом не в экономическом, а в правовом смысле для обозначения той системы личной зависимости, которая снизу доверху пронизыВнвает всю пирамиду азиатской деспотии, при которой даже чиновник, обладающий огромной властью, сам является рабом более высокого начальника.

Специфическая особенность сталинской деспотии в отличие от азиатской тАФ ее динамическая направленность на создание современной индустриальной базы общества. Необходимое условие стабильности азиатской деспотии вообще тАФ абВнсолютное статическое равновесие. Введение в эту застойную модель целевого принципа, выходящего за пределы простого воспроизводства и направленного на создание материально-технической базы в принципе несовместимой с переВнраспределительной экономикой, подрывает основы данного порядка. Режим, созданный Сталиным,тАФ сплошное противоречие, дьявольский гордиев узел. Типично азиатская, статичная система фискально-тягловых псевдообщин - ВлколхозовВ». обираемых бюрократией, озабоченной лишь перераспределением произведенного, явно несовместима с динамичной политикой форсированной индустриализации. Новая техника и соответствующие её уровню интеллигенция и рабочий класс входят в противоречие с принципами азиатской деспотии. При таком порядке вещей сталинские колхозы (государственное крепостничество) и ГУЛАГ (государственное рабовладение) выступают Влвнутренней колониейВ»тАФисточником накоплении, которые волевым путем перераспределяются для развития современного сектора экономики. При этом внеэкономическое принуждение, например, драконовское трудовое законодательство 1940 года, вынуждено уживаться с экономическими стимулами: ведь относительно высокий уровень производительных сил требует сохранения товарно-денежных отношений хотя бы в урезанном и дефорВнмированном виде (заработная плата, рынок потребительских товаров).

Роль бюрократии в условиях сталинского режима также неоднозначна. По природе своей она стремилась не к управлению современным производством, но лишь к выколачиванию, перераспределению (и присвоению) ренты- налога. Однако под кнутом террора чиновники были вынуждены осуществлять несвойственные им задачи индустриализации страны. Прямая социальная родня старокитайских ВлшеньшиВ» и древнеегипетских писцов, они вместо возведения Великой стены или Великих пирамид были обязаны заниматься возведением Гигантов ИндуВнстрии тАФ гротескная и трагикомическая картина. И если строительство разного рода ВлкотловановВ» вполне укладывалось в русло старых традиции, то налаживание современных индустриальных производств входило в вопиющее противоречие с социальной природой и общим культурным уровнем бюрократии.

Общество, создающее современную индустриальную цивилизацию методаВнми египетских фараонов, неминуемо запуталось бы в противоречиях и не смогВнло достигнуть цели, если бы не универсальное средство, разрубающее все гордиевы узлы. Террор. Иррациональный, омерзительно-отталкивающий, он тем не менее в течение четверти века помогал обществу ценою страшных издержек и расточения живой силы народа справляться со своими проблемами и противоречиями.

Существовавшему при сталинском режиме обществу нельзя отказать в динамизме. Сословное деление (рабы тАФВлзекиВ», крепостныетАФколхозники, относительно свободные, хотя и не избавленные от гнета внеэкономического принуждения рабочие, интеллигенция, бюрократия и еще великое множество внутрикласВнсовых делений и разного рода искусственных кастово-сословных образований) не было жестко фиксированным. ВлВертикальныеВ» подвижки из одного слоя населеВнния в другой обеспечивали постоянный приток кадров в ВлсовременныеВ» секторы за счет массового исхода из ВлтрадиционногоВ». Обусловленный репрессиями обратВнный поток с верхних уровней социальной структуры в ее ВлподвальныеВ» этажи открывал возможности для головокружительных карьер, создавая иллюзию социальной справедливости и высокой социальной мобильности.

3. КЛАССОВАЯ МАРГИНАЛИЗАЦИЯ

Горизонтальные и вертикальные перемещения огромных масс людей вели к маргинализации основных классов общества. Массовое перемещение сельских жителей в города не сопровождалось развертыванием социальной инфраструктуры. Потеряв связь с деревенской жизнью, переселенцы не получили возможности полноценно включиться в жизнь городскую. Возникла типично маргинальная, ВлпромежуточнаяВ» ВлбарачнаяВ» субкультура. Обломки сельских традиций причудливо переплетались с наспех усвоенными ВлценностямиВ» городской цивилизации. Бесчисленные ВлнахаловкиВ» на первый взгляд похожи на южноамериканские труВнщобы с их Влкультурой нищетыВ», эмпирическими исследованиями которой в странах Западного полушария прославился в свое время Оскар Льюис. Но о полной аналогии говорить не приходится. Трущобы безработных Влу нихВ» и ВлнахаловВнкиВ» у нас тАФ явления социально различные. Обитатели наших бараков тАФ не безВнработные, а люди, имеющие постоянный заработок. При внешнем сходстве черт быта коренным было социально-психологическое различие: безысходная тупиковость ситуации Влу нихВ» и состояние Влреволюции растущих ожиданийВ» у нас. Ожидания питал несомненный рост промышленной базы, вера в Влзавтрашний деньВ» обеспечивала и беспримерный энтузиазм, и готовность принять барачное существование, низкую зарплату, тяжкий труд. (Заводы, как пишет Л. КарпинВнский, строили вручную, с нечеловеческими усилиями, люди жили в нечеловечеВнских условиях. Так, на строительстве Магнитогорского металлургического гиганВнта умерли от тифа и других болезней около 60 тысяч человек [11, с652]). Надежда на Влсветлое будущееВ» (на которое, по старой русской традиции, не грех постраВндать) позволяла народу и в тяжелейших испытаниях сохранить духовное здоровье. Но на энтузиазме нельзя жить вечно. Сколь бы долго тАФ по природному своему долготерпению и безграничной доверчивости тАФ ни позволяли барачные жители оттягивать оплату просроченных векселей, когда-то наступает срок выВнполнении многочисленных обещаний. Иначе Влреволюцию растущих ожиданийВ» сменяет Влреволюция утраченных надеждВ» с глубочайшим душевным надломом, циВннизмом, психологическим деклассированном. Еще в тридцатые годы академик Винтер предупреждал о том, что временные сооружения являются самыми долговечными. Л. Лнинский в статье, посвященной анализу произведений И. Маканина констатирует: Влбарак, порождение первых пятилеток, жилье авВнрально - недолгое, рассчитанное на сезон-другой, застряло в нашей жизни на три-четыре десятилетия. Барак стал колыбелью нескольких поколенийтАФпсихологиВнческие результаты этого сказываются теперь, когда поколения вырослиВ».

Несколько конкретных цифр, иллюстрирующих процесс ВлисходаВ» из деревВнни и соответствующий рост численности рабочего класса, интеллигенции, слуВнжащих   городских жителей в целом. Если в 1924 году в стране было 10,4 процента рабочих и 4,4 процента служащих (от общей численности населения, включая неработающих членов семьи), то в 1928 году эти цифры составили 12,4 процента и 5,2 процента соответственно, в 1939 году тАФ 33,7 процента и 16,5 процента. В течение трех неполных предвоенных пятилеток (1928 тАФ 1940 гг.) среднегодовая численность рабочих увеличилась в 2,7 раза тАФ с 8,5 миллиона человек до 22,8 миллиона, а вместе со служащими их численность составила 33,9 миллиона человек. Если доля естественного прироста в увеличеВннии городского населения в 1927тАФ1938 годах составляла 18 процентов, то на долю миграции сельских жителей приходилось 63 процента. В 1917 и в 1926 годах доля городского населения составила 18 процентов, а к 1940 году она возросла до 32 процента.

И в послевоенный период выходцы из села обеспечили большую часть прироста городского населения и рабочего класса. С 1951 по 1979 год ежегодВнный ВлоттокВ» из деревни приближался в среднем к 1,7 миллиона человек а доля естественного прироста в увеличении городского населения поднималась весьма незначительно, составив 40 процентов в 1959-1969 годах и 43 проценВнта в 1969-1978 годах. Наблюдались и определенные волнообразные колебания миграций Влсело-городВ», что отражало как послабления в политике прикреплеВнния работников к колхозам, так и ход разного рода бюрократических ВлэкспериВнментовВ» над безгласным сельским населением,тАФ ответом на сомнительные новаВнции было усиление бегства из деревни. Так, например, если наибольший зарегиВнстрированный за послевоенный период исход из деревни составил в 1953 году 3594 тысячи человек, то наименьший тАФ в 1955 году, в период относительной стаВнбилизации дел в сельском хозяйстве тАФ 1023 тысячи человек. Во второй половиВнне 50-х годов, по мере Влзавинчивания гаекВ», поток сельских мигрантов вновь возрос, что повторилось затем в 1965 году, когда упали закупочные цены на сельхозпродукцию.

Типичная модель миграции: ВлдеревнятАФмалый городтАФбольшой городВ», и общем совпадает с положением в несоциалистических странах, прежде всего в странах Влтретьего мираВ». Экстенсивное развитие промышленности, как правиВнло, связано с расширенной урбанизацией, стягиванием промышленных предприяВнтий и рабочей силы в центры с более развитой инфраструктурой; а это ведет к ее перегрузке. Население страны с 1939 по 1984 год увеличилось  в  1,4 раВнза, а численность городского населениятАФв 2,9 раза, причем население малых (до 100 тысяч жителей) городовтАФв 2,2 раза, больших (100тАФ800 тысяч) в 3,1 раза, крупнейших (свыше 500 тысяч)тАФ в 4,6 раза. С 1970 по 1987 год численность населения крупнейших городов возросла с 37,3 миллиона человек до 61,6 миллиона.                                   

  Характерная для экстенсивного развития экономики тенденция к выкачиванию из сел и малых городов рабочей силы в большие и крупные города без развертывания соответствующей социальной инфраструктуры продолжает дейстВнвовать. Эта тенденция в нынешних условиях приводит к формированию в рамВнпах рабочего класса уродливой системы различных сословных групп, фактичеВнски ограниченных в своих конституционных правах различного рода подзаконными актами. Пример тАФ ВллимитчикиВ» (советский аналог западногерманских ВлгастарбайтеровВ»). Отвратительным наследием сталинского прошлого является испольВнзование пенитенциарной (тюремно-исправительной) системы не столько по своему прямому назначению, сколько в качестве поставщика дешевой, неполноправной рабочей силы. ВлДовольствуясь двумя квадратными метрами жилой площади на человека (такова норма в ИТК), они освобождали ведомства от необходимости создавать разветвленную социальную структуру.. Чтобы привлечь и устроить тысячу рабочих и их семей, нужно вложить 20 миллионов рублей. А когда их заменяют ВлусловникамиВ» из спецкомендатур, это обходится ведомствам ровно в двадцать раз дешевлеВ». ВлЗекиВ», ВлхимикиВ», ВллимитчикиВ», ВлстройбатовцыВ» тАФ разные степени внеэкономического принуждения к труду, от прямой личной  зависимости до слабо закамуфлированной (у ВллимитчиковВ») тАФ через место В общежитии, прописку, очеррдь на жилплощадь. Относительно же первых двух категорий автор вовсе не хочет скапать, что осужденный по суду не должен работать. Отнюдь нет. Но осужденные не должны превращаться фактически в одни из специфических отрядов рабочего класса, наводняя стройки Урала, Сибири, Дальнего Востока и оказывая тАФ через совместный труд тАФ деморализующее влияние на другие отряды рабочего класса, а также на ведомства, компенсирующие деВншевой рабочей силой низкий уровень фондовооруженности.

Система бюрократических рогаток (прописка, обмен жилплощади и т. д.), носящих явно выраженный докапиталистический характер, препятствует свободВнному переливу рабочей силы, дробя рабочий класс на многочисленные ведомстВнвенные, региональные, профессиональные и прочие касты, различающиеся по уровню правовой защищенности, обеспеченности социальными благами, снабжеВннию и т. д. Эта уродливая система мешает и воспроизводству рабочего класса на своей собственной основе. Чтобы искусственно поддержать хиреющий процесс такого воспроизводства, используется система ПТУ, долженствующая пополнять рабочий класс крупных городов за счет сельской молодежи. Из-за предельно низкого уровня преподавания и оснащенности оборудованием эта система факВнтически закрывает для учащихся всякую возможность дальнейшей ВлвертикальВннойВ» мобильности. По данным авторов книги ВлМолодое поколениеВ», Влиз выпускВнников ПТУ делают попытку поступить в вуз лишь несколько процентов, и поступают единицыВ». Заведомая предопределенность жизненного пути в качестве ВлработягВ», ВлпахарейВ», фактическое неравенство со сверстниками из других социальных слоев, плохая постановка учебно-воспитательного процесса тАФ все это делает ПТУ не столько источником пополнения рабочего класса, сколько еще одним каналом его маргинализации. Так, например, из пришедших на стройку выпускников СПТУ Ленинграда половина бросает работу в течение первого гоВнда. Качество профессиональной подготовки ниже всякой критики.

Маркс ввел в научное обращение понятия Влкласс в себеВ» и Влкласс для себяВ». ВлКласс в себеВ» тАФ общность, не осознающая себя как единое целое; она существует объективно, занимает определенное место в системе производственВнных отношений, но единства своих интересов не понимает и, следовательно, доВнстойно защищать их не может. ВлКласс для себяВ» тАФ общность осознанная, готоВнвая отстаивать свои, отдельные от других классов интересы. Обусловленный сложными обстоятельствами вашей истории раскол рабочего класса на отдельные сословия, его ведомственная разобщенность консервируют состояние Влкласса в себеВ», лишая возможности действовать в общенациональном масштабе. Как пишет А. А. Галкин, Влдля разобщенных социальных групп характерны пассивВнные формы сопротивления, а также спорадические бунтарско-анархические вспышВнкиВ». Борьба представителей рабочего класса за улучшение своего положения принимает в этих условиях форму внутриклассовой конкуренции в различных сферах тАФ таких, как распределение жилплощади, заработной платы и прочих материальных благ при помощи связей, отношений клиентелы (а проще тАФ ВлблаВнтаВ»), взяток и т. д. Вполне естественно, что подобная длящаяся десятилетиями ВлборьбаВ» за реализацию потребительских интересов не только не укрепляла внутренние связи рабочего класса, но способствовала его дальнейшей дезинтеграВнции, сохранению и усилению его маргинализации. Все это низводит отдельные отряды рабочего класса до уровня ВлрабсилыВ», превращая их в простой придаВнток к основным производственным фондам удельных ведомственных княжеств, создающих зачастую в одних н тех же регионах ряд дублирующих друг друга специальных ифраструктур.

Есть и другие причины сохранения состояния Влкласса в себеВ» для рабочих и иных социальных групп советского общества, причины, лежащие прежде всего в политической сфере. О них несколько ниже, пока обратим внимание лишь на тот факт, что социальные перемещения типа Влиз крестьян тАФ в рабочиеВ» дополняются другими типами таких подвижек. Например, Влнесоответствие между расВнселением населения и размещением образовательных институтов приводит к резВнному повышению миграции молодежи в ущерб менее развитым типам поселений и регионам. Три четверти людей  в возрасте 30 лет живут и работают не там, где они родились; относительная стабилизация социально-профессионального поВнложении человека, его места в структуре общества происходит примерно к 27 годам, до этого же он находится в состоянии Влсоциального перемещенияВ». Ощущение неукоренности, Влвыбитости из колеиВ», потери Влмалой родиныВ», вообще очень болезненно, особенно опасно для юной личности, только вступаюВнщей в общественную жизнь. Вот как описывает это Василий Белов в своих ВлРаздумьях на родинеВ»: ВлНикогда не выветрится из души ощущение бездомноВнсти, чувство начисто обворованного человека, которое пришло сразу же, когда я узнал, что в деревне никого больше нет, что дом заколочен, и печь, которая не остывала много десятилетий, остыла и часы-ходики остановились. Часто во сне я плакал сухими слезами, плакал, а за окнами общежития шумела бессонВнная громада МосквыВ». Неопределенность положения, вообще присущая студенВнчеству, многократно усиливается из-за необходимости преодолевать различные искусственные препятствия. Психику приезжего абитуриента травмиВнрует фактическое неравноправие при приеме в вуз тАФ лимиты для иногородних, больший, чем у местных жителей, проходной балл, реальная неравноправность при распределении на работу и т. д. Не случайно, анализируя мотивы самоубийств, специалисты относят к разряду потенциально опасных в этом отношеВннии групп студентов высших и средних учебных заведений.

В целом по стране миграция необыкновенно велика, и в этом одна из приВнчин социальной неопределенности, рыхлости, магмообразности населения. ВлЕжеВнгодно в СССР около двадцати миллионов человек меняют места проживания. При такой подвижности в нынешней продолжительности жизни средний человек переселяется за свою жизнь шесть раз. И если сто лет назад подавляющее больВншинство людей умирали там, где рождались, то теперь большинство рано или поздно покидает свою Влмалую родинуВ». По последней переписи, жило не там, где родилось, 47 процентов населения страны в целом и 57 процентов горожан в частностиВ». Очень велика текучесть рабочих кадров. И в промышленности и в строительстве она превышает 11 процентов.

Хотя в настоящее время большинство населения проживает в городах, по происхождению своему оно сельское. Горожане третьего поколения (только их можно считать ВлвполнеВ» горожанами) составляют в среднем не более 15 проВнцентов. Причем потенциальные резервы миграции еще очень велики. Так, среди русских, белорусов и литовцев за год 4тАФ5 процентов сельских жителей переезжают в город (у узбеков, таджиков, туркмен, грузин эта цифра в 5тАФ6 раз ! ниже). В РiСР доля потенциальных мигрантов среди русских сельских жителей по-прежнему высока тАФ 21 процент, в Грузии среди грузинтАФ 12, в УзбекиВнстане среди узбеков тАФ всего 6.                               

Общую картину неукорененности и неустроенности осложняет ежедневная Влмаятниковая миграцияВ» огромных масс населения из пригородных зон к месту работы в города и обратно. ВлТолько с 1975 но 1980 г. число людей, охваченных маятниковой миграцией, выросло с 13,2 млн. до 17.3 млн. человекВ». ВлРазвитие трудовой маятниковой миграции привело  к тому, что возникла ВлдневнаяВ» и ВлночнаяВ» социальные структуры городаВ». ВлПримерно каждый десятый ездит на работу в город из близлежащих сел  или поселков городского типа. Обостряется и проблема Влтранспортного времениВ» внутри больших городов. Предельная усложненность квартирного обмена и невозможность свободной купли и продажи жилья превращают чисто бытовую задачу приближения места жительства  к месту работы в социально-политическую проблему государственного масштаба.

Отсутствие условий для свободного перелива рабочей силы порождает в среде мигрантов весьма своеобразные человеческие качества. Фиктивные браВнки, махинации с обменом квартир, взятки, ВллимитВ» и другие способы преодолеВнния многочисленных социальных рогаток и фильтров приводят к Влотрицательному отборуВ», превращают большие города в своего рода отстойники далеко не лучВншего человеческого материала. Как считает В. И. Переведенцев, Влситуация с пропиской вообще обернулась парадоксом: запреты прописки в крупнейших городах стали, по существу, запретами выписки..В»: боясь потерять право на жиВнтельство, люди всеми силами пытаются удержаться в ВлзапретномВ» городе, упуВнскают возможности самореализации в другом месте. Значительная часть квалиВнфицированных трудовых ресурсов находится как бы в скованном, связанном соВнстоянии. Так, в 1974 году число выбывших из Москвы в расчете на 1 тысячу населения было втрое меньше, чем по городским поселениям СССР в целом. ВлЗакрытостьВ» города противоречит не только экономической целесообразности, но и этическим нормам. ВлРаньше в столицу приходили познавать науки, приходили из других городов ремесленники со своим инструментом и со своими навыВнками. А в послевоенные годы хлынул люд самый ушлый, изворотливый. И шел он из деревень с одной целью: найти легкую жизнь. Конечно, нельзя обвинять этих людей: обстановка в послевоенной деревне была несладкая, но ведь те, кто остался, вытащили деревню из нищеты и разрухи. А в Москве появился бездуховный мещанин с низким уровнем культуры, без серьезной профессииВ».

4. СТЕРЕОТИПЫ ГОСПОДСТВА И ПОДЧИНЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА

Опасно, однако, не само ВлразмываниеВ» городского населения волнами сельВнских переселенцев, а невозможность при отсутствии социальной инфраструктуры для мигрантов укорениться, организоваться, наладить социальные связи в рамВнках новой для них среды. Превращение аморфных Влклассов в себеВ» в осознающие свои цели организованные Влклассы для себяВ» возможно только в условиях гражданского общества. Но именно этого-то условия после 1929 года и не быВнло: после Влвеликого переломаВ» сталинское государство приложило огромные усиВнлия для того, чтобы разорвать органично возникающие между людьми связи, разрушить спонтанно зарождающиеся самоуправляемые организации тАФ классоВнвые, профессиональные, творческие, территориально-поселенческие, совокупность которых, в сущности, и составляет гражданское общество.

Длительная историческая традиция подавления и поглощения гражданского общества государством тАФ черта не то чтобы специфически российская, а скорее общевосточная, свойственная ВлазиатскомуВ» способу производства вообще. ВлСтеВнреотипы господства и подчинения впитывались россиянином буквально с детства, они царили повсюду, воспринимались как нечто непреложное и естественное и потому не могли нередко не отравлять и революционное сознаниеВ». Еще Герцен подметил в российских революционерах Влсвой, национальный, так скаВнзать, аракчеевский элемент, беспощадный, страстно сухой и охотно палаВнчествующийВ». На этот специфический национальный элемент драматически наложилось свойственное любой нации в периоды революций стремление к разруВншению старого общества, пресечению, подавлению малейших попыток противоВнстояния, что неизбежно ведет к ломке моральных ценностей, моральному нигиВнлизму. Небольшое ВлядроВ» культурного рабочего класса направляло революционВнное творчество масс к созданиию социалистического гражданского общества, но ВлазиатскаяВ» стихия оказалась сильнее. А это всегда чревато опасностью торВнжества жестко-авторитарного, нечаевского по своей сути, режима, установления специфической формы бонапартизма. К сложившейся у нас в 20-х годах ситуаВнции вполне применимы слова, написанные К. Марксом в работе ВлВосемнадцатое брюмера Луи БонапартаВ» о Франции середины прошлого века: Вл..Государство опутывает, контролирует, направляет, держит под своим надзором и опекает гражданское общество, начиная с самых крупных и кончая самыми ничтожными проявлениями его жизни, начиная с его самых общих форм существования и кончая частными существованиями отдельных индивидов, где этот паразитический организм вследствие необычайной централизации стал вездесущим, всеведущим и приобрел повышенную эластичность и подвижность, которые находят себе паВнраллель лишь в беспомощной несамостоятельности, рыхлости и бесформенности действительно общественного организма..В».[15, с157]

Очевидны и исторические различия. Классический бонапартизм паразитиВнровал на равновесии классовых сил, балансировал между одинаково сильными классами, стравливал их между собой, играл роль третейского судьи и, таким образом, как бы вставал над гражданским обществом. Сталинский режим осноВнвывался не столько на балансировке между классами, сколько на стремлении размыть их, превратить в маргинальные группы, сохранить в состоянии Влклассов в себеВ». И в этом сталинский режим опять-таки более походит не на европейско-бонапартистский, а на азиатско-деспотический. Гражданское общество состоит прежде всего из Влклассов для себяВ», а когда их нет, возникает небывало широВнкое поле для самых фантастических, самых диких социальных и политических экспериментов государственной власти. Она начинает выступать в качестве своеВнобразного ВлскульптораВ», ВллепящегоВ» из податливой человеческой глины по своВнему усмотрению вер, что заблагорассудится, а чтобы ВлглинаВ» не теряла податВнливости, ВлскульпторВ» - государство ВлразмягчаетВ» ее, обрывая естественно возниВнкающие социальные связи.

И вот посреди полуживых колоссов тАФ Влклассов в себеВ» тАФ резвится самодоВнвольный карлик - единственная группа, достигшая состояния если не класса, то сословия Влдля себяВ»тАФ государственная бюрократия.

ВлБезадресныйВ» сталинский террор преследовал весьма определенную жертву тАФ гражданское общество. ВлТопор репрессий был, таким образом, направлен не на людей - на связи между ними. Люди уничтожались, так как при этом исчезали и беспокоившие Хозяина связиВ». Сколь-нибудь солидарная группа, сплоченная, осознающая собственные интересы, подлежала неминуемому разгрому как потенциально опасная. Любую саму по себе возникшую автономную общественную организацию, даже самую Влидеологически выдержаннуюВ», бюрокраВнтия преследует вовсе не за ВлидеологиюВ», а за ВлсамостийностьВ». Как писал А. Грамши, Влесли в государстве преобладает бюрократический централизм, то это означает, что руководящая группа, достигнув насыщенности, становится узВнкой кликой, которая стремится увековечить свои эгоистические привилегии, регуВнлируя или даже предотвращая возникновение противодействующих сил, Причем даже тогда, когда эти силы по своей природе однородны с основными господствующими интересами..В».                                                 

Насильственный разрыв социальных связей, образующих клетки живой ткани гражданского общества, ведет к тому, что эта живая ткань оказывается изоВндранной в клочья. Для обозначения последствий этого явления используются разные термины, заимствованные у естественных наук: социальная энтропия, соВнциальный распад, некроз социальной ткани. Смысл в любом случае один тАФ чеВнловек, с которого ВлсдираютВ» слой за слоем социальные связи, как с кочана капусты сдирают лист за листом, постепенно превращается из Влсовокупности всех общественных отношенииВ» в Влабстракт, присущий отдельному индивидуВ». А страВнна в целом, лишенная гражданского общества, одновременно лишается и источВнника самодвижения и саморазвития. Следствие  - сначала частой, а затем и деградация.

                  5. МАРГИНАЛЬНОСТЬ И ПРАВО

Во взаимодействии права с феноменом маргинальности есть нечто общее для всех стран. Э. Дюркгейм увидел корень проблемы в утрате связей части общества с социальным целым, что было зафиксировано им в категории ВланомияВ» (безнормность). Аномия давала многим исследоваВнтелям ключевую характеристику асоциальной части маргинальных групп, которые иногда считались неспособными переступить высокий порог нормального социума. Затем стали говорить о заколдованности самого порога. Асоциальных маргиналов пытались представить как неких перВнвобытных субъектов.

Исследователь Черной Африки В. Тэриер описал обряды так называемых пороговых людей тАФ ламиналов. Ламиналы и маргиналы, имея кое-что общее, принципиально расходятся. Ламинал временно утрачивает одни нормы, однако завершение обряда делает его частью нормального коллектива. Маргинал же, выйдя из одного состояния, не может отождествиться с другим. Отход от базовых норм становится бессрочным. Нарушение трансляции социальВнного опыта между социальным целым и его частями, социальными групВнпами и индивидами, структурами управления и управляемыми охватываВнет область права и правосознания. Само право становится маргинальВнным, а общество тАФ анемичным.

Носитель аномии оказывается не в состоянии подчиняться ценностВнно-нормативной системе общества. Потеря нормы тАФ часто условие ее нарушения, которое может закрепить маргинализующие факторы. СоВнвершенно закономерно, что преступники вытесняются в маргинальные слои на периферию общества. Но при тех ножницах в праве, которые обВнразуются между провозглашением равенства возможностей и отсутствиВнем механизмов его осуществления, возникает интерференция норм и их взаимное угасание.

Может ли право носить маргинальный характер? Не является ли маргянализация права простым возвращением в ненравовое, а по сути в бесправное состояние?

Оказывается, нет. Так, а нашей стране в условиях нарушения трансВнляции правового опыта через правовые механизмы после распада социВнального целого советских структур происходит интерференция старых и новых правовых отношений, при которой старые структуры могут выполнять функции новых, а новыетАФ служить для реализации прежнего правового потенциала. На поверхности общественной жизни такие явлеВнния воспринимаются как ВлсуверенизацияВ», Влвойна законовВ»,Влправовой нигилизмВ», Влпопрание нравВ» и т. д. На самом же деле происходит марги-нализация права, что означает ущербный тип правосознания и правового поведения, воплощающий переходную форму общественного сознания, а равно и некое Влсерединное бытиеВ», сочетающее элементы традиции и инновации. Причем традиция зачастую ведет себя как инновация, а ин-новация пытается утвердиться как традиция.

Маргинализация правовых норм не всегда означает распад социальВнности. Это могут быть нормы ложной социальности тАФ нормы апартеида, оседлости, пространственной сегрегации, оккупационного режима и т.д. Об этом же свидетельствует стандарт маргинального сознания преступВнника: Влони достигают всего через связи, а я через отвагуВ», т. е. маргинал и преступник тАФ сами творцы своего статуса. Но при такой трактовке права любые асоциальные стандарты, касающиеся части обществ, могут быть объявлены тсждественными стандартам социальным. Например, если для закона не существует различия между террористом-уголовником и террористом-революционером, то для маргиналыюсти или нормальноВнсти в смысле наличия базовых норм такого целого, в смысле связи с более высокой реальностью как источником норм, такие различия принциВнпиальны.

Маргинал не обязательно преступник и не люмпен. Статус люмпена законен. Статус преступника нет, а статус маргинала может быть и тем и другим. ВлБыть вне нормВ» может означать разное. Более высокий статус для люмпена недостижим, пока он люмпен. Статус маргинала не конечВнное звено его переходности.

Таким образом, если обратиться к шкале нарушения кодексов кульВнтур, предложенной Т. Селином", то мы увидим, что первая позиция, когда кодексы сталкиваются на границах, присуща и люмпену, и моргиналу, и преступнику; вторая в потенциале интерференции юридических норм может трактоваться как исключающая преступника; третья, когда члены одной культурной группы переходят в другую, может быть названа как маргинальность на излете.

Структурно-функциональный анализ, типичный для западиой соцВниологии, не решает проблемы корней маргинальности и не объясняет маргинализации самого права.

Линия, восходящая к Р. Парку, дала ряд догадок, которые позволили раскрыть сущность маргинальности как распада социальных связей с базово-нормативным целым. Для социально-экологического направлеВнния феномен маргинальности не исчезал как самостоятельный объект.

Применяя выделение самостоятельности объекта для маргинального права, мы тем самым ставим вопрос о соотношении ВлнормальногоВ» и ВлмаргинальногоВ» права, о специфике маргинальности, ибо простое отВнклонение от нормы ничего не объясняет. Если дело в нарушении социВнального наследования трансляции, размещения и приращения соц-иокультурного и правового опыта, то дисфункции также присущи всем группам и индивидам. Маргинальность не передается генетическим обВнразом, ибо наличие социального контроля при относительно здоровых социальных условиях способно нейтрализовать специфически маргинальные характеристики индивидов и общностей.

При обосновании существования маргинальВнного права могут быть выдвинуты три взаимосвязанных тезиса. Во-первых, маргинализация советского права является неизбежным следствием изменения контекста функционирования правовых отношений в направВнлении правового государства. Именно это и вызывает нарушение трансВнляции правового опыта и интерференцию правовых норм. Во-вторых, при переходе к новой правовой культуре неизбежно рождаются смешанВнные переходные формы юридических отношений, действующие как реВнальная практика и как фактор правосознания, превращая функционируВнющее право в маргинальное. В-третьих, восстановление нормальной трансляции правового опыта оказывается невозможным из-за аналогичВнного процесса в социальной структуре. Выделение маргинальных групп и их изоляция на разных уровнях социальной лестницы обостряет вопрос о социальных функциях правового государства.

                                           ЛИТЕРАТУРА

1. В.И. Ленин   Полное собрание сочинений, том 35;

2. В.И. Ленин   Полное собрание сочинений, том 44;

3. В.И. Ленин   Полное собрание сочинений, том 43;

4. В.И. Ленин   Полное собрание сочинений, том 45;

5. Х. Раковский Нет ничего опаснеепассивности масс, 1998;

6. В.С. Лельчук, Л.П. Кошелев  Индустриализация СССР. Первая пятилетка,1998;

7. Г.В. Плеханов Сочинения, том 3, М.,1923;

8. И. Клямкин Какая улица ведет к храму?,1987;

9. А. Галаган, Б.Ручкин Власть и безвластие;

10. К. Маркс, Ф. Энгельс  Сочинения, том 46, ч1;

11. Л. Карнинский Почему сталинизм не сходит со сцены?. М.,1998;

12. . К. Маркс, Ф. Энгельс  Сочинения, том 8.

Вместе с этим смотрят:

Массовая культура
Медицинское страхование
Метод опроса в социологии
Методы социального прогнозирования