Николай II: человек и государственный деятель

Страница 3

Никому из приглашенных преподавателей не разрешалось задавать наследнику вопросов с целью проверки усвоения им прослушанного материала (в отличие от того, как регулярно экзаменовали его деда), так что его познания оставались для учителей загадкой. По замечанию С. Ю. Витте, даже К. П. Победоносцев крайне неопределенно отзывался о знаниях своего ученика.

Дневниковые записи самого Николая, в которых сведения о занятиях носят как правило, лишь констатационный характер, также не раскрывают его учебных пристрастий и увлечений: «3-го января (1890 год). Среда. Встал рано и успел почитать… Занимался с Пузыревским… 4-го января. Четверг. Занимался с Леером… 10-го января. Среда… Занимался с Пузыревским… 11-го января. Четверг… Занимался с Леером, чуть-чуть не заснул от усталости…»

Более того, если подходить предвзято, эти записи легко позволят создать образ ленивого, нерадивого, лишенного ярких дарований и высоких интересов молодого человека, тяготевшего лишь к кутежам, пирушкам и прочим неблаговидным развлечениям.

Интереснейшую оценку интеллектуального уровня императора оставил один из самых проницательных людей своего времени, тонкий психолог и настоящий человековед – выдающийся юрист и писатель А. Ф. Кони, который заметил в воспоминаниях о Николае II : «Мои личные беседы с царем убеждают меня в том, что это человек несомненно умный, если только не считать высшем развитием ума разум как способность обнимать всю совокупность явлений и условий, а не развивать только свою мысль в одном исключительном направлении. Можно сказать, из пяти стадий мыслительной способности человека: инстинкта, рассудка, ума, разума и гения, он обладал лишь средним и, быть может, бессознательно первым. Точно также он не был ограничен и необразован. Я лично видел у него на письменном столе номер «Вестника Европы», заложенный посредине разрезкой, а в беседе он проявлял такой интерес к литературе, искусствам и даже науке и знакомства с выдающимися в них явлениями, что встречи с ним, как с полковником Романовым в повседневной жизни могли быть не лишены живого интереса…»

Похожее суждение высказал о Николае II и хорошо знавший его Витте, полагавший, что император обладал «средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства» (что не так уж и плохо, если вспомнить, что офицерский мундир русской армии в свое время носили Пестель с товарищами-декабристами, и Лермонтов, и Пирогов, и Лавров, и Кропоткин и многие-многие другие). Николай производил на Витте всегда впечатление неопытного, но и неглупого, «весьма воспитанного молодого человека», воспитание которого скрадывало его недостатки.

Из множества высказываний современников по этому поводу складывается впечатление, что если бы речь шла о рядовом подданном империи, то вряд ли у кого-нибудь повернулся язык упрекать его в невежестве, и даже напротив, он скорее прослыл бы весьма образованным и умным человеком; однако для первого лица в государстве, тем более в XX веке, этого оказывалось уже явно недостаточно. Но, к сожалению, Николай был в большой степени просто человек, нежели государственный деятель, причем даже несколько инфантильный человек. Всего за 2 года до вступления Николая на престол, Александр III был крайне изумлен предложением назначить его председателем комитета по постройке великого сибирского пути: «Да ведь он совсем мальчик; у него совсем детские суждения: как же он может быть председателем комитета?» А цесаревичу, было уже в это время 24 года.

В династии Романовых Николай II оказался одним из самых молодых российских государей. Это неминуемо должно было иметь как положительные, так и отрицательные последствия. Последних, как выяснилось позднее, оказалось гораздо больше. В отличие от своего отца, возможно и уступавшего ему по подготовку и уровню образования, новый император прежде всего не обладал необходимым авторитетом в своей фамилии. Оказывая ему в обществе, как того требовали церемониал и этикет, знаки уважительного внимания, его старшие родственники, и в первую очередь это касалось его дядьев, продолжали обращаться с ним в неформальной обстановке не как с царем, а как с юношей или даже ребенком. Казалось, еще совсем недавно великий князь Владимир Александрович на глазах у посторонних трепал расшалившегося наследника и его брата за уши, еще почти вчера Победоносцев в качестве домашнего учителя растолковывал ему азбучные истины, и каких-то два года назад он мог как сумасшедший носиться с графом Шереметевым по темным комнатам его дворца и получать от этого огромное удовольствие, а сегодня волею обстоятельств, по праву наследования, он был поставлен над всеми ими, не имея никаких иных оснований ощущать свое превосходство. Впрочем, Николай и сам это, вероятно, в какой-то степени чувствовал. Обращаясь спустя две недели после восшествия на престол к членам Государственного совета в Аничковом дворце, он говорил: «Да поможет мне Бог нести тяжесть государственного служения, преждевременно на Меня возложенного…».

С самого начала у молодого царя появились постоянные помощники и советчики из числа его августейших родственников. В первую очередь это были великий князь Михаил Николаевич, младший брат Александра II, председательствующий в Государственном совете; генерал-адмирал дядя Алексей; муж его сестры, претендовавший на генерал-адмиральский пост, великий князь Александр Михайлович (Сандро); другой брат отца – московский генерал-губернатор дядя Сергей, влияние которого было тем более сильным, что он являлся супругом Елизаветы Федоровны (Эллы) – сестры Алисы. Этот ряд следует дополнить и старшим из братьев покойного императора великим князем Владимиром Александровичем с супругой тетей Михен и их детьми – многочисленными «владимировичми»; и великим князем Константином Константиновичам с женой Елизаветой Маврикиевной; и с самым «военным человеком» во всей императорской фамилии – великим князем Николаем Николаевичем (Николашей). За каждым из этих имен стояли определенные силы и круги, и вокруг нового императора постоянно плелась паутина интриг и велась непрерывная борьба за влияние. Единственным человеком вне царской фамилии, пользовавшимся огромным авторитетом и полным доверием у Николая, являлся обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, которому в отличие от других дозволялось бывать у государя, когда он сам находил это нужным.

Массированное давление со всех сторон и недостаточное собственная компетентность вызывали у Николая целый комплекс негативных ощущений: робость, неуверенность, чувство подавленности и т. д. «Не знаю, кто сказал о Цезаре, - заметил французский посол в России Морис Палеолог, - что у него «все пороки и ни одного недостатка». У Николая II нет ни одного порока, но у него наихудший для самодержавного монарха недостаток: отсутствие личности. Он всегда подчиняется. Его волю обходят, обманывают или подавляют; она никогда не импонирует прямым и самостоятельным актом. В этом отношении у него много черт сходства с Людовиком XV, у которого создание своей природной слабости поддерживало постоянный страх быть порабощенным. Отсюда у того и другого в равной степени наклонность к скрытностям.

Часто Николая II упрекают в жестокосердии и бездушии по отношению к окружавшим его людям. И это тоже оказывается справедливым. Он действительно многого просто не чувствовал, и при очень хорошем воспитании ему недоставало ни знания людей, ни интуиции, а порой чисто человеческого такта. Как уже отмечалось, наихудшим образом проявил он себя в день трагедии на Ходынском поле. Николай оказался также не в состоянии уловить веяния времени или понять свой народ, представляя его себе в далеком от реальности образе. Довольно часто ошибался он и в людях, от которых зависело не только судьба империи, но и его собственные жизнь и благополучие. Почти хрестоматийным примером в этом ряду стало то, что император не появился на похоронах первого лица в своем правительстве – министра внутренних дел и председателя Совета министров П. А. Столыпина. Между тем тот, уже будучи смертельно раненым в помещении Киевского оперного театра в присутствии Николая, свой буквально последний взгляд и жест обратил в сторону монарха, перекрестив его.