СОЦИАЛЬНАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ И УГОЛОНО-ПРАВОВЫЕ ЗАПРЕТЫ ХУЛИГАНСТВА

Страница 9

Так как термин «оружие» в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК РФ указывается без каких-либо оговорок, сужающих его объём или содержание, к таким устройствам следует относить гражданское, служебное, боевое ручное стрелковое и холодное, а также газовое, пневматическое и сигнальное оружие, как заводского изготовления, так и самодельное. Кроме того, Пленум Верховного Суда РФ в п. 1 приведённого постановления подчёркивает, что к оружию помимо указанных предметов и устройств следует относить ещё и другие виды боевого огнестрельного оружия, находящиеся на вооружении в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках, воинских формированиях и федеральных органов исполнительной власти, в которых федеральным законом предусмотрена военная служба и на которые действие Федерального закона «Об оружии» не распространяется.

Исходя из приведённого законодательного перечня видов оружия, представляется недопустимым при расследовании и рассмотрении уголовных дел о хулиганстве относить пневматическое, газовое или сигнальное оружие к предметам, используемым в качестве оружия, как это имеет место в следственной и судебной практике. Несмотря на то, что в ст. 213 УК РФ ответственность за применение оружия или соответствующих предметов не дифференцируется, следует признавать повышенную степень общественной опасности применения именно оружия, что должно учитываться при назначении наказания виновному.

В отличие от ранее действовавшего уголовного законодательства (ч. 3 ст. 206 УК РСФСР 1960 г.), ст. 213 УК РФ не содержит указания на то, что предметы, используемые в качестве оружия при совершении хулиганства, должны быть специально приспособлены для нанесения телесных повреждений[54 c.638].

Так, в постановлении Президиума Верховного Суда РФ № 723 п. 99 пр. по делу Кукушкина указано, что «предметами, используемыми при хулиганстве в качестве оружия, в соответствии с новым законом могут быть любые предметы, в том числе хозяйственно-бытового назначения, применение которых может причинить телесные повреждения». Обычно это всевозможные инструменты, легковоспламеняющиеся жидкости, иные предметы хозяйственно-бытового обихода (например, сковорода, кухонный нож и т.п.), которые по своим свойствам позволяют причинить телесные повреждения[57, c.39].

Вместе с тем, в юридической литературе вызывает дискуссии вопрос о целесообразности и обоснованности расширения понятия соответствующих предметов, содержащегося в ст. 213 УК РФ. Так, О. Вознесенская указывает, что подобная формулировка размывает пределы толкования закона и ведёт к произволу правоприменителя [24 c.51]. Возражая против данного вывода, А. Непринцев ссылается на тенденцию развития российского уголовного законодательства и заинтересованность общества в усиленной охране общественного порядка[78 ,c.55].

Так, например, по одному из уголовных дел Потапова Н.М. обвинялась в совершении хулиганства по ч. 3 ст. 213 УК РФ в первоначальной редакции. В качестве такого предмета Потапова использовал обух топора, при помощи которого она нанесла удары по голове Хожанец. Суд, рассматривавший уголовное дело признал правильно квалификацию по ст.213 ч.3 УК РФ как хулиганство, т.е. грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам, совершенное группой лиц по предварительному сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия[18].

Приведем пример из практики.

21 октября 2005 г. в общественном месте по ул. Ленина г.Бердска Хабаров, умышленно, их хулиганских побуждений, грубо нарушая общественный порядок и выражая явное неуважение к обществу, используя в качестве оружия имевшийся у него металлический ковш, подошел к ранее незнакомому гражданину Сычеву Ю.А. и нанес указанным ковшом удар Сычеву Ю.А. по левой боковой части головы, отчего последний упал.

Суд квалифицировал действия подсудимого Хабарова по ст.213 ч.1 УК РФ как хулиганство, т.е. грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное с применением предметов, используемых в качестве оружия[20].

Учитывая словосочетание «используемые, в качестве оружия», представляется, что такими предметами могут являться те из них, которые объективно обладают качествами, присущими указанным выше видам оружия либо внешне имитируют последние (при угрозе применением оружия).

Кроме того, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» разъяснено, что к таким предметам следует относить и механические распылители, аэрозольные и другие устройства, снаряжённые слезоточивыми и раздражающими веществами и предназначенные для временного поражения цели, а также собак и других животных, использование которых представляет угрозу для жизни или здоровья человека[91 18.01.2003].

По одному из уголовных дел президиум Горьковского областного суда разъяснил, что применение при хулиганстве холодного оружия, в том числе и ножа, заключается в использовании его колюще-режущих и других боевых качеств, то есть в использовании его по прямому назначению. Если же лицо нанесло потерпевшему удары рукояткой ножа, такие действия нельзя рассматривать как совершённые с применением холодного оружия, так как нож по своему прямому назначению как холодное оружие для причинения телесных повреждений применён не был[14, c.859]. В таких случаях действия лица следует расценивать как совершённые с применением предмета, используемого в качестве оружия. Данные разъяснения следует относить и к применению иных видов оружия.

В теории уголовного-права отмечалось, что «нет основания говорить о применении оружия, когда виновный угрожает негодным или незаряженным оружием, демонстрирует оружие без намерения его применять, а равно, когда угрожает предметами, имитирующими оружие, если они не используются как средство насилия .»[55, c.481].

Однако, по нашему мнению, к предметам, используемым в качестве оружия при хулиганстве, всё же необходимо относить и те из них, которые лишь имитируют определённый вид оружия (например, макет пистолета) либо являются для виновного заведомо неисправным оружием, так как данные предметы, во-первых, воспринимаются потерпевшим и окружающими как «настоящие»; во-вторых, подавляют возможное сопротивление потерпевшего или пресечение хулиганства со стороны других граждан; в-третьих, повышают степень интенсивности угрозы применением насилия не меньше, чем пригодное к применению оружие; и, наконец, в-четвёртых, такие предметы объективно могут быть использованы в качестве оружия, например, для нанесения ударов. Полагаем, что степень общественной опасности угрозы негодным оружием или имитацией такового ничуть не меньше, а может быть даже и больше, чем соответствующая степень угрозы предметами, используемыми в качестве оружия, а последняя расценивается как способ совершения хулиганства[29,c.46-49].

Угроза применением оружия, как разновидность психического насилия[92, С.51-52], на практике понимается сквозь призму определения, содержащегося в ст. 119 УК РФ «Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью». Данное определение относит угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью к уголовно наказуемому деянию лишь при наличии оснований опасаться осуществления этой угрозы. Однако, по нашему мнению, такая формулировка рассматриваемого понятия является не совсем удачной, так как на основании анализа текста диспозиции ст. 119 УК РФ невозможно однозначно ответить на вопрос, для кого (потерпевшего или виновного, либо для органов расследования и суда) должны иметься соответствующие основания. Как справедливо отмечает В. Курченко, «для квалификации деяния по ст. 213 УК по признаку угрозы применения насилия не имеет значения, имел ли субъект намерение выполнить угрозу. Важно, что он запугивал граждан, и потерпевшие воспринимали угрозу реальной»[71,С 11].

Важно, чтобы угроза, была реальной. При этом нельзя, по нашему мнению, согласиться с И. Тяжковой, которая считает реальной только такую угрозу применения оружия при хулиганстве, которая приводится в исполнение[98,С 19]. «Реальной угроза является тогда, когда она воспринимается потерпевшим в качестве действительной и такое восприятие осознается виновным, который этого желает»[32,С 24], независимо от наличия или отсутствия объективной реализации её содержания.