"Падший мир" Юрия Мамлеева

Страница 3

затем вышли за ее пределы. Это какие-то странные существа, подготовленные

к чудовищному путешествию — из нашего абсолюта в иной абсолют.»[17]

Но Юрия Мамлеева, несмотря на его трансцендентализм интересует не только

душа, но и тело, причем порой в самых тошнотворных ракурсах: «Петенька, правда отличался тем, что разводил на своем тощем, извилистом теле различные колонии грибков, лишаев и прыщей, а потом соскабливал их - и ел. Даже варил суп из них. И питался таким образом больше за счет себя. Иную пищу он почти не признавал. Недаром он был так худ, но жизнь все-таки держалась за себя в этой длинной, с прыщеватым лицом, фигуре. - Опять лишаи с горла соскабливать будет, - тихо промолвил дед Коля, - но вы не смотрите.»(«Шатуны»).

Петя, поедающий самого себя, вначале прыщи и ссадины, потом и свою кровь с мяском, ближе всего к Федору Соннову, "путнику в ничто". Мамлеев переводит «термины духа» в «термины тела». В Адвайта-Веданте, в одном из индуистских источников, которые изучал Мамлеев и о которых он не раз упоминал в интервью, это называется "практикой черепахи", одним из многих способов осознать себя, свою метафизическую сущность и смысл бытия. Так втягивается существо внутрь себя, к иной, внутренней стороне вещей.

Ставя известные метафизические вопросы в парадоксальных терминах, решая проблемы душ человеческих в телесной плоскости, Мамлеев дает понять, что его интересует борьба или соотношение духа и плоти, поскольку с этим вопросом человечество сталкивается постоянно.

Одной из центральных тем большинства произведений Мамлеева является тема смерти. Виктор Ерофеев в своей книге «Русские цветы зла» пишет: «Главная героиня Мамлеева — смерть. Это всепоглощающая обсессия, восторг открытия табуированного сюжета (для марксизма проблемы смерти не существовало), черная дыра, куда всасываются любые мысли.»

Дело в том, что в традиционном обществе существовала связь между временным и вечным. Человек чувствовал даже на уровне подсознания, что эта жизнь и та, другая, - едины. В современном же мире произошел разрыв. Смерть стала воротами, за которыми или ничто, или неизвестность. Но этот момент обострил метафизическую бездну между смехотворной краткостью земной жизни и явным наличием в человеке некоего вечного бессмертного начала. Не будь его, человек инстинктивно примирился бы с кратковременностью своего существования. Современный человек оказался в этом разрыве, его сознание полностью сконцентрировано на этой тюрьме, тюрьме здешней жизни, единственно для него реальной.[18]

В произведениях Мамлеева тема смерти возникает постоянно, например, во многих его рассказах первая фраза – о смерти: «Семен Ильич, или попросту Сема, как звали его в узкой среде нью-йоркских русских эмигрантов, почти умирал»(«Черное зеркало»); «- Старичка Питонова, который помер, знаешь?»(«Дорога в бездну»); «Никто не говорил эмигранту Григорию, что ему надо умереть. Но он и сам кое-что постиг, взглянув из окна своей квартирки на нью-йоркское небо»(«Иное»); «Долго хохотал кругляш, прежде чем умереть»(«Кругляш, или богиня трупов»); «Коля Гуляев ничем особым не был наделен; все было в меру - и красота, и ум, и глупость, и отношение к смерти»(«О чудесном»); «- Семен Кузьмин сегодня умер. - Как, опять?!» («Петрова»); «Григорий Петрович Гуляев, крупный мужчина лет пятидесяти, умер»(«Происшествие»); «Родимов Коля решил, что он умер…»(«Трое»); «Что может быть непонятнее и вместе с тем комичнее смерти?!»(«Удовлетворюсь!»); «Шел 1994-й год. Зарплату в этом небольшом, но шумном учреждении выдавали гробами»(«Валюта»). Да и называются они соответственно: «Прыжок в гроб», «Живое кладбище», «Люди могил», «Случай в могиле» и так далее.

В рассказе «Черное зеркало» дома у Семена Ильича начинают твориться странные вещи: «Из зеркала, которое стало получерным, как будто высовывались потусторонние щупальца, из его великой глубины раздавался хохот, оттуда все время кто-то вываливался, темный и бесформенный, тут же растворяясь в воздухе, и . хохот, хохот, хохот. Точно невидимый мир теперь отражался в этом зеркальном пространстве, выходя из него в наш мир.» Необходимо отметить, что «хохот», ассоциирующийся у читателя с прилагательными «жуткий», «нечеловеческий», «потусторонний», является в рассказах Мамлеева признаком неведомого, трансцендентального мира. Этот хохот неразрывно связан с ужасом, со страхом смерти(как, впрочем и иные действия: танец: «Чтоб скрыть ужас иного восприятия реальности, гигант Савельич первым пустился в пляс»(«Удалой»), пение: «…дитя само запело. Но на этот раз произошел слом, невероятный ирреальный сдвиг. Ее пение полилось откуда-то из иных измерений, как будто раздвинулась глубина темного неба и оттуда был подан невиданный знак. Лицо девочки преобразилось: глаза горели, словно внутри них прорезалась печать вечной жизни»(«Квартира 77»).

Этот всепоглощающий страх смерти возникает у персонажей Мамлеева как некая реакция, как желание бессмертия. Они глубочайшим образом привязаны к бытию и, в общем, к идее бессмертия, ведь если нет идеи бесконечного, то смерти нечего бояться. И этот страх позволяет им понять нечто новое, неизведанное: «И вдруг Семен Ильич понял. И как только это случилось, все таинственно исчезло. Объективный бред, навязываемый Вселенной, приутих, как будто Вселенная зависела от его сознания. Но комната казалась обычной, и зеркало стояло неизменно: но оно уже было, как вначале, абсолютно черно, и эта тьма, ведущая в бездну, была непроницаема, как смерть всего существующего. Семен Ильич тихо встал и опустился на колени перед черным зеркалом. Он познал, что напрасны его искания, направленные вовне. Что сущность его глубинного "Я" так же непознаваема, как это черное зеркало, и бездонная, уводящая в за-абсолютное, невидимая глубина этого зеркала - лишь проекция его собственного "Я".»

Есть у Мамлеева и смерть духовная. «Духовные трупы» - это люди Запада. Например, в рассказе «Люди могил» он сравнивает толпу, идущую ему навстречу с некими существами, относящимися к потустороннему миру: «И вот, вспомнив о человечестве могил и взглянув на лица прохожих, вдруг почувствовал: а ведь я среди трупов нахожусь, духовных трупов, и их бесчисленное количество здесь, сотни миллионов, почти все. Так чего же я боялся человечества могил? Вмиг понял я, что на самом деле те, с могил, были живыми, пусть по-особому, а эти вот, которые нескончаемым ужасающим потоком маскообразных лиц идут на меня, и есть мертвые, по-настоящему, вечно мертвые. И не осознают сами, что перешли уже навсегда ту грань, которая отделяет мир, предназначенный к жизни, и мир, медленно и верно опускающийся на дно тьмы, где уже не будет никогда ничего и откуда нет возврата. И вся их автоматическая жадность, слабое мелькание похоти в глазах, мрачное и рациональное слабоумие (как будто высшего ума уже не существовало) – не что иное, как медленный поток смерти. И не от человечества могил мне нужно бежать, а от этих - с их машинами, роботами и румянцем на щеках.». В интервью газете «Элементы» Мамлеев сказал: «Америка - это целый материк. Я говорил о "мертвых", имея в виду несчастных, пусть и внешне довольных людей, попавших под власть материалистически-прагматической, комедийно-буржуазной, я бы сказал, цивилизации. Таких там большинство. Цель этой цивилизации - уничтожить в людях само представление о смерти. Вплоть до того, что даже похороны близкого человека не должны занимать больше десяти минут, после чего обязательно coffee-break. Почему? Просто потому, что человек, который думает о смерти - плохой потребитель, он забывает силу денег перед лицом силы, которая выше денег. Когда я жил в Америке, супруга Тони Дамиани сказала мне: есть две силы, которые борются сегодня в мире. Это Дух и Деньги. Меня это поразило, потому что такое уравновешивание этих сил встречается в первый раз. Раньше говорили: Дух и Зло, Дух и Страсть, на худой конец - Дух и Власть. Но так, чтобы презренный металл уравновесить с Духом - это впервые в мире.».[19]

Однако, несмотря на то, что в своих произведениях Юрий Мамлеев изображает «ад на земле», в самых его мрачных вещах присутствует некий неуловимый свет, но особым образом – апофатически. Присутствие высших сил неопределимо, оно ускользает от человеческого разума, но вместе с тем как бы разлито вокруг. В творчестве Мамлеева это воздействие света связано прежде всего с состоянием катарсиса, очищения души.