Мой любимый уголок Москвы - Усадьба Кусково

Страница 5

Эти плафоны с изображением неба уничтожали представление о размерах, расстояние, пространстве и времени.

Итальянский прудик не только украшает виды, открывающиеся из южных окон Итальянского домика, но являются центром одного из внутренних комплексов, из которых состоит парково-усадебный Кусковский ансамбль.

2. Грот.

В старину пещеры и подземелья казались частью царства нечистых подземных и подводных духов. В XVIII веке искусственные пещеры и гроты, которые отделы­вали особые, «гротические» мастера, стали неотъемлемой частью усадьбы просвещенного человека. В 1756 году Юрия Кологривова уже не было в живых, и строитель­ство Грота в регулярном парке Кускова легло на плечи двадцатидвухлет­него Федора Семеновича Аргунова. В регулярных парках России середины XVIII века гроты были нужны не для укрывания от полуденного зноя, а играли иную роль. На фоне природы, подчи­ненной строгому порядку и дисциплине, таинственная искусственная пещера ка­залась преддверием некоего нереального мира, поглощающего человека подобно тому, как люк на сцене поглощает про­валивающегося «в преисподнюю» актера. Одно­временно с русским языком, который из презираемого светским обществом превращался в язык философии, политики, литературы, в искусстве склады­вался свой неповторимый национальный язык—русское барокко. Русское барокко отличалось борьбой света и тени, пространства и массы, воздуш­ности и неодолимой тяжести, реального и воображаемого. Эти осо­бенности нашли свое воплощение и в Гроте, построенном Ф. Аргу­новым.

Начатый строительством в 50-х годах XVIII века, он был завершен в 1771 году. Здание трехчастное, нарочито тяжеловесное, с большим количеством колонн, перехваченными крупными квадратами муфт. Повышенный объем в центре перекрыт высоким куполом со световым фонарем. Более низкие боковые части Грота симметричны друг другу. Сооружение олицетворяет стихию камня и воды. Между песочным цветом карнизов, архивольтов, рустов, колонн сияет лазурь стен и громадного купола. Ребра на нем были сделаны из белого луженого железа и символизировали струи водных потоков.

Фигурный пруд перед Гротом, отражая его очертания, удваивает объем: формы становятся удлиненными и стройными. Со стороны пруда сферический купол кажется легким, а колонны вокруг стен напоминают хоровод. Совсем иным выглядит Грот со стороны аллеи. Вблизи купол оказы­вается массивным. Всем своим весом он давит на могучие, сильно высту­пающие карнизы, под стать которым выглядят колонны, пересеченные белокаменными кубами. Каменные кубы делают колонны грузными, подчеркивая, что купол нуждается в особенно прочных и устойчивых опорах. Архитектура Грота напоминает скульптуру. Камень как бы потерял свою твердость, и колонны оказались утопленными в кладку стены. Сами же стены утратили прямолинейность и при­обрели где текучие, где ломаные очерта­ния. Кажется, будто неведомая сила сплющила или растянула привычные архитектурные элементы, разорвала кар­низы, выдавила углубления ниш. Тем­ные арки дверей и окон Грота напоми­нают жерла пещер. Как водоросли, их оплетают прихотливые металлические решетки. Таинственный верхний свет струится по стенам и сводам купольного зала, уводя взгляд к боковым кабинетцам, устроенным, как казалось, в глубине искусственной горы. Своды и стены внутри Грота были выложены рако­винами переливчатых цветов вперемежку с вьющимися водорослями из какой-то расцвеченной массы. Причудливая отделка преображала павильон парка российского вельможи в сказочный чертог морского царя, населенного удивительными существами. В русском климате, с перепадами летней жары и зимних морозов, отдел­ка требовала особого мастерства. Облицовка раковинами была секретом особого «гротического» искусства, и труд «гротических дел мастеров» це­нился выше труда живописцев и скульпторов. Раковины выписывались из Голландии, которая, в свою очередь, привозила их из тропических стран, так что отделка гротов обходилась подчас гораздо дороже их постройки. Купольный зал был приспособлен для банкетов и танцев, но исполь­зовался для этих целей редко. Из зала вел ход на белокаменную пло­щадку со ступенями, спускающимися к воде, ибо «чертог морского царя» служил как бы порогом его таинственного подводного царства. Зеркало пруда в фигурной каменной раме служило и сценой, которую, подобно декорации, завершала подкова менажереи. Менажерея состояла из пяти отапливавшихся зимой и летом причудливых домиков. В них оби­тали гуси, утки, лебеди, в том числе черные и дру­гие водоплавающие птицы. «Подданные морского царя», плавая по пруду, охотясь за рыбешкой, обучая птенцов и затевая драки или игры, заполняли сцену и оживляли декорацию. Ручные птицы подплывали к Гроту, с гром­ким криком брали корм из рук, вовлекая гостей в действо, превращая зрителей в участников зрелища.

Внутри Грот представляет анфиладу из трех помещений. В купольной части расположен просторный зал, окруженный колоннами, поддерживающими развитые формы карнизов и парапетов сильными раскреповками. Образ величавой равнодушной природы создает этот зал. Большие окна и двери его первого яруса затенены причудливым орнаментом листвы и ветвей железной кованой решетки. Свет, падающий сверху сквозь люкарны купола и окна фонаря, рассеянный, под стать серебристо-дымчатым стенам, расписанным под мраморный камень. Во время летнего зноя нет места, более влекущего своей прохладой. В августе 1774 года именно здесь был накрыт обеденный стол для Екатерины II и ее свиты. Взлету купольного зала противопоставлены боковые кабинеты, соединенные с ним сводчатыми переходами.

Итальянский прудик рассчитан на то, чтобы его обходили, так как здание Грота соотнесено с зеркалом воды. С берегов пруда оно воспринимается вместе со своим отражением как единое целое, обретая стройность и законченность. Пересеченность его объема квадратами и рустами сближает Грот с собственным отражением в ряби воды. Отражение Итальянского домика также занимает существенное место в композиции водного зеркала. На берегу, противоположном Гроту, на одной оси с ним подковой располагались пять небольших павильонов, что вызвало необходимость изгиба в канале, ограждающем регулярный парк. В домиках содержались лебеди и другие плавающие птицы. Их силуэты и отражения увеличивали привлекательность пруда.

От горбатого мостика, расположенного у западного берега Большого пруда, перед зрителем раскрывается панорама центральной части Кускова. При всей кажущейся громадности пруда границы его хорошо читаются. Остров на переднем плане устраняет впечатление пустынности, которое могла бы производить сплошная водная гладь. Мы огибаем пруд слева и оказываемся у мостика между четырьмя земляными бастионами. Для людей XVIII века такие бастионы играли двоякую роль. Они являлись привычной ассоциацией въезда на территорию города, крепости или замка, а своей миниатюрностью, явной декоративностью удовлетворяли той страсти к игровому моменту, которой отличалась это время. К тому же мостик был некогда подъемным, на цепях, а восемь конных “гусар”, встречавших гостей, служили как бы живым дополнением к затейной декорации. Взойдя на мостик, человек оказывался между островом на Большом пруду и Голландским прудиком. Остров имел вид крепости с бастионами, а удлиненной формы прудик был обнесен балюстрадой вдоль ровных набережных и обстроен продолговатыми деревянными беседками, имевшими вид каменных. Перспектива прудика замыкалась, как и теперь, краснокирпичным Голландским домиком.

3. Голландский домик.

Голландский домик - это павильон, который должен был воплощать представление людей XVIII века о Голландии, о стране, где, как им казалось, жили бюргеры средней зажиточности. XVIII век - время, когда география была одной из любимых наук. Процесс открывания новых стран продолжался. Все удивительное связывалось с чужестранным. Побывать в Голландском доме, посмотреть, как живут голландцы, каждому было интересно. Таким и сделан Кусковский Голландский домик. Если Итальянский домик воплощал в миниатюре идеалы пышной и це­ремонной жизни высшего света, то Голландский служил воплощением идеала семьи и домаш­него уюта. В отличие от Итальянского домика, где глазу не во что «упереться», хотя здание и имеет большую поверхность стен, в Голландском домике стены и потолок с дубовыми балками «замыкают» помещения. Небольшой, с крутой кровлей, он обращен фасадом на берег маленького прямоугольного водоема, затесненного приступившими к нему постройками. Городскую тесноту Голландии в Кускове воспроизводили деревянные большие беседки по берегам прудика и высокие трельяжные стенки, продолжавшие линию “уличного фасада” домика. По бокам здания размещались голландский огород и голландский сад. Внутри все также должно было показывать жизнь голландцев. В первом этаже помещалась кухня, во втором - зал-гостинная. Первоначально других помещений и не было; две маленькие комнаты пристроили несколько лет спустя. Специфически голландская черта - отделка стен керамическими плитками - была всем известна. Не знали только того, что в Голландии они применялись очень скупо. Стены всех комнат и кухня в Голландском домике покрыты плитками сплошь. На мелких плитках в кухне - белых с синим рисунком - изображены сценки из голландского быта. Светлые стены из таких изразцов, преисполненных занятности и юмора, определяют характер интерьера. Респектабельности зала отвечают совсем другие изразцы. Крупные, орнаментальные, глубоко вишневого цвета, они напоминают дорогие ковры. Как мы знаем из описи 1780-х годов в домике хранилось все, что считалось голландским или казалось таковым. Но это не было нагромождением предметов. Здесь хранится довольно много марин XVIII века, писанных голландскими и английскими художниками, приобретенных специально для Голландского домика.