Важнейшие проблемы российского производства

Страница 2

1) государство продолжает оставаться крупнейшим экономическим игроком, а потому чиновничество ежедневно распоряжается гигантскими объемами ресурсов. В „нормальном" рынке мало денег — все в руках околого­сударственных фирм. А что в результате? Откаты как необходимый элемент рабо­ты приводят к принятию неразумных ре­шений, неразумному расходованию средств и отсутствию последующих зака­зов;

2) у нас торжествует кон­цепция «дешевого государства»: чиновни­ков много, зато зарплаты у них маленькие.

Убрать эти две причины — и коррупция войдет в прием­лемые берега.

Вопреки почти поголовно разделяемому в политических кругах мнению, все это проблемы отнюдь не правоохранитель­ные — во всяком случае, не в первую оче­редь таковые. Это проблемы, если угодно, правоустановительные — и российское производство уже готово требовать их быстрого и последовательного разрешения.

Проблема № 3. Дефицитные кадры

Проблема недостатка квалифицирован­ных кадров появилась сразу же после воз­никновения рынка в России. Однако в начале реформ рынок нуждался не столь­ко в управляющих и специалистах, сколь­ко в предпринимателях — людях, которые могут определить суть бизнеса, найти ни­шу для его развития и собрать вокруг себя группу энтузиастов. Через пять-семь лет, когда компания проходит стадию позици­онирования на рынке, у нее появляется возможность и возникает необходимость совершить скачок. Это означает необходимость выработки внут­ренней технологии функционирования компании — разработки процедур и рег­ламента, формулирования ответов на вопросы: кто, за что и в какой момент от­вечает. Компания в большой степени дол­жна превратиться в механизм. То есть ком­пании, которая закончила стадию разви­тия и переходит к росту, нужны опытные управляющие. А их на рынке очень мало, что совершенно естественно — большин­ство специалистов по управлению просто не успели еще сформироваться. Наш бизнес очень молод, нет опыта прошлых лет; в стране не успела сложиться биз­нес-культура.

Попытки решать эту проблему с по­мощью найма специалистов, прошедших «школу» в западных компаниях, не всегда оказываются успешными. Специалисты су­губо западного типа зачастую оказываются слишком технологичными, негибкими. Бывают, конечно, и исключения из правил. Некоторые менеджеры, прошед­шие западную школу, идут на работу в российские компании, полностью осоз­нав тупики слишком жесткого подхода. Такая позиция позволяет совместить гибкость и накоп­ленный опыт и оказаться очень полезным для российской фирмы. Однако таких специалистов на любом отраслевом рын­ке просто единицы.

Возможности срочного повышения ква­лификации кадров тоже очень ограниче­ны: у нас нет системы повышения квали­фикации, поскольку нет опытных преподавателей, нет и лидеров отрасли, чей опыт можно использовать.

Поэтому проблему не­достатка управленцев мо­жет решить только накопление соб­ственного опыта менедже­рами российских фирм и широкое использование консалтинга во всех его проявлениях. У государ­ства в контексте этой проблемы мало что можно попросить. Возможно, лишь поддержки, напри­мер, за счет налоговых льгот и консалтинга как основного инсти­тута накопления и передачи управленчес­ких знаний.

Проблема № 4. Плохие деньги и искаженная структура цены

Неужели здравомыслящего человека можно убедить, скажем, в том, что реаль­ная стоимость отправки сотрудника в ко­мандировку по России — 23 рубля в день? Что при осуществлении продвижения то­вара на рынок затраты на рекламу реально составляют 5% от текущего объема реали­зации? За все, что сверх этого, надо платить из прибыли, и это будет фиксироваться как текущие затраты. Хотя вложения в продви­жение брэнда — это по сути инвестиции. Но законодательство плохо трактует воп­росы оценки интеллектуальной собствен­ности и нематериальных активов, поэтому точно не известно, сколько стоит брэнд и что это такое. Между тем для налогообло­жения нужна вполне конкретная база. В результате законодатели за всех решили, что за 5% можно продвинуть товар, а на 23 рубля питаться целый день. И таких примеров масса. Поскольку мы сами этих законодателей и выбрали, то они считают, что договорились с нами: что считать при­былью, что — себестоимостью, что — ин­вестициями, а что — оборотными сред­ствами. Но обе стороны прекрасно знают, что эта «договоренность» не имеет ничего общего с действительностью.

В итоге менеджер с хозяином не могут понять, сколько реально стоит бизнес, ка­кова его эффективность и какими эти же характеристики будут завтра. Получается, что эффективность бизнеса определяется тем, сколько из этого биз­неса можно безболезненно «вынуть» в каждый кон­кретный момент. Вот так в реальной жизни трактуется прибыль.

Разная методика начисле­ния цены по разным кон­трактам, в разных средствах платежа лишь усугубляет эту невнятицу. Если товар нап­равляется на экспорт и кон­тракт прокредитован бан­ком, то цена на этот товар одна, и распадается она на себестоимость и прибыль, на капитальные и текущие из­держки одним образом. Если товар отгружен по бартеру внутри России, то цена его другая; другой будет и структу­ра цены. Добавим к этому, например, что если у предприятия есть долги (реальные или фик­тивные), то будет совсем третий случай. Если с бан­ком, где находится расчет­ный счет предприятия, ра­ботает АРКО, то — четвер­тый. Не работает — пятый.

Поскольку в жизни ре­ализация продукции идет одновременно на разных условиях, по контрактам разных типов, менеджер не может знать, сколько реально надо платить на­логов, какова реальная себестоимость, сколько он может пере­распределить между инвестициями, обо­ротными средствами и потреблением. Значит, не знаем, и не можем знать, каков у нашего бизнеса реальный потенциал воспроизводства. Значит, цена любого биз­неса, по существу, равна цене его ликви­дации, то есть близка к нулю.

Проблема № 5. Долларизация

Хорошие у нас деньги или нет? Помога­ют они производить или мешают? Како­вы наши транзакционные издержки? Смысл бесед с рядом производителей можно свести к крику души: «Дайте мне хоть ка­кую-нибудь деньгу — и я переверну мир!»

Долгое время монетарная политика, а вслед за ней и практический бизнес строи­лись так, что, несмотря на существование рубля, всеобщим эквивалентом в России был доллар. Дело даже не в том, что он стал основной валютой цены и платежа по внешним контрактам, в нем повсеместно исчисляли «внутреннюю» зарплату, инвес­тиции, процент.

Курс рубля к доллару начал восприни­маться исключительно как номинальный множитель при пересчете элементов биз­неса и цены товара в целях составления от­четов для налоговиков.

В Законе РФ о денежном обращении написано, что исключительным платеж­ным средством является рубль, но мерой стоимости до последнего времени был доллар. В реальности платежным сред­ством, кроме рубля, является еще много всего — векселей, бартеров, зачетов, но в конечном итоге все они приводились (через дис­конты, курсы и отрасле­вые паритеты покупатель­ной способности) к дол­ларовой оценке. То же ка­салось и тезаврационной функции денег. Рубли — это для расчетного счета; для резервов и накопле­ний — доллар. Таким об­разом, практически в лю­бом бизнесе одна его часть измеряется рубля­ми, другая — долларами. Поскольку курс рубля к доллару все эти годы оп­ределялся в значительной степени вне­экономическими факторами, а значит, с точки зрения бизнеса был произволь­ным, никакой производитель не мог иметь адекватного представления о ходе собственных дел.

Избыточная долларизация экономики и необъективный спрос на валюту — один из основных и, безусловно, негативных итогов первого этапа экономической реформы.

Потом, абсолютно закономерно, «с кот­ла сорвало крышку». Произошло это 17 ав­густа 1998 года. Бизнесу пришлось, и все больше людей это понимает, переходить на реальную номинацию затрат и потоков в рублях. Доллар стал слишком дорогим и непредсказуемым. Сегодня ситуация двой­ственная и до сих пор неопределенная. Не­которая часть людей исчисляет некоторую часть своих потоков по-старому — в долла­рах, а кто-то уже в рублях. Получается сов­сем неудобно.