Мораль, этические воззрения средневековья. Рыцарский эпос

Страница 4

По мнению Аквинского, свободная воля человека и связанные с нею произвольные решения выбора имеют свой источник в интеллектуально-познавательных органах, точнее, корнем всякой свободы является разум. Поскольку Фома провозглашает примат интеллекта над волей, его позиция в вопросе о свободе человека получила название этического интеллектуализма. Она основана на том, что достаточно иметь подлинное знание о добре и зле, чтобы поступать морально. Фома признает, что воля иногда может выполнять по отношению к интеллекту функцию производящей причины, как бы побуждая его к познанию, и в этом смысле она более совершенна, чем интеллект.

Свобода воли, коренящаяся в интеллекте, позволяет человеку поступать в соответствии с моральными добродетелями. Свобода воли существует лишь тогда, когда ее поддерживает бог, ибо он является первым источником как естественных причин, так и свободных человеческих решений. Фома говорит, что человеку присуща воля, ибо в противном случае напрасны были бы советы и напоминания, повеления и запреты, наказания и поощрения.

Согласно Аквинату и всей католической этике, человек заслуживает осуждения за неморальный поступок. Но плохой поступок также основывается на свободном решении и не может быть совершен без поддержки бога. Поэтому бог в первую очередь и заслуживает адских мук.

В этом месте я хотел бы остановиться, чтобы рассмотреть следующую тему работы – рыцарский эпос. Несмотря на то, что на сегодняний день сохранилось большое количество письменных источников, я остановлюсь на двух, самых характерных. Это роман о любви «Тристан и Изольда», и достаточно редкий образчик о нравах, структуре и организации средневекого испанского рыцарства «Песнь о моем Сиде», на нем я остановлюсь подробнее.

Роман “Тристан и Изольда” является классическим примером средневекового творчества. Несмотря на время, роман не потерял своего внутреннего смысла и по сей день остаётся одним из выдающихся образчиков рыцарской литературы.

Прежде всего, это роман о любви. Главная черта, проявляющаяся в романе, характерна для всего средневекового искусства — это иконография, образность. В романе действуют не живые люди, а лишь их социальные статусы. В нем, вы не найдёте здесь описаний внешности героев, даётся лишь общая характеристика. Изольда — прекраснейшая и добрейшая, Тристан — храбрейший и красивейший. Но почему …, потому что он — рыцарь, а она — благородная дама, отвечает автор. Сами положения рыцаря и благородной дамы уже дают им такие характеристики. Здесь внешние детали уходят на задний план, обнажая духовную сущность героя. Классическим примером этому является икона, в которой главное — глаза и лицо, являющиеся своеобразным “зеркалом души”. Получается, произведение повествует даже не о рыцаре и прекрасной даме, а передаёт глубинные отпечатки их духовных оболочек.

Здесь возникает ещё один нонсенс. Дама в романах всегда благородная и прекрасная, рыцарь — красивый и мужественный. Размышляя сейчас, трудно представить себе благородную даму, зачастую не мывшуюся неделями, с приторным запахом от многократного использования духов, нечищенным ртом и тому подобного. Благородного рыцаря имеющего всего одну смену одежды, и можно было бы много чего перечислить, … но … это ничего не меняет. До нас дошло лишь духовное ощущение рыцаря и дамы как высших существ в незапятнанных одеждах, питающих друг к другу неугасимую и чистую любовь. И в самом деле неважно, кто и сколько раз сказал «я тебя люблю», если это продолжается бесконечно.

Благодаря этому приёму роман ставится вне времени, вне всяческих культурных традиций. Известно, что человеку одной культуры трудно адекватно понять человека другой. Но нам это удается, так как внутренний мир человека постоянен, а подсознательные эмоциональные ощущения неизменны. В этом главная заслуга неизвестного творца романа, и тем обеспечена та легкость с которой он воспринимается.

«Песнь о моем Сиде» это больше социальный роман, чем просто повествование о походах, победах и турнирах в честь благородных дам. Рыцарство предстает в поэме как единый сословный коллектив, четко различающийся на три катего­рии рыцарей. «Рикос омбрес» - высшая знать, состояла из крупных землевладельцев, приближенных короля, в руках у которых факти­чески находилась государственная власть. Вторым слоем рыцарства были «инфансоны», также владевшие вассалами, получившими пожа­лования от короля, участвовавшие в ра­боте кортесов. Хотя правовой статус инфансонов почти не отличался от правового статуса ри­кос омбрес, в общественной жизни между ни­ми была огромная дистанция, определяв­шаяся большим влиянием «рикос омбрес» при дворе и благородством их происхождения. Низшие слои знати были представлены «кабальерос», многие из которых полу­чили это звание за личные заслуги.

Очевидно, рикос омбрес с презрением относились к инфансонам и кабальерос, попирая их права и привилегии. Подобное по­ложение вызывало недовольство среди низших слоев испанского рыцарства. Составляя основную воинскую силу "государства Реконкисты"[1], мелкие рыцари требовали справедливо­го отношения к себе со стороны высших дворянских кругов. Для их социального сознания было характерно непризнание знатно­сти как главного достоинства человека, определяющего его об­щест­венное положение. В противовес они выдвигали такие личные качества, как мужество и честность, полагая, что они отсутст­вуют у представителей аристократии. Социальное положение и общественное признание человека они ставили в прямую зависи­мость от его многих заслуг на ратном поприще.

Обращают на себя внимание и особенности вассальных отно­шений испанского рыцарства описанные в поэме. Как и в других странах Европы, обязанности вассала по отношению к сень­ору определялись фор­мулой auxilium et concilium, на сеньора же налагались обязанность оказывать материальную поддержку своим вассала, которая в Испании могла выра­жаться как в земельных пожаловани­ях, так и в денежных выплатах. При этом земельные пожалования получали, в основном, ближайшие вассалы того или иного сеньо­ра, со­ставлявшие его малую дружину, большая часть членов которой была представ­лена родственниками сеньора, "вассалами по воспитанию», близкими его семье людьми. Меснады представляли собой некое подобие консультативного совета при сеньоре, помо­гали ему принимать важные решения. Хотя сеньор иногда обращался за советом ко всем своим вассалам, в том числе и не входившим в меснаду, эти "расширенные со­веты" были редки и не играли большой роли.

Не входившие в меснаду рыцари как правило получали толь­ко денежные выплаты. Их отношения с сеньором были менее тесные; по своему положению они приближались к воинам-наемникам, хотя формально были связаны с сеньором отношениями вассалитета, установленными путем оммажа. Естественно, получавшие денежное жалование рыцари выступали за справедливую оценку их ратного труда и требовали увеличения выплат. Интересно, что мелкое рыцар­ство с неприязнью относилось к «случайным лю­дям" в войске своего сеньора, видя в них проходимцев и об­манщиков. Очевидно, это свидетельствует о развитом чувстве ры­царской чести, требовавшей от вассалов полной преданности се­ньору, которая, в конеч­ном счете, становилась выше личных благ и гражданской преданности королю и, воз­можно, семейных интере­сов. В то же время, мелкое испанское рыцарство, страдавшее от притеснений высшей аристократии, выступало за усиле­ние королевской власти, слабость которой давала знати возмож­ность творить беззакония, хотя в руках короля было эффектив­ное средств борьбы со своеволием аристократии - объявление "королевского гнева" и изгнание из страны. Как вассалы короля испанские рыцари были обязаны участвовать в созывавшемся коро­лем кортесах; постоянно находившиеся при короле представите­ли знати образовывали королевскую курию. К концу XI века оба этих органа уже утратили характер доверительных совещаний се­ньора с вассалами, превра­тившись в официальные государственные учреждений.

Суду королевской курии или кортесов подлежали ссо­ры среди дворян, нередко имевшие своей причиной оскорбления, которые, по представлениям рыцарства, было необходимо отомстить. Естественно, мелкие рыцари не могли рассчитывать на само­стоятельное отмщение могущественным знатным обидчикам: очевидно, поэтому рыцарство выступало за разрешение споров путем судебного поединка в суде короля.