Синопское сражение
Страница 12
Русский парламентер должен был объявить портовому начальству, что русские корабли прекратили огонь и не будут обстреливать город. Но турецкие власти, пораженные небывалым разгромом своей эскадры, бросили на произвол судьбы раненых и поспешно бежали в горы, нимало не заботясь об участи Синопа, в котором начались пожары.
От горящих обломков турецких судов, взрывавшихся в непосредственной близости от берега, пожары в городе увеличивались. Восточный ветер приносил из бухты все новые и новые очаги огня, и яркие языки пламени быстро пожирали дома, портовые постройки, склады, казармы. «Взрыв фрегата «Фазли-Аллах» покрыл горящими обломками турецкий город, обнесенный древней зубчатой стеной; это произвело сильный пожар, который еще увеличился от взрыва корвета «Неджми-Фешан»: пожар продолжался во все время пребывания нашего в Синопе, никто не приходил тушить его, и ветер свободно переносил пламя от одною дома к другому».
В исходе 5-го часа на флагманском корабле взвился сигнал: адмирал приказывал осмотреть уцелевшие неприятельские суда, перевезти пленных и озаботиться о раненых. Шлюпки с вооруженными матросами направились к турецким фрегатам и корветам, приткнувшимся к берегу.
Матросы с пароходо-фрегата «Одесса» во главе с лейтенантом Кузминым-Короваевым подошли на катере к турецкому фрегату «Несими-Зефер». «Взойдя на фрегат всего с десятью матросами, лейтенант нашел на судне около 200 турок, человек 20 раненых и столько же убитых. Труп капитана лежал у дверей его каюты. Беспорядок и паника невольно приковывали к себе внимание: турки синели при своем багаже, разбросанном на батарейной палубе, порох был рассыпан по полу, крюйт-камера была отворена, а турки между тем курили .». Короваев тотчас же приказал прекратить куренье, закрыть крюйт-камеру и полить водой всю палубу. Одновременно с этим пленных перевозили на русские корабли, а раненых турок лейтенант решил отправить на берег под наблюдением доктора. «Отправляя людей, Короваев через переводчика объявил им, что здоровые под начальством доктора должны озабо-титься помещением своих раненых товарищей в городской госпиталь. Восторгу турок не было предела. Все кинулись целовать руки русского лейтенанта .».
Около 6 часов вечера к турецкому фрегату «Дамиад» подошел пароход «Одесса». Командир парохода взял на неприятельском фрегате более 100 пленных, при допросе которых выяснилось, что "командир и офицеры оставили фрегат в начале дела, забрав все гребные суда и стараясь спастись постыдным бегством на берег».
Разбитые и полуразрушенные неприятельские суда, оставшиеся после сражения у берега Синопской бухты, продолжали гореть. В предвечерней мгле четко выделялись остовы горящих фрегатов и корветов, и отблески пламени отражались на гладкой поверхности бухты. Не разряженные орудия, раскалившись от страшной жары и пламени, палили ядрами по рейду, а по мере того, как огонь достигал крюйт-камер, неприятельские суда взрывались одно за другим.
Еечером 18 ноября взлетели на воздух фрегаты "Фазли-Аллах», «Низамие», «Каиди-Зефер», пароход «Эрекли» и корвет «Неджми-Фешан». Их горящие обломки не только вызывали пожары на берегу, но и представляли опасность для русских кораблей, стоявших не далее 150 саженей. В случае внезапного изменения ветра, русской эскадре грозили пожары, а это привело бы к самым серьезным последствиям.
Кроме того, следовало учитывать, опасность, грозившую со стороны берега. Свыше тысячи турок, бежавших с эскадры во время сражения, могли ночью открыть огонь с берега по русской эскадре, подготовив предварительно часть уцелевших береговых орудий. Поэтому в 8 часов вечера пароходам «Крым» и «Херсонес» было получено «отбуксировать корабли из-под выстрелов береговых батарей на случай, если бы неприятель вздумал возобновить ночью стрельбу». Пароход «Одесса» отвел от берега турецкий фрегат «Несимн-Зефер» и сжег его в море, т. к. его горящие обломки грозили и городу и русским кораблям.
Всю ночь пароходы отводили корабли от берега. По приказанию командующего была установлена новая позиция эскадры: теперь русские корабли встали на якорь в полутора милях от берега на глубине 20—25 саженей.
Ночь прошла спокойно. Несмотря на дождь, на берегу продолжались пожары, и лишь изредка над бухтой раздавались выстрелы турецких орудий. К утру 19 ноября на синопском рейде осталось только три турецких судна: фрегаты «Аунн-Аллах», «Дамиад» и корвет «Фейзи-Меабул". Матросы с фрегата «Кагул» утром подошли на шлюпках к «Аунн-Аллаху» и «Фейзи-Меабуду», стоявшим рядом у мыса Киой-Хисар, взобрались на палубы неприятельских судов, и перед ними открылась картина полного развала: турецкий адмиральский корабль был весь изрешечен русскими снарядами и медленно погружался в воду, кренясь на правый борт.
Когда последние партии пленных с фрегата «Ауни-Аллах» были отправлены на «Кагул», русские коряки собрались покинуть неприятельские суда. Но в этот момент внизу, у самой воды, был обнаружен командующий турецкой эскадрой адмирал Осман-паша. Раненный в ногу, он лежал почти без чувств и не надеялся на спасение. Но не прошло и 10—15 минут, как его уже доставили на «Кагул».
Осману-паше сделали перевязку. Оправившись после бессонной ночи, он рассказал русским морякам, что турецкие матросы обокрали его, сняли с него шубу, вытащили ключ от каюты. Спустя некоторое время Осман-паша сообщил некоторые подробности сражения и предшествующих событий и в частности очень интересовался русским фрегатом «Кагул». Он обратился к капитан-лейтенанту Спицыну — командиру «Кагула» — с вопросом:
«Какой это русский фрегат был у мыса Керемпе 8 ноября и едва не попался его эскадре, ускользнув тогда, когда он считал его уже совсем в своих руках?» Командир ответил, что это именно и есть тот фрегат, на нем Осман-паша находится в настоящее время в плену .
Вскоре на русскую эскадру доставили пленных с корвета «Фейзи-Меабуд» и других неприятельских судок. На корабле «Чесма» были размещены пленные турецкие матросы, а на пароходе «Одесса»—турецкие офицеры. Таким образом, после сражения было захвачено в плен несколько сот турок и в их числе — командующий эскадрой адмирал Осман-паша, а также командиры фрегата "Фазли-Аллах» и корвета «Фейзи-Меабуд». Общие потери неприятеля составляли несколько тысяч человек: по утверждению Османа-паши турки потеряли до 3000 одними убитыми и утонувшими во время сражения.
Русские моряки проявили самое гуманное и великодушное отношение к пленным туркам. Турецкие матросы, в головы которых годами вбивалась ненависть к России, со страхом следовали на русские корабли, однако здесь не оказалось ничего похожего на то, чем их запугивали раньше. Забота о раненых, благородное поведение русских моряков, — все это было неожиданностью для них. "Матросы наши отдавали пленным даже куртки свои". К Нахимову тогда же обратилась греческая делегация с просьбой о переселении в Россию.
Между тем при осмотре фрегата "Ауни-Аллах» и корвета «Фейзи-Меабуд» выяснилось, что они так сильно повреждены, что не представляется возможным довести их до Севастополя в качестве трофеев. Поэтому было решено сжечь их. Оба неприятельских судна были отведены от берега и взорваны фрегатом «Кагул».
56-пушечный турецкий фрегат «Дамиад» казался наименее пострадавшим по сравнению с другими судами неприятельской эскадры. Сигналом с «Императрицы Марии" было приказано пароходу «Одесса» отвести фрегат от берега, осмотреть и принять меры к исправлению повреждений с тем, чтобы доставить его в Севастополь. Однако «при внимательном осмотре оказалось, что фрегат «Дамиад» имел 17 подводных пробоин, вся подводная часть, рангоут и снасти до того повреждены, что без значительных исправлений, потребовавших бы много времени, его невозможно было бы привести до Севастополя .". Поэтому пароходу «Одесса" было приказано сжечь турецкий фрегат — последнее военное судно турецкой эскадры в Синопе.
К 9 часам утра 19 ноября на рейде Синопской бухты не осталось ни одного турец