Развитие Японии в 50е – 90е годы

Страница 10

Раз уж японский этнический кодекс требует столь беззаветного исполнения долга и столь безграничного самоотречения, то он, казалось бы, должен был бы заклеймить всякое личное желание как зло, подлежащее искоренению. Именно такова классическая буддийская доктрина, и потому вдвойне удивительно, что японский кодекс поведения так терпим к удовольствиям, доставляемым нам пятью чувствами. Несмотря на то что Япония является одной из великих буддийских наций, её этика в этой сфере резко контрастирует с учением Гаутаямы Будды и священных книг буддизма. Японцы не осуждают получение удовольствия. Они не пуритане. Они считают, что физические наслаждения – это хорошо, что их надо культивировать. К наслаждениям стремятся, их ценят. Тем не менее их следует держать на своем месте. Они не должны мешать серьезным вещам. Такой кодекс постоянно вносит в жизнь крайнее напряжение. Японцы затрудняют себе жизнь тем, что культивируют физические наслаждения и тут же вводят кодекс, по которому именно Тим-то наслаждениям и нельзя предаваться, раз уж зашла речь о делах серьёзных. Они культивируют плотские удовольствия как изящные искусства, а потом, вдоволь насытившись ими, приносят их в жертву долгу. Одно из малых плотских удовольствий в Японии – горячая ванна. Для самого неимущего крестьянина, для самого презренного слуги ежевечернее погружение в предельно разогретую воду – такая же непременная часть повседневного обихода, как для богатого аристократа. Ежедневная ванна ценится здесь из опрятности, так же как и у других народов, но к этому японцы добавляют ещё и тонкое искусство пассивного наслаждения, которому трудную найти аналога в банных обычаях остального мира. Насколько горячая ванна ценится как наслаждение, настолько же обливание ледяной водой всегда считалось наилучшим способом «закаливания». Современные начальные школе не отапливаются, и это принципиально, ибо так детей подготавливают к будущим трудностям. Ведь до сих пор в японских домах, как правило нет центрального отопления, а локальное отопление с помощью керосиновых печей и электронагревателей стоит дорого и сводится к минимуму из экономии. На западных наблюдателей обычно производят большое впечатление постоянные насморки, для предотвращения которых не делается решительно ничего. Ещё одно излюбленное наслаждение – сон. Это одно из самых совершенных японских искусств. Японцы спят полностью расслабившись в любом положении и в таких обстоятельствах, в которых мы о сне и подумать бы не могли. Но они спят вовсе не для того, чтобы запастись энергией на завтрашний день. Они просто любят спать, и если ничто не мешает, то с удовольствием предаются этому занятию. С такой же безоглядностью они полностью отказываются от сна, если в этом есть необходимость. Студент, готовясь к экзамену, занимается день и ночь, даже не допуская мысли, что чем лучше он выспится, тем вернее сдаст. В армии сон безоговорочно приносится в жертву дисциплине. Еда, подобно теплу и сну, рассматривается как источник удовольствия, которому охотно предаются, и как средство укрепления духа. На досуге японцы не жалеют времени на трапезы с многократной сменой блюд, когда каждое блюдо с ложечку, но зато смакуешь не только вкус, но и вид. Однако в остальном упор делается на дисциплину. По мнению японцев, «есть необходимо для поддержания жизни, поэтому следует есть как можно быстрее». По японским понятиям, насильственное лишение пищи – отличнейший тест на «закаленность». Если ты переносишь голод стойко, то твои силы растут благодаря торжеству духа, а вовсе не падают от нехватки калорий и витаминов. Японцы не разделяют западных представлений о взаимно-однозначном соответствии между телесной пищей и телесной силой. Поэтому неудивительно, что во время войны токийское радио говорило о голодании людям в бомбоубежищах, что физические упражнения дадут им силу и бодрость. Романтическая любовь – еще одно человеческое чувство, которое культивируют в Японии. Любовь у них в почёта, как бы ни шла она в разрез с их формами брака и семейными обязательствами. В их беллетристике любви полно, причём, как во французской литератур, обычно в виде адюльтера. Двойные самоубийства влюбленных – любимая тема чтения и разговоров. Созданная в X веке «Повесть о Гэндзи» - едва ли не самая изысканная книга о романтической любви, которая когда-либо и где-либо была написана. Любовь составляет главную тему их современных романов. В понимании западного человека любовь и брак, в идеале, есть одно и то же; у японцев такого идеала нет. «Быть влюбленным» - наш самый почётный резон для вступления в брак. Японцы так не считают. В выборе супруги молодой человек должен положится на отца, подчиниться ему и жениться в слепую. «Истинной целью брака в нашей стране, - говорится в одном современном японском журнале, - является продолжение рода. Всякая иная цель лишь извращает его подлинное значение». Это, однако, не означает, что мужчина остается добродетельным лишь до тех пор, пока ограничивает себя рамками такой жизни. Если он в состоянии себе это позволить, он может завести любовницу. Японцы видят главную задачу жизни в выполнении своего долга. Они полностью принимают тот факт, что исполнение всех обязательств и отслеживание всех обязательств сопряжено с принесением в жертву личных желаний и радостей. Они то и дело отказываются от удовольствий, но вовсе не считают такой отказ злом. Он требует силы воли, а сила воли в Японии – самая почитаемая добродетель.

Всё это хорошо объясняет, почему в Японских романах и пьесах так редко бывает «счастливый конец». Японский массовый зритель обливается слезами, видя, как герой встречает свой трагический конец и как прелестная героиня гибнет под колесом фортуны. Такие сюжеты – кульминация вечернего развлечения. Именно ради них ходят в театр. Даже их современные фильмы строятся на теме страданий главных героев. Они влюблены, но отказываются от любимых. Они поженились и счастливы, но кто-то из них кончает жизнь самоубийством во имя исполнения долга. Жена, отдающая все свои силы на благо карьеры мужа и побуждающая его развивать свой незаурядный талант, скрывается в дебрях большого города накануне его успеха, чтобы освободить его для его новой жизни, и без единой жалобы умирает от нищеты в день его великого триумфа. Хэппи-энд не нужен. Рыдать от жалости, сострадая самоотверженным герою и героине, - это да. Их страдание не кара Господняя. Оно показывает, что они выполнили свой долг, чего это им не стоило, и что – ни одиночество, ни болезнь, ни смерть не заставило их сойти с истинного пути.

Жестами пользуются все, но в разных странах жесты разные – и даже если жесты похожи, то смысл у них может быть неодинаковый. В Японии богатый жестовый словарь, но иностранцу разобраться в нём нелегко, и по неведению он может многое понять неправильно. Вот, например, почти всеобщий жест: сложенные в кольцо большой и указательный пальцы. В США это означает «о’кей», поскольку круг считается «совершенным», однако во Франции значение этого жеста противоположное – «пустое место», потому, что круг – это еще и ноль. В Японии же он обозначает деньги, поскольку монеты круглые. Приехавшие в Японию американец и француз поймут японский жест неправильно, и хорошо, если последствия недоразумения будут забавными. Японские жесты и мимика часто интерпретируются неверно. Взять хотя бы пресловутую японскую улыбку. На Западе давно привыкли считать, что улыбка означает радость, веселье. Человек западной цивилизации спонтанно улыбается, когда ему хорошо. Но в Японии – это не только естественное выражение эмоций. Это еще и форма этикета. Японских детей по прежнему учат улыбаться во исполнение социальной обязанности. Улыбка в Японии стала по меньшей мере полусознательным, если не бессознательным жестом и наблюдается даже тогда, когда улыбающийся человек думает, что за ним не наблюдают. Например, он хочет успеть на поезд метро. Уже почти успел, но дверь закрывается. Какова будет его реакция? Почти наверняка улыбка. Эта улыбка не означает радости. Какая уж тут радость, если дверь закрылась перед самым носом. Но она означает, что к неприятности отнеслись без ропота и с бодростью. Самых юных лет японцев учат воздерживаться от выражения эмоций, которое могло бы нарушить столь непрочную порой социальную гармонию. В Японии такое специальное жестовое употребление улыбки нередко доходит до крайностей. По сей день приходится видеть, как улыбаются люди, потерявшие близких. Не следует понимать это так, будто мертвых не оплакивают. Улыбающийся как бы говорит: да, утрата моя велика, но есть более важные общие заботы, и я не хочу огорчать кого-либо, выставляя напоказ своё горе.