Государство Эстония

Страница 3

20 мая, за месяц до обмена денег, Верховный Совет ЭР принял целый ряд законов, направленных на обеспечение денежной реформы. Согласно Закону о деньгах, эстонская крона после проведения реформы становилась единственным законным платежным средством на территории Эстонии, причем как кредитные учреждения, так и другие юридические лица были обязаны принимать кроны без ограничений при совершении любых сделок [5, c.422]. Значение этой нормы было довольно велико: в Эстонии перед реформой наряду с рублевым было очень распространено и валютное обращение. Однако после проведения реформы такая ситуация была неприемлима: во-первых, это подорвало бы престиж кроны, во-вторых, это замедлило бы формирование валютного покрытия новой денежной единицы (вместо того, чтобы “покупать” кроны в обменных пунктах, туристы предпочли бы расплачиваться долларами или марками), в-третих, затруднило бы проведение денежной политики государства (если количество крон в обращении Банк Эстонии мог регулировать, то на выпуск в оборот, скажем, финской марки он влиять не мог). Обязательность кроны к приему всеми предприятиями позволила несколько ограничить бартерные сделки: о какой цивилизованной денежной политике может идти речь, если значительная часть продукции реализуется посредством натурального обмена?

“Закон об иностранной валюте” предусматривал следующие нормы: во-первых, после проведения реформы валюту можно использовать только для внешних рассчетов [4, c.423]. О значении подобного нововведения я уже говорил.

Во-вторых, валюта, поступающая на счета юридических лиц, подлежала обмену на кроны по официальному курсу на день конвертации [4, c.423]. Это положение, безусловно, ограничивало свободу предприятий распоряжаться своими заработанными деньгами, однако тогда этот шаг был вполне оправдан: чрезвычайные ситуации требуют и чрезвычайных решений, а от регулярности прироста валютных резервов зависела и судьба денежной реформы, и будущее эстонской экономики вцелом.

В-третих, юридические лица были обязаны переводить заработанную за границей конвертируемую валюту в Эстонию в течении двух месяцев со дня ее поступления [4,c.424]. Смысл этой статьи был тот же самый, что у предыдущей, хотя восторгов у предпринимателей она должна была вызвать еще меньше: уж больно все это похоже на действия Внешэкономбанка СССР.

Впрочем, данные ограничения смягчались следующей нормой: Банк Эстонии (БЭ) гарантировал и обмен крон на валюту по официальному курсу [4,c.424]. А значение этого положения переоценить трудно: наконец-то в законе декларирована пусть внутренняя, но все же конвертируемость.

В-пятых, выдача и принятие внешних займов подлежали регистрации в БЭ, иначе эти сделки считались недействительными [4,c.424]. Это дало БЭ возможность контролировать отток капиталов и процентных выплат, накладывая вето на сделки, способные нанести ущерб экономике государства.

В-шестых, закон разрешал свободный вывоз капитала, ранее ввезенного в страну в качестве инвестиций, а такжей свободный вывоз дивидендов, получаемых в Эстонии. В остальных случаях вывоз валюты осуществляется согласно правилам, утвержденным БЭ и согласованным с правительством [4, c.424-425]. Внешние инвестиции-залог нормального функционирования эстонской экономики, и естественно стремление максимально упростить вопросы, связанные с инвестированием капитала в Эстонию. В то же время Эстония слишком бедная страна, чтобы позволить себе бесконтрольный отток валюты.

В-седьмых, БЭ согласно этому закону был наделен правом требовать от юридических лиц информацию, связанную с обращением валюты [4 ,c.425]. Проведение любой политики невозможно без надлежащего контроля, а непременным его условием является наличие необходимой информации.

Как мы видим, этот закон явился достаточно жестким и подчас не вполне соответсвующим представлениям о свободе предпринимательства, однако смысл в принятии именно такого закона, безусловно, был. Да и как я уже говорил, победителей не судят: если этот правовой акт смог достичь поставленной цели, значит он изначально был хорошим.

Закон “Об обеспечении эстонской кроны” предусматривал, что все находящиеся в обращении кроны должны иметь покрытие в виде золота или резерва конвертируемой валюты [6, c.426]. Это создавало реальную основу конвертируемости кроны (БЭ мог скупить любое количество крон), значительно повышало стабильность эстонской валюты, благоприятствовало инвестициям, сделало крону не только мерой стоимости и средством обмена, но и средством накопления (эта функция денег работает только тогда, когда люди уверены в том, что в один прекрасный день их сбережения не превратятся в пыль).

Курс кроны, согласно данному закону,определялся БЭ в зависимости от курса немецкой марки. И естественно, авторитет этой самой твердой в Европе валюты не мог не повысить доверие к эстонским деньгам. При этом БЭ не имел права девальвировать крону, что также немаловажно.

БЭ обязан обеспечить свободный обмен валюты по официальному курсу на всей территории Эстонии [6, c.426], что ставило крест на валютном “черном рынке”, процветавшем в советское время, и значительно облегчало проведение внешнеэкономических рассчетов.

Изменение объема крон в обороте должно соответствовать изменению резервов БЭ [6, c.427]: без этого невозможно обеспечить сбалансированную денежную политику и конвертируемость национальной валюты.

БЭ обязан по меньшей мере раз в месяц обнародовать информацию о размере резервов золота и конвертируемой валюты, а также о количестве крон в обращении [6, c.427]: открытость-необходимое условие доверия, и чем доступнее будет подобная информация, тем меньше возникает слухов и домыслов. История знает немало примеров того, как единственной причиной банковского краха явились слухи о неплатежеспособности банка. Если же речь идет о финансах всего государства, нетрудно представить, каковы могут быть последствия неточной информации.

2.2. ПРОВЕДЕНИЕ РЕФОРМЫ.

Для непосредственного руководства подготовкой и проведением денежной реформы в марте 1991 года был образован комитет по денежной реформе, в состав которого входили премьер-министр, президент Банка Эстонии и независимый эксперт [1, c.17]. Это с одной стороны обеспечивало достаточную компетентность и связь реформы с общей экономической политикой государства, а с другой-давало возможность сохранить независимость комитета. Распоряжения комитета по силе были равнозначны постановлениям Парламента, что позволяло достаточно свободно и опреативно принимать необходимые решения. В обязанности комитета входила и разработка принципов национальной денежной системы и денежной политики [1, c.17-18].

Именно комитет по денежной реформе определил срок обмена денег и правила, по которым этот обмен происходил. На первый взгляд правила эти могут показаться достаточно жесткими: так, обменять деньги могли только те, кто предварительно проверил наличие своей фамилии в списках, а подлежащая обмену сумма наличных была ограничена 150 кронами на человека (однако, банковские вклады населения и все средства предприятий при этом обменивались полностью) [1, c.18]. Своя логика в этом, безусловно, была: поскольку количество выпущенных в обращение крон не должно было превышать золото-валютных резервов республики, необходимо было четко ограничить сумму обмениваемых денег-без этого реформа не имела бы смысла. Кроме того, было необходимо предотвратить появление “мертвых душ”, чтобы “лишние” рубли не были обменяны через подставных лиц.

С этой же целью начиная с 1 мая были резко ограничены рублевые перечисления в Эстонию, а с 16 июня все почтовые переводы возвращались отправителям [1, c.18]. К сожалению, эта мера тоже была вынужденой: если бы тененвая экономика решила воспользоваться обменом денег в Эстонии, все рассчеты экономистов были бы опрокинуты валом инфляционных рублей. Ту же цель преследовал БЭ и тогда, когда начал устанавливать официальный курс кроны только к свободно конвертируемым валютам. И цель была достигнута: количество крон, выпущенных в обращение 20-22 июня, было сведено к минимуму без ущемления интересов подавляющего большинства жителей республики. Однако, обмен денег-это не конец реформы, а только завершение первого ее этапа.