Русские правозащитники

Страница 8

Реакция заключённых была мгновенной. Из тюремных решеток бросали всё, что можно было бросить, и все это летело в Трепова. В разных местах и разными людьми готовилось покушение на Трепова.

13 июля А.Ф. Кони был в Петергофе. « .В Нижнем саду, - вспоминает он было так заманчиво хорошо . а день был воскресный, что я решился остаться до часа . Когда я вернулся домой, в здание Министерства юстиции, мне сказали, что у меня два раза был Трепов, поджидал довольно подолгу, и наконец, уехал, оставив записку: «Жду вас, ежели возможно, сегодня в пять часов откушать ко мне»»(48). Трепов, несомненно, представлял себе, что инцидент с Боголюбовым может иметь серьёзные последствия, и решил посоветоваться с авторитетным юристом в интимной обстановке . Но вскоре после того, как А.Ф.Кони прочёл записку Трепова с приглашением «откушать», к нему явились его сотрудники и рассказали о случившимся в доме предварительного заключения.

Известие произвело на А.Ф.Кони подавляющее впечатление. «Я ясно сознавал, - писал он позднее, - что все это вызовет бесконечное ожесточение в молодёжи, что сечение Боголюбова будет эксплуатироваться различными агитаторами в их целях с необыкновенным успехом и что в политических процессах с 13 июля начинает выступать на сцену новый ингредиент: между судом и политическими преступниками резко вторгается грубая рука административного произвола . Я пережил в этот печальный день тяжкие минуты, перечувствовал те ощущения отчаяния и бессильного негодования, которые должны были овладеть невольными свидетелями истязания Боголюбова при виде грубого надругательства над беззащитным человеком .»(49)

С этими мыслями Анатолий Фёдорович отправился к министру юстиции графу Палену. В первые минуты их встречи произошёл довольно курьёзный диалог, воспроизведенный позднее Кони: «» Какая тяжёлая новость!» - сказал я ему, -«Да! И кто мог этого ожидать так скоро, - отвечал Пален, - как жаль, что всё это случилось! Я очень, очень огорчен». - «Я не только огорчен, я просто возмущен, граф, и уверяю вас, что эта отвратительная расправа будет иметь самые тягостные последствия». - «Какая расправа? О чём вы говорите?» - изумленно спросил меня Пален. - «О происшествии в доме предварительного заключения». - «Ах, помилуйте, я о совсем другом! .Адамов умер .» - «Ну, это несчастье еще не большое и легко поправимое, но то, что произошло в доме предварительного заключения, действительно несчастье! - сказал я. - Разве вы не знаете, граф, что там наделал Трепов?» Пален вспыхнул и запальчиво сказал мне: «Знаю и нахожу, что он поступил очень хорошо; он был у меня, советовался, и я ему разрешил высечь Боголюбова . надо этих мошенников так!» - и он сделал энергичный жест рукою . - « Но, знаете ли, граф, что там теперь происходит?» И я рассказал ему то, что передал мне Платонов. «Ах! - продолжал горячиться Пален. - .Надо послать пожарную трубу и обливать холодною водою, а если беспорядки будут продолжаться, то по всей этой дряни надо стрелять! Надо положить конец всему этому .» - «Это не конец, а начало, - сказал я ему, теряя самообладание, вы не знаете этих людей, вы их вовсе не понимаете, и вы разрешили совершенно противозаконную, которая будет иметь ужасные последствия; этот день не забудется арестантами дома предварительного заключения . это не только ни чем ни оправданное насилие, это - политическая ошибка .» - «Ах! Оставьте меня в покое, - вышел Пален из себя, -какое вам дело до этого? Это не касается департамента Министерства юстиции; позвольте мне действовать, как я хочу, и не подвергаться вашей критике .»».(59)

А.Ф. Кони пишет далее: «Целый день провел я в чрезвычайном удручении, и мысль выйти в отставку соблазняла меня не раз Уйти теперь значило разнуздать совершенно прокуроров палат относительно применения закона 19 мая( о политических преступлениях) . Три дня я не ходил с бумагами к Палену . Вообще с рокового дня 13 июля давно уже натянутые отношения между мною и Паленом обострились окончательно .Еще в мае того же года он предлагал мне место прокурора харьковской палаты»(51).

На следующий день, 14 июля, к Анатолию Фёдоровичу приехал Трепов, чтобы узнать, почему тот не пожелал у него отобедать. Кони откровенно высказал ему своё возмущение его действиями в доме предварительного заключения в отношении не только Боголюбова, но всех других содержавшихся там заключённых. Трепов стал защищаться и уверял, что сомневался в законности своих действий и потому не сразу велел высечь Боголюбова, который ему будто бы нагрубил, а сначала зашел к Кони, чтобы посоветоваться с ним, как со старым прокурором, но не дождавшись его, пошел к графу Палену, который и дал разрешение высечь Боголюбова. Выслушав возмущенного Кони, Трепов заявил что если бы Пален сказал ему хоть часть того, что сообщил Кони, то он. Трепов, ни в коим случае не отдал бы распоряжение сечь Боголюбова. Далее в свое оправдание Трепов сказал: «Боголюбова я перевел в Литовский замок Он здоров и спокоен. Я ничего против него не имею, но нужен был пример. Я ему послал чаю и сахару». Комментируя это заявление, А.Ф.Кони писал: «Я не знаю, пил ли Боголюбов треповский чай и действительно ли он - студент университета - чувствовал себя хорошо после треповских розог, но достоверно то, что через два года он умер в госпитале центральной тюрьмы в Ново-Белгороде в состоянии мрачного помешательства»(52)

В конце 1877 г. А.Ф.Кони был назначен председателем Петербургского окружного суда и 24 января 1878 г. вступил в должность. Сбывались, казалось, давешние мечты: «Открывается широкий горизонт благородного судейского труда, который в связи с кафедрой в Училище правоведения мог наполнить всю жизнь, давая, наконец, ввиду совершенной определенности положения несменяемого судьи возможность впервые подумать и о личном счастии .»(54)

Однако судьбе было угодно сложиться так, что именно в этот день, т.е. в день вступления на новую должность, 24 января, произошло событие, в связи с которым имя А.Ф.Кони стало достоянием истории России.

Вступление А.Ф.Кони в должность началось со знакомства с сотрудниками суда и отдачи неотложных распоряжений. В ходе этой работы Анатолию Фёдоровичу доложили, что утром выстрелом из пистолета ранен градоначальник Трепов. Закончив неотложные дела, А.Ф.Кони поехал к Трепову. « Я, -вспоминал он позднее, -нашел у него приемной массу чиновного и военного народа, разных сановников и полицейских, врачей. Старику только что произвели опыт извлечения пули, но опыт неудачный, так как, несмотря на повторение его затем, пуля осталась не извлеченною, что давало впоследствии Салтыкову-Щедрину, жившему с ним на одной лестнице, повод ругаться, говоря, что при встречах с Треповым он боится, что тот в него «выстрелит». Старик был слаб, но ввиду его железной натуры опасности не предвиделось. Тут же, в приемной, за длинным столом, против следователя . и начальника сыскной полиции . сидела девушка среднего роста, с продолговатым бледным, нездоровым лицом и гладко зачесанными волосами . Это была Вера Засулич . В толпе, теснившейся вокруг и смотревшей на нее, покуда только с любопытством, был и Пален в сопровождении Лопухина . назначенного прокурором палаты .»(55) Когда А.Ф.Кони подошел к министру юстиции Палену, тот сразу же сказал: «Да! Анатолий Фёдорович проведет нам это дело прекрасно». В ответ Кони спросил: «Разве оно уже настолько выяснилось?» - «О, да! - ответил за Палена Лопухин, - вполне; это дело личной мести, и присяжные себя покажут, что они должны отнестись к делу строго.(56)

В тот же день Трепова навестил Александр II, которому, однако, очень не понравилось слова Трепова: « Эта пуля, быть может, назначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас».(57)

На второй день после покушения Лопухину вручили телеграмму прокурора Одесской палаты, в которой сообщалось, что, по агентурным данным, «преступницу», стрелявшую в Трепова, зовут Усулич, а не Козловой, из чего следовало, что одесским революционным кружкам уже заранее было известно, кто должен был совершить покушение на Трепова. Но телеграмма была скрыта от следствия и суда. Министерство юстиции и органы следствия были настолько уверены в осуждении Засулич, что не приобщили к делу материалы о ее прошлом, в том числе о ее десятилетним участии в тайных обществах.