Царь Иван Грозный

Страница 4

Английская королева Елизавета охотно пошла навстречу пожеланиям Ивана 4-го и разрешила возить из Англии пушки , снаряды, оружие , а также доставлять в Россию корабельных дел мастеров, архитекторов, докторов, аптекарей и других специалистов. Со своей стороны Иван 4-й гарантировал английским мастерам соответствующее вознаграждение, свободный въезд и выезд из России по первому их желанию. Однако Дания , Швеция , Империя и Польша настаивали на том , чтобы Англия и другие торговавшие с Россией европейские государства прекратили нарвскую торговлю, а шведские и польские каперы грабили суда , покидавшие Нарву. Иван Грозный не остался в долгу - в 1570 году для борьбы с морским пиратством он завел свой наемный каперский флот.

В противоборстве с Сигизмундом 2-м Августом Иван 4-й возлагал большие надежды на создание антипольской англо-русско-шведской коалиции. В 1569 году Иван Васильевич вел через английского торгового представителя в Москве Дженкинсона тайные переговоры с Елизаветой о политическом англо-русском союзе и добивался от нее запрета купцам торговать с подданными польского короля и взаимных гарантий политического убежища. Королева Англии тогда ожесточенно боролась за власть с законной наследницей престола шотландской королевой Марией Стюарт, а для Грозного реальную угрозу представлял старицкий князь Владимир Андреевич. У Елизаветы идея союза двух государей интереса не вызвала. В 1569 году Грозный разорвал мир со Швецией, а в 1570 году Елизавета обещала русским послам только одно: предоставить царю убежище в Англии, если “ по тайному ли заговору, по внешней ли вражде” ему и его семье придется покинуть родину. Грозный в ярости отобрал у Московской компании все привилегии и прекратил в Вологде строительство судов и барж , предназначенных для бегства в Англию.

После поражения в Ливонской войне Иван 4-й рассчитывал добиться успеха в дипломатической игре и, будучи в седьмой раз женатым, посватался к племяннице английской королевы принцессе Мери Гастингс. В августе 1582 года в Лондон отправилось посольство Федора Андреевиче Писемского для переговоров с Елизаветой о браке царя с ее племянницей .

.Сватовство подходило к развязке . В королевском окружении принцессу Мери уже называли “московской царицей”. В Англии стали входить в моду русские сарафаны и сапожки . Для оформления наметившегося союза из Лондона в Москву отправился специальный посол Джером Боус, но он поздал - “жених” не дожид до свадьбы. Королевский посол появился в Москве совсем некстати - в возникшей после смерти царя суматохе Боус был принят с оскорбительной для его высокого званият безучастностью.

Настойчивое сватоство пожилого и больного царя- многоженца в наше время кажется странным. Но это была дипломатическая уловка Ивана 4-го с целью добиться союзнических отношений с могущественной Англией и с ее помощью укрепить свои позиции на Западе. Именно поэтому царь создал английским купцам самые благоприятные условия для их деятельности в России , предоставив права на беспошлинный провоз товаров в Шемаху, Бухару, Самарканд и Китай , устройство промышленных предприятий, чеканку английской монеты на русских монетных дворах , наем русских рабочих, пользование ямскими лошадьми, свободный проезд через Россию в другие страны.

Даже в самый мрачный период своего царствования Иван Васильевич не забывал об англичанах; он приказал взять из земщины в опричнину все английские дома в России, так как “в опричных владениях будет больше порядка “. Но как раз опричнина во многом дезорганизовала жизнь страны.

Г

Опричнина

лубокие душевные потрясения , испытанные в детстве ,на всю жизнь лишили царя доверия к подданным. Человек сложный, противоречивый и неуравновешенный, он в периоды крайнего внутреннего напряжения , когда его необузданные страсти выходили за нормы разумного , творил правый и неправый суд над своими действительными и мнимыми противниками.

Политика Избранной рады не удовлетворяла феодалов. Бояре были недовольны отменой кормлений и других привилегий, а дворяне тем , что не получили новых поместий за счет вотчинников и монастырей. Положение усугублялось неудачами во внешней политике . Бесконечные интриги, имевшие место вокруг государя , подорвали его психику.

Первый кризис , оставивший глубокий след в обостренном сознании Ивана Васильевича , был связан с его внезапной и тяжелой болезнью после возвращения из Казанскогопохода и составлением в марте 1553 года завещания в пользу младенца Дмитрия (первого сына , рожденного от Анастасии). Царь потребовал принесению присяги наследнику в пеленках , но у некоторых ближних бояр, которые первыми целовали крест , появились сомнения , и они , сказавшись больными , уклонились от присяги. Ходили слухи , что они “хотели . на государство” старицкого князя Владимира Андреевича, двоюродного брата Ивана 4-го .

Больной царь говорил боярам: “Если вы сыну моему Димитрию креста не целуете , то значит у вас другой государь есть . Я вас привожу к крестному целованию , велю вам служить сыну моему Димитрию , а не Захарьиным ; вы души свои забыли , нам и детям нашим служить не хотите , в чем нам крест целовали уже не помните ;а кто не хочет служить государю - младенцу , тот и большому не захочет служить .” На это отозвался князь Иван Михайлович Шуйский : ”Нам нельзя целовать крест не перед государем; перед кем нам целовать , когда государя тут нет ?” Прямее высказался окольничий Федор Адашев , отец царского любимца : “ Тебе ,государю, и сыну твоему , царевичу князю Димитрию , крест целуем , а Захарьиным , Даниле с братьею , нам не служить ; сын твой еще в пеленках , а владеть нами будут Захарьины , Данила с братьею ; а мы уж от бояр в твое малолетство беды видали многие”. Но к вечеру поцеловали крест Димитрию следующие бояре : князь И.Ф. Мстиславский , князь В.И.Воротынский , И.В.Шереметев , М.Я.Морозов , князь Дмитрий Палецкий , дьяк И.М.Висковатый и др.[5]

Откровенно предпочитали служить Владимиру Андреевичу Старицкому князья П.Щенятев , И.И.Пронский , C. Лобанов - Ростовский , Д.И.Немой , И.М.Шуйский, П.С.Серебряный, С.Микулинский , Булгаковы. Бояре покорились только после заявления царя , что к присяге он приводит сам и велит служить Дмитрию , а не Захарьиным.[6]

По известию одной летописи , бояре насильно заставили присягнуть князя Владимира Андреевича , обьявивши ему , что иначе не выпустят из дворца ; к матери его посылали трижды с требованием , чтобы и она привесила свою печать к крестоприводной записи.”И много бранных речей она говорила . И с тех пор пошла вражда , между боярами смута , а царству во всем скудость “, - говорит летопись.[7]

7 августа 1560г. после болезни умерла Анастасия. Ее смерть потрясла Ивана Васильевича. Анастасия занимала особое место в его жизни - он любил ее и уважал как самого близкого человека. Окружение Ивана 4-го воспользовалась состоянием его полной растерянности тупого отчаяния и пустило слух ,что Анастасия умерла не своей смертью, что “извели царицу своими чарами” Сильвестр и Адашев. Этого было достаточно - царь решил судить оговоренных заочно.

Церковный собор осудил Сильвестра на заточение в Соловки (по видимому он там и умер ). Алексей Федорович тоже не избежал печальной участи ; его взяли под стражу, перевезли в Дерпт, где он и умер в заточении в 1561г.

Потом начались массовые казни. Сторонники Сильвестра и Адашева, все близкие и дальние родственники Алексея Федоровича , многие знатные бояре и князья, их семьи, включая детей - подростков, были либо физически уничтожены, либо отправлены в заточение, несмотря на их заслуги в прошлом. Карамзин восклицал в связи с этим:”Москва цепенела в страхе. Кровь лилась, в темницах, в монастырях стенали жертвы! ”

Теперь у государя появились новые любимцы. Среди них особенно выделялись боярин Алексей Данилович Басманов, его сын кравчий Федор Басманов , князь Афанасий Иванович Вяземский и незнатный дворянин Григорий Лукьянович Малюта Скуратов-Бельский. Этот последний был довольно колоритной фигурой. Малюта ведал у Ивана Грозного сыском и пытками. Однако , несмотря на это, сам Малюта был неплохим семьянином. Одна из его дочерей , Мария, была замужем за выдающимся человеком того времени- Борисом Годуновым. Умер Малюта Скуратов на поле боя - немцы изрубили его на стене крепости Витгенштейн в Ливонии во время штурма в 1573 году.