Чернышевский. Н. Г.

Страница 5

Отрадный симптом "значительной перемены в обстоятельствах" (7, 884) видит Ч. ("Не начало ли перемены?" - 1861.-№ 11) в рассказах В. Успенского, пишущего "о народе правду без всяких прикрас" (7, 856). По Ч в рассказах Успенского преодолевается традиция "идеализации" народа ("Шинель" Гоголя, Григорович, Тургенев), которому нельзя было помочь ничем, кроме сострадания. В этом последнем большом критическом разборе Ч. чувствуется ожидание близящейся народной революции: подчеркивая силу "рутины", обычая в жизни массы, критик отмечает возможность "минут одушевления" и ставит сложную проблему руководства стихийным движением. Литературная критика Ч.- органичная часть его революционной публицистики.

Художественное творчество Ч. не было только вынужденной в условиях изоляции формой работы: о склонности к беллетристике свидетельствуют и пробы пера в студенческие годы, и психологическая детализация в дневниках (1847-1853); кроме того, он имел богатый опыт литературного критика. Как художник Ч. более всего связан с традицией философской просветительской прозы (Лессинг, Д. Дидро. Вольтер, А. Н. Радищев, Герцен), выступая в то же время новатором, в особенности в разработке политической темы. В контексте русской литературы 60 гг. созданный Ч. тип "разумного эгоиста", просветляющего разумом стихию чувств. противостоит различным формам противоречивого сознания. свойственного героям Тургенева, Л. Толстого, Ф. М. Достоевского и др. Не свободная от просветительских иллюзий, утверждаемая Ч. концепция гармоничной личности, встающей на путь революционной борьбы без пафоса жертвенности, вырастала прежде всего на почве исторической реальности. Герои Ч. 'были типичны и в своем рационализме и в своем героизме, что обусловило огромный резонанс "Что делать?" и реализм последующих произведений, имеющих менее счастливую читательскую судьбу.

В "Что делать? Из рассказов о новых людях" Ч. продолжил открытую Тургеневым "Отцах и детях" тему нового общественного деятеля. в основном из разночинцев, сменившего тип "лишнего человека". По отношению к тургеневскому роману произведение Ч. полемично: "нигилизму" Базарова противостоят позитивные взгляды "новых людей", его одиночеству и трагической смерти - их сплоченность и стойкость ("Отцы и дети" как необходимый фон восприятия подчеркнуты фамилиями Кирсанова и Лопухова, последняя напоминает о словах Базарова: " .а из меня лопух расти будет ." - Тургенев И. С. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. - М., 1981.- Т. 7.- С. 121).

Несмотря на "эзопов язык", используемый в борьбе с цензурой (названия глав, акцентирующие любовно-семейный сюжет, авантюрно- интригующее начало, загнанный в глубь повествования сюжет об "особенном человеке" - революционере, система перифраз, аллегорий, цитат и пр.), мировоззрение Ч. нашло в романе четкое выражение, чему способствовала активность автора-повествователя как интерпретатора событий. Через голову "проницательного читателя" автор многократно обращается к части публики, способной стать "новыми людьми", разъясняя ей конкретную программу действий. Это роман художественно-публицистический.

Действительность предстает в "Что делать?" в трех временных измерениях: прошлое - "старый порядок", идейно изживший себя, хотя и господствующий; настоящее (деятельность "новых людей"); будущее (его абрис в духе идей утопического социализма дан в "Четвертом сне Веры Павловны"). Через все произведение проходит антитеза старых и "новых людей", поступки которых кажутся странными обывателям (Марье Алексеевне, "проницательному читателю"); их удивление, непонимание - источник комических ситуаций. Отношение к представителям прошлого дифференцировано: жизнь праздная (Сторешниковы. Серж) на аллегорическом языке романа - "фантастическая грязь"; трудовая, в заботах о куске хлеба, вырабатывает "злые", но дельные характеры (Марья Алексевна) - это "реальная грязь", из которой "родится пшеница" ("Второй сон Веры Павловны")-

Романтический пафос произведения - в устремленности к социалистическому идеалу, будущему, когда тип "нового человека" станет "общею натурою всех людей" (Что делать? - С. 149; далее указываются стр.). Прообразом будущего выступают и личные отношения "новых людей", разрешающих конфликты на основе гуманной теории "расчета выгод" (новая мораль оттенена традиционностью сюжетного мотива любовного треугольника: Вера Павловна - Лопухов - Кирсанов), и их трудовая деятельность (организация швейных мастерских, учеба Веры Павловны на врача и др.). Эти подробно освещенные сферы жизни "новых людей" соотнесены с потаенным, "эзоповым" сюжетом, главным героем которого выступает профессиональный революционер Рахметов. Но он не одинок: упоминается о "восьми образцах этой породы", несомненно участие в нелегальной борьбе Лопухова - Бьюмонта после его ухода "со сцены", мужа "дамы в трауре" и др. Темы любви, труда, революции органично связаны в романе, герои которого исповедуют "разумный эгоизм", стимулирующий нравственное развитие личности: "О, сколько наслаждений развитому человеку! Даже то, что другой чувствует как жертву, горе, он чувствует как удовлетворение себе, как наслаждение, а для радостей так открыто его сердце, и как много их у него!" (С. 233). На высшей ступени этой лестницы развития стоит "особенный человек" Рахметов, сын богатого помещика, ушедший в революцию, "ригорист", живущий только интересами "дела". В ссылке на "натуру", разную у "обыкновенных порядочных" и "особенных" людей, сказался антропологизм Ч. Реалистический принцип типизации последовательнее выдержан в Рахметове, суровое мужество которого продиктовано условиями революционной борьбы нач. 60 гг. Призыв к светлому и прекрасному будущему, исторический оптимизм Ч., мажорный финал сочетаются в романе с осознанием трагической судьбы его "новых людей": " .еще немного лет, быть может и не лет, а месяцев, и станут их проклинать, и они будут согнаны со сцены, ошиканные, страмимые" (С.49).

Публикация романа вызвала целую бурю в критике. На фоне многочисленных обвинений Ч. в безнравственности, отсутствии художественности и пр., остроумно высмеянных в сатирических стихах В. С. Курочкина в "Искре" ("Молодая жена! Ты "Что делать?" взяла?"; "Нет, положительно, роман "Что делать?" нехорош!", 1863), выделяется серьезностью разбора статья Н. Н. Страхова "Счастливые люди". (Библиотека для чтений. - 1865.- № 4). Признав жизненную основу и "напряжение вдохновения" автора, "органический" критик оспорил рационализм и оптимизм "новых людей" (скрытого трагизма романа он не увидел) и отсутствие между ними глубоких конфликтов. М. Е. Салтыков-Щедрин ("Наша общественная жизнь" // Современник. - 1864.- № 1, 3), выразив сочувствие общей идее романа, отметил, что в ее воплощении автор "не мог избежать некоторой произвольной регламентации подробностей ." (Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. -М., 1968. -Т. 6. - С. 324). Горячим пропагандистом романа стал Д. И. Писарев, выступивший с подробным анализом его содержания ("Новый тип" // Русское слово. - 1865.- № 10; впоследствии 1 статья была названа "Мыслящий пролетариат").

Исключительное место в русской литературе занимает "Что делать?" по силе воздействия на общественную жизнь: под его влиянием устраивались мастерские, коммуны, в частности "коммуна" В. А. Слепцова (см.: Чуковский К. И. История слепцовской коммуны Чуковский К. И, Люди и книги шестидесятых годов. - Л., 1934) Герои Ч. и в особенности Рахметов повлияли на формирование характера многих деятелей освободительного движения. Роман стимулировал нравственные и художественные искания русских писателей: как последователей Ч. ("Степан Рулев" Н. Ф. Бажин?), "Андрей Кожухов" С. М. Степняка-Кравчинского, "На жизнь и смерть" В. В. Верви-Флеровского и др.), так и оспаривающих его взгляды, концепцию личности ("Записки из подполья", "Преступление и наказание" Достоевского, "Некуда" Н. С. Лескова, "Живой труп" Л. Толстого и др.).