Страница 2
Уже в годы учения Карл Брюллов проявил свой огромный талант. Намного обгоняя своих товарищей в постижении секретов художнического ремесла, нередко он помогал им выполнять задание, поправлял рисунки. Природная одарённость сочеталась в нём с привитым ещё в семье трудолюбием, которым художник до конца своих дней поражал современников. Рассказывают, что он со «страстным терпением» в годы ученичества сорок раз нарисовал многофигурную группу Лаокоона и впоследствии мог на память воспроизвести на бумаге эту сложную композицию. Дошедшие до наших дней «натурные штудии» и другие ученические работы Карла Брюллова отличаются виртуозным мастерством, безупречным вкусом, глубоко развитым живописным чутьём.
В 1821 год, после двенадцатилетнего курса обучения, Брюллов окончил Академию художеств с первой золотой медалью.
ХАРАКТЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
ЛИЧНОСТИ БРЮЛЛОВА.
Брюллов, впитав с ранних лет все лучшие достижения академической школы, не остался в плену схоластических канонов, мертвивших менее сильных. Всё хорошее, что составляло сущность болонских традиций, стало его достоянием, но он в отличие от прямых подражателей наполнил их самобытными жизненными образами. Если сравнить творчество Брюллова с творчеством прямых эпигонов Болонской школы, и сразу превосходство его станет очевидным. Они компрометировали классические традиции, он же путём законной преемственности развил их.
Один из лучших рисовальщиков мировой истории, он преодолел отрицательные стороны ложноклассической школы. Его рисунки – непревзойдённые образцы виртуозной, умной и классически красивой манеры.
Великолепная рука, острый и меткий глаз, горячее сердце и ясный разум - таким представляется Брюллов, когда рассматриваешь его работы.
Брюллов первый из живописцев, у которого пластика достигла верхнего совершенства. Когда глядишь в третий, в четвёртый раз, то кажется, что скульптура, которая была постигнута в таком пластическом совершенстве древними, что скульптура эта перешла, наконец, в живопись и сверх того прониклась какой – то тайной музыкой…
Но главный признак, и что выше всего в Брюллове, - так это необыкновенная многосторонность и обширность гения. Он ничем не пренебрегает: всё у него, начиная от общей мысли и главных фигур до последнего камня на мостовой, и живо, и свежо. Он силится обхватить все предметы и на всех разлить могучую печать своего таланта… Его произведения первые, которые может понимать ( хотя неодинаково) и художник, имеющий высшее развитие вкуса, и не знающий, что такое художество.
Брат мастеров Ренессанса по духу, он не обладал, однако, в полной мере их силой, в чём признаётся и сам.
Как многообразен и богат его творческий путь! Как свободно владеет он всей суммой изобразительных средств!
Говоря о Брюллове – художнике, хочется несколько слов сказать о нём как о человеке.
Некоторые современники Брюллова видели в нём человека с головой Аполлона, невысокого роста, о котором он и сам говорил иронически : «Вырастает же иной в фонарный столб, а я точно аршин во фраке! Ну что стоило бы природе хоть на четверть прибавить мне росту!». Видели в нём человека с неважным характером, порой опьянённого славой, быть может, и действительно в какой – то мере неприятного в быту. Признавая его яркую одарённость, не все понимали её размеры.
Несомненно, в нём своеобразно смешивались самые противоречивые начала. Резкий, вспыльчивый и горячий, он легко отходил и часто, тут же, признавая свою неправоту, просто и сердечно мирился с тем, кого только что несправедливо обидел. Но безграничная любовь к искусству, которая не покидала его до конца жизни, заставляла прощать все его недостатки.
Были в нём и большая сердечность, и отзывчивость, смешанные с чисто детским простодушием. Скромный в своих привычках, неприхотливый в еде, он иногда любил и кутнуть, но это, видимо, было ему не по нутру, потому что он тут же становился угрюм, раздражителен и даже, по свидетельству Г.Г. Гагарина , неприятен в обществе.
Лучше всего чувствовал он себя в кругу друзей и учеников, которым постоянно и бескорыстно помогал. Он боролся за правду и справедливость, о чём свидетельствовало его участие в судьбе талантливых художников из крепостных. Общеизвестна его решающая роль в судьбе великого украинского поэта и художника Т.Г. Шевченко.
Крепостной помещика Энгельгардта Тарас Шевченко подростком был отдан в аренду « комнатному живописцу» Ширяеву. Человек ремесленный, он обучался живописному и малярному делу. Помимо склонности к «художествам» Шевченко писал стихи.
Мокрицкий, хорошо осведомлённый о своих земляках, живущих в Петербурге, рассказал Брюллову о талантливом крепостном, который «страдал по прихоти грубого господина». Поддержать его могли только люди влиятельные. Брюллову показали рисунки и стихи юноши. Тем и другим он остался доволен.
Шевченко был приведён в мастерскую художника и настолько заинтересовал его, что Брюллов сам отправился к Энгельгардту, в дом Мелиховых на Молоховую улицу, с ходатайством об отпускной. Но Энгельгардт не был филантропом и так говорил с Брюлловым о своём крепостном, что художник долго не мог забыть эту «свинью в торжковских туфлях». Иначе он Энгельгардта и не называл впоследствии. Впрочем, «свинья» была весьма просвещённой: дом её посещал композитор Глинка.
Гораздо более преуспел в переговорах с Энгельгардтом Венецианов. Со свойственной ему в подобных вопросах деловитостью он сразу узнал цену, за которую помещик не против был отпустить крепостного. Крепостной – обученный, «при доме необходимый», а потому и цена ему была 2500 рублей.
2 апреля 1837 года Мокрицкий записал в дневнике: «После обеда призывал меня Брюллов, у него был Жуковский, они желали знать подробности насчёт Шевченко; слава богу, дело наше, кажется, примет хороший ход…» И далее: «Брюллов начал сегодня портрет Жуковского…»
То, что Брюллов обратился к Жуковскому, не было случайностью. Поэт состоял Почётным вольным общинником Академии, принимал участие в её делах. Положение, которое занимал Жуковский при дворе, также давало основание рассчитывать на действенность его помощи. К хлопотам о Шевченко привлекли и обер – гофмейстера двора графа Матвея Юрьевича Виельгорского, знакомого Брюллову ещё по Италии. Прежде чем начать портрет Жуковского , Брюллов тщательно оговорил с ним и Виельгорским план будущих действий.
Портрет решено было разыграть в лотерею, выпустив билеты на сумму, нужную для выкупа. Портрет должна была выиграть императрица.
Брюллов писал Жуковского у себя в мастерской. Мягкое кресло, книги, картины, беседы с остроумным Карлом Павловичем – всё приводило Жуковского в приятное расположение духа. Он любил бывать у художника. Брюллов также получал удовольствие: он симпатизировал Жуковскому и давно знал его. В 1835 году в Италии он писал его небольшой акварельный портрет, который подарил поэту П.А. Вяземскому.
Живописный портрет рождался также легко и быстро. Мокрицкий сообщает по этому поводу: «В мастерской нашей прибавилось ещё одно прекрасное произведение: портрет В.А.Жуковского – и как он похож! Поразительное сходство с необыкновенной силой рельефа. Сеанс продолжался не более двух часов, и голова, кажется, почти окончена.
Несмотря на кажущуюся лёгкость, Брюллов не сразу пришёл к окончательному варианту. Существует описание первоначального решения композиции, сделанное Мокрицким. На портрете «вы видите дородного мужчину, покойно сидящего в креслах; голова его наклонена вперёд: руки сложены одна на другую выше колен… в правой руке держит он перчатку…». В окончательном варианте перчатки нет. Брюллов убрал её; она отвлекала внимание зрителя от рук, которые играют в характеристике человека не меньшую роль, чем лицо.
Портрет отличался сдержанным коричневатым колоритом и отсутствием эффектов. Последнее шло от самой модели. Созерцательное спокойствие, а не только ум и благородство отличали образ поэта и человека, стремившегося «смягчить, а не тревожить» сердца.
|