Кутузов и его время

Страница 5

Русский народ закалился в тысячелетней борьбе с суровой при­родой, в тяжелом труде, в боях за свою независимость и сущест­вование.

Он пережил вековое татаро-монгольское иго, отразил и раз­громил немецких псов-рыцарей, победоносно проявил свои боевые силы на поле Куликовом, изгнал польских интервентов — отстоял свою независимость.

Конечно, войны России в XVIII веке преследовали и завое­вательные цели, велись прежде всего в интересах русского дво­рянства и купечества.

Русский народ поднялся на защиту своей родины.

Народ был угнетен крепостниками, изнемогал от рекрутчины и налогов, и тем выше надо ценить его самоотверженность и ве­личие духа, что, не покорившись угнетателям, русским дворянам, он нашел в себе силы вступать в борьбу не на жизнь, а на смерть с иноземными захватчиками, несшими в Россию двойное рабство.

Кутузов командовал ротой, батальоном, отрядом, полком, корпу­сом. Это закалило Кутузова, обогатило служебным и боевым опы­том. Он стал профессионалом военного дела.

Он постигал природу боя и войны, сущность полководческого искусства в действиях полководцев Румянцева и Суворова. На этой основе рос и развернулся его полководческий талант.

В 1764 году, когда русские войска двинулись в Польшу, ка­питан Кутузов добился перевода в действующую армию. За годы 1764, 1765, 1769-й он участвовал в ряде небольших боев (крупных операций там не велось), втянулся в походную жизнь, но, как сам впоследствии признавал, «войны еще не понимал».

В 1770 году Кутузова перевели в армию Румянцева, действо­вавшую против турецких войск в Молдавии и Валахии. Молодому офицеру повезло: он поступил в распоряжение выдающегося пол­ководца Петра Александровича Румянцева.

Оттоманская империя по-прежнему не допускала Россию на земли северного Причерноморья, принадлежавшие русским с незапамятных времен; не допускала к Черному морю, издавна названному Русским морем, во которому некогда плавали суда русских.

Турция располагала многочисленной сильной армией, готови­лась к вторжению в русские земли, не шла на компромиссы, первая разорвала дипломатические отношения с Россией, и только разгром турецких войск мог обеспечить успех русской политике.

Армия наступала к Дунаю против сильнейших группировок турецких и татарских войск. Театр военных действий был очень далек от России, коммуникации непомерно растянуты и открыты ударам врага; край глухой, бездорожный, население редкое, поражаемое вспышками чумы; впереди лежала местность, изрезанная реками, с приречными болотами, озерами, встречались гористые районы, затруднявшие наступление, и равнины, где преимущество было на стороне более многочисленной турецко-татарской конни­цы. Общее численное преимущество все время было на стороне противника.

Было где и в чем проявиться боевым качествам русских войск, талантам их полководца; было чему у него поучиться молодому офицеру генерального штаба Кутузову. Ему повезло и с назначе­нием в корпус опытного, боевого генерала Боура, выполнявшего наиболее ответственные задания в сражениях, затем на должность оберквартирмейстера армии.

Кутузов оказался в трудных, сложных условиях маневренных действий, в сфере огня ожесточенных сражений в урочище Рябая Могила, на реке Ларге, близ озера и реки Кагул, вошедших в историю русской армии.

Для М. И. Кутузова эти сражения стали незабываемой школой военного искусства. Корпус генерала Боура всегда на­ступал на главных участках. Кутузов, как офицер генерального штаба, вел разведку, производил рекогносцировку, разбирался в сложных передвижениях своих войск и противника, бросался с резервами туда, где назревала опасность. Он близко видел действия Румянцева в сражениях, где тот добивался высших ус­пехов и славы.

Кутузов постигал стратегию сокрушения Румянцева, считав­шего, что «никто не берет города, не разделавшись с войсками, его защищавшими». И здесь же видел Кутузов, что стратегия Ру­мянцева заключается не только и не всегда в наступлении. Когда Румянцева после одержанных побед стали из Петербурга понуж­дать перейти Дунай, он категорически отказался: «Стою непре­менно на том правиле, что, не обеспечивши надежно оставляемого за собой, большими шагами нельзя ступать вперед».

Наступит время, и Кутузов осуществит основную идею стра­тегии и тактики Румянцева: не раз добьется разгрома и полного уничтожения армии противника; применит, как и Румянцев, ох­ват армии противника и удары по ней с фронта, с тыла, с флан­гов, в каждом бою будет творить, как и Румянцев, но при иных условиях, в борьбе с иным противником, иначе, чем Румянцев. Да и Румянцев, имея перед собой не 150 тысяч турок и татар, а великую французскую армию во главе с Наполеоном, вряд ли атаковал бы ее сразу силами 40 тысяч солдат, имея позади Мо­скву и страну, независимость которой зависела от данного сра­жения.

До той поры, когда Кутузов применит замечательный опыт и уроки Румянцева, пройдет еще сорок лет.

А пока служба Кутузова в армии Румянцева неожиданно и нелепо прекратилась. Кто-то из «друзей» Кутузова донес Румянцеву, что в часы досуга под веселый смех товарищей капитан Кутузов копировал походку и манеры главнокомандующего. А фельдмаршал был очень обидчив; несмотря на чины и славу, его обходили в Петербурге, при дворе уязвляли самолюбие, потом крут и резок был Петр Александрович в обращении даже с вышестоящими.

Безупречная служба и боевые заслуги спасли молодого офи­цера от гнева главнокомандующего, он удовлетворился переводом насмешника в Крымскую армию.

Это событие оставило на всю жизнь глубокий след в характере Михаила Илларионовича. Он стал скрытным, недоверчивым, зам­кнутым. Внешне это был тот же Кутузов, веселый, общительный, но близко знавшие его люди говорили, что «сердца людей открыты Кутузову, но его сердце закрыто для них».

В Крымской армии Кутузов продолжал трудный и опасный путь боевого командира. То, командуя казаками, он дерется в стычках с татарскими наездниками, то ведет разведку, затем командует батальном, во главе которого участвует в отражении турецкого десанта на крымское побережье, в штурме укрепле­ния, который едва не стал для М. И. Кутузова роковым.

Об этом бое и ранении Кутузова под Алуштой (где ныне сто­ит памятник) доносил Екатерине II генерал-аншеф В. М. Долго­руков.

« .На отражение неприятеля, выгрузившего флот и поставив­шего лагерь свой при местечке Алушта,— писал он образным сло­гом того времени,— поспешал я туда . со всевозможною скоро­стью . 22 числа (22,7—3.8. 1774 г.— М. Б.) прибыл я . в самую внутренность гор, откуда лежащая к морю страшною ущелиною дорога окружена горами и лесом, а в иных местах такими пропа­стями, что с трудом два только человека в ряд пройти могут, одни только войска . на собственных раменах открыли там путь едино­рогам.

Между тем турки, отделяясь от главного своего при Алуште лагеря . тысячах в семи или осьми, заняли твердую позицию в четырех верстах от моря, пред деревнею Шумою, на весьма вы­годном месте, с обеих сторон которого были крутые каменные стремнины укреплены ретраншаментами.

Неприятель, пользуясь удобностью места и превосходством сил, защищался более двух часов, когда каре, подаваясь вперед непроходимыми стезями, приобретали каждый шаг кровью, не умолкала с обеих сторон производимая из пушек и ружей наисиль­нейшая пальба».

Было приказано: «приняв неприятеля в штыки, продраться в ретраншамент, что и исполнено . где сильнейшее было сопротивленье Московскому легиону.

.Турки . бросились стремглав к Алуште, оставя свои батареи, будучи гонимы к обширному лагерю своему на берегу сто­ящему.

.Число побитого неприятеля наверно знать не можно, поелику в пропастях и между каменьями повержены тела их.

.Из числа раненых . Московского легиона подполковник Голенищев-Кутузов, приведший свой батальон, из новых молодых людей состоящий, до такого совершенства, что в деле с неприя­телем превосходил оный старых солдат.

Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши его между глазу и виска, вышла напролет в том же месте на другой стороне лица .»