Кутузов и его время

Страница 8

План Наполеона рухнул, усилия его армии оказались напрас­ными. На всем пути от Браунау до Кремса Кутузов точно драз­нил его, то останавливаясь для арьергардного боя, то уходя, и, наконец, перед всем миром оставил его в дураках, уйдя на левый берег Дуная и разгромив на глазах у французского императора корпус Мортье.

Измученные, но гордые победой, не только отбившие, но впер­вые в истории наполеоновской армии и погнавшие ее дивизии, воз­вращались русские войска в Креме.

— Честь вам и слава! Молодцы! — кричал Кутузов в ответ на приветствия своих солдат.

Французы, развертываясь для атаки, устремились к Шенграбену. Но узнав, что неподалеку от позиции Багратиона проходит вся русская армия, Мюрат заколебался. Он боялся атаковать армию Кутузова. Он решил обмануть Кутузова так же, как обманул Ауэрсберга и Ностица, и отправил к нему парламентера, предлагая следующее:

Он. Мюрат, прекращает военные действия, а Кутузов подпишет договор, по которому русская армия покинет Австрию и вернётся в Россию. До ратификации договора Наполеоном Кутузов приостанавливает марш к Цнайму.

Кутузов немедленно принял все предложения Мюрата.

Мюрат предполагал, что, вынудив Кутузова покинуть Австрию, выиграет войну с коалицией и по меньшей мере заставит Кутузова стоять на месте, пока Наполеон утвердит договор или подойдёт со своей армией, и тогда Кутузов со своей армией все равно

Но Кутузов был не князь Ауэсберг и не граф Ностиц. О Кутузове и Суворов говаривал; «Умен, умен, никто его не обманет .» В ловушку, которую расставил Кутузову французский маршал, Кутузов заманил его самого.

Сделав вид, что он, конечно, верит Мюрату и согласен со все­ми статьями договора, Кутузов послал к Мюрату своего предста­вителя, чтобы подписать договор и прислать ему на утверждение, а сам . «нимало не думал,— писал он царю,— принять условия. Я удержался ответом 20 часов, а между тем продолжал отступать и успел отойти от французов два марша».

Он оставил Мюрата пожинать лавры своих дипломатических «успехов» и ожидать похвал Наполеона. Мюрат не дождался им­ператорских похвал. Наполеон пришел в неописуемое бешенство. Он увидел, как второй раз его замечательный план, хитрый ма­невр, приводивший к полному окружению и неизбежной гибели русскую армию, рушится и «старая лисица севера», Кутузов, за которым он гнался сотни верст, второй раз на глазах у всего мира одурачил его и ушел, сближаясь с идущим из России Буксгевденом.

Обрушив на голову любимого начальника кавалерии и неза­дачливого дипломата Мюрата весь свой гнев. Наполеон приказал ему немедленно атаковать русских. Не доверяя больше своим мар­шалам, он покинул Вену, загоняя коней, сам помчался к Шенграбену.

Глубокой ночью Наполеон, убедившись, что дальнейшие атаки бесплодны, приказал прекратить огонь. Багратион отбросил окру­жавшие его французские полки, пробился штыковым ударом и до­гнал далеко ушедшего Кутузова. Багратион вернулся к Кутузову, который уже не надеялся видеть его живым,— а он вернулся с трофейным знаменем, приведя с собой 50 пленных солдат и 2 офи­церов.

Цель Кутузова была достигнута — русская армия беспрепят­ственно двигалась к Цнайму.

В истории войн Шенграбенское сражение осталось как изуми­тельный пример арьергардного боя, пример исключительного му­жества и героизма русских солдат, о которые разбились все усилия армии Наполеона.

С законной гордостью солдаты полков, участвовавших в бою под Шенграбеном, носили особый знак, на котором было выгра­вировано: «5 против 30» — 5 русских солдат арьергарда Багра­тиона сдерживали 30 солдат французского авангарда. В этот мо­мент все тот же «союзный» император Франц, успевший проиграть Ульм, отдать Наполеону Вену и половину своей страны, потребо­вал от Кутузова остановиться и дать Наполеону сражение. Куту­зов отказался, как всегда, вежливо, но твердо.

«Одной преданности моей к Вашему величеству,— писал Ку­тузов,— было бы достаточно для точного исполнения повеления Вашего, если бы даже не понуждал меня к тому священный долг повиноваться воле Вашей. Не смею, однако ж, скрыть от Вас, государь, сколь много представил бы случаю доверить участь вой­ны одному сражению, тем труднее отваживаться мне на битву, что войска хотя исполнены усердием и пламенным желанием отличить­ся, но лишены сил. Утомленные усиленными маршами и беспре­станными биваками, они едва влекутся, проводя иногда по суткам без пищи, потому что, когда начинают варить ее, бывают насти гаемы неприятелем и выбрасывают пищу из котлов. Полагаю необходимым отступить, доколе не соединяюсь с графом Буксгевденом и разными австрийскими отрядами.

Подкрепясь сими войсками, мы удержим неприятеля в почтении к нам и заставим его дать нам несколько дней отдыха, после чего можно будет действовать наступательно .»

Кутузов ушел дальше, соединился с подошедшей из России армией Буксгевдена и занял выгодную позицию у Ольмюца. Сейчас у него было 86 тысяч солдат, к нему могли подойти из Италии 80 тысяч австрийцев. Русская армия была в безопасности. Ее спас от полного разгрома Кутузов.

Дело в том, что, несмотря на победу под Ульмом, занятие Вены и половины всей Австрии, марш-отход Кутузова поставил Наполеона в крайне невыгодное стратегическое положение.

Кутузов понимал, что, несмотря на то, что у Наполеона сейчас меньше сил, чем у союзников, его разбросанные корпуса могут подойти к нему раньше, чем подойдут австрийские, и тогда русская армия, покинув выгодную ольмюцкую позицию, опять попадает в тяжелое положение. Нужно было отходить и выиграть две-три недели, чтобы подошла восьмидесятитысячная австрийская армия из Италии, а возможно и прусская армия. Это усилило бы союзников, а Наполеон, вынужденный их преследовать, окончательно ослабил бы свою армию и еще больше растянул бы свои коммуникации. Выигрыш времени был равносилен выигрышу сражения.

Были у Кутузова и другие серьезные соображения, которые он не высказывал на военном совете. Еще после Ульма, слушая оправдания и слезливую болтовню Макка, разгадал Кутузов, что Наполеон отпустил австрийского генерала не по доброте душевной, не из рыцарских побуждений, а поручил Макку за спиной у русских предложить австрийскому императору мир.

Догадка Кутузова о тайных сношениях Наполеона и Франца отчасти подтвердилась, когда ему удалось перехватить письмо французского маршала Бертье к австрийскому генералу. Правда, содержание письма полностью раскрыть не удалось, но, во всяком случае, оно давало повод предполагать, что австрийское правительство вело нечестную игру. Кутузова убеждало в этом и еще одно обстоятельство. На второстепенный театр военных действий, в Италию, где находились отнятые Наполеоном австрийские владения, было брошено больше войск, чем к Ульму на дунайское направление, которое выводило к главным силам Наполеона.

Не верил Кутузов и в помощь Пруссии. В начале войны Пруссия не только не хотела вступать в коалицию, но даже не разрешала пройти русской армии через ее территорию. Она боялась Наполеона. Русское правительство предложило Пруссии изобразить движение русской армии через ее территорию как насильственное вторжение, но Пруссия долго тянула с ответом, и, только когда уж очень выгодными показались ей условия, она согласилась вступить в коалицию.

Прусский король и русский царь над гробом Фридриха II дали трогательную клятву о нерушимом союзе. Но Кутузов и этой клятве не поверил. Он отлично знал, что никогда не бывает так архилжива и архипродажна и без того лживая и продажная дипломатия, как во время войны.

Не авторитет Кутузова, до 1805 года не командовавшего армиями в сражениях, был несравним с авторитетом Суворова, имевшего за плечами к 1799 году Рымник, Измаил и Прагу. Суворову было легче. Он не имел в Итальянском походе рядом с собой двух императоров, два двора, перед ним не было Наполеона, подчинившего волю Александра и Франца, как имел Кутузов перед Аустерлицем.

В 1812 году ради интересов России Кутузов, вопреки воле царя, сдал Наполеону Москву.

Но под Аустерлицем Кутузов был бессилен. Он твердо высказался против наступления. Его не послушали.