Григорий Александрович - князь Потемкин-Таврический

Страница 7

Разберем только одну из заметок Гельбига. Она посвящена Дмитрию Андреевичу Шепелеву, ставшему при Елизавете Петровне обер-гофмаршалом (главным распорядителем при императорском дворе). Саксонец ут­верждает, что этот Шепелев был сы­ном русского простолюдина и начи­нал свою карьеру смазчиком колес придворных карет. Петр I якобы за­метил его и в 1716 году сделал своим дорожным маршалом. «Шепелева все ненавидели за его грубость, — без­апелляционно заявляет Гельбиг. — Его сын, майор гвардии, на которого рассчитывали мятежники в день вос­шествия на престол Екатерины II и который по ошибке не явился вовре­мя, первый почувствовал на себе вер­ховную власть новой императрицы. Он был арестован и уже не скоро мог опять добиться милости государыни. Сын его женился на племяннице кн. Потемкина-Таврического, урожденной Энгельгардт. Уже это одно доказывает, что молодой Шепелев имел значитель­ный чин и немалое состояние .»

Лонгинов вынужден поправлять Гельбига на каждом шагу: у Д. А. Ше­пелева не было сына. Речь может ид­ти о его племяннике Амплее Степано­виче. Не удалось отыскать сведений о майоре гвардии Шепелеве, якобы арестованном в самый день восшест­вия Екатерины II на престол. Зато о Шепелеве, женатом на племяннице Потемкина, Лонгинов разразился це­лой статьей[14].

Маленькая история, осторожно рассказанная Пушкиным, разрослась у Лонгинова до неве­роятных размеров, хотя никаких но­вых данных о поединке он не привел.

Отметим важную подробность: нена­видевший Потемкина Гельбиг знает о женитьбе Шепелева на племяннице князя Таврического, но ничего не гово­рит об убийстве князя Голицына. Оче­видно, легенда о «злодействе Шепеле­ва» еще не сложилась к тому времени, когда Гельбиг впервые выпустил в свет свою книжку (1809). Вот бы Лонгинову и заняться этим, но он предпочел вы­думать подробности козней Потемки­на против «князя-куколки».

Измышления Лонгинова подверг­лись справедливой критике. В 1867 году Бартенев предоставил страницы «Русского архива» некоему Дмоховскому, приславшему «Заметки о роде Шепелевых».

Дмоховский приводит замечатель­ные подробности: «Амплей Степано­вич Шепелев, отец Петра, женивше­гося на Энгельгардт, был сам женат на графине Матвеевой, принадлежав­шей, как известно, к знаменитому ро­ду». Лонгинов «не заметил», что «гото­вый на злодейство ради разных вы­год и покровительства» Петр Амплеевич Шепелев был правнуком знаме­нитого государственного деятеля и дипломата боярина Артамона Сергее­вича Матвеева. Царь-преобразова­тель пожаловал сыну Матвеева Анд­рею Артамоновичу графский титул. На дочери последнего император же­нил своего любимца Александра Ру­мянцева. Следовательно, фельдмар­шал Румянцев-Задунайский прихо­дился «злодею» Шепелеву двоюрод­ным братом!

Этот факт не оставляет камня на камне от легенды о причастности к «злодейству» Потемкина. После смер­ти «князя-куколки» прошло четыре года. Племянница Потемкина стала госпожой Измайловой и, лишь овдо­вев, вышла замуж за Шепелева.

В 1901 году во Франции были изда­ны дневники барона Мари Даниеля Бурре де Корберона, где сообщалось, что князь Голицын был заколот на дуэ­ли не Шепелевым, а другим офицером.

Корберон (тогда еще маркиз) при­был в Москву летом 1775 года на должность поверенного в делах. Под 13/24 ноября 1775 года он записал:

«Обедал я у графа Ласси, а вечером был у князя Волконского. Это отец невесты того князя Голицына, кото­рый был убит неким Лавровым и ко­торого завтра хоронят[15]. История весьма запутанная и необыкновен­ная. Несколько времени тому назад князь Голицын ударил палкой офице­ра Шепелева. Тот оставался спокоен, но через несколько месяцев покинул полк, в котором служил, и, приехав в дом князя Голицына в Москве, потре­бовал у него удовлетворения и тут же дал ему пощечину. Князь велел его вывести, и дело как будто этим кон­чилось. Все были удивлены тем, что князь Голицын не захотел драться. Но он возражал, что ему не подобает вы­ходить на поединок со своим подчи­ненным.

Наряжен суд. Шепелеву ведено ос­тавить двор, а Голицыну выходить в отставку. Пущен был слух, что князь Голицын будет драться с Лавровым, который якобы настроил Шепелева. Лавров обратился к нему с вопросом: с какой стати он про него это выдумал? Князь резко отвечал ему и вы­звал его драться на пистолетах. Но на месте поединка пистолеты заряжае­мы были медленно, и Лавров, пользу­ясь этим, стал оправдываться и отри­цать все, в чем его обвинял князь Го­лицын, который раздраженный заме­чаниями напал на своего противника со шпагою в руке. Лавров также нанес ему две раны шпагою, от которых он умер через несколько времени».

Корберон получил сведения из первых рук и уловил главное: и о каком изменническом убийстве нет и речи. Голицын стал жертвой собственной грубости и вспыльчивого нрава.

Именно о ссоре Голицына с Лавро­вым императрица писала Архарову за два месяца до поединка. Поначалу го­сударыня сочла Лаврова сумасшед­шим, но вскоре ее мнение измени­лось. «Прочитав допрос майора Лав­рова и сличая оный с письмом Ген[ерал]-Пор[учика] Кн[язя] Голицы­на, — писала Екатерина Потемкину, — нахожу я тут разнствующие обстоя­тельства. Признаюсь, что вина Лавро­ва уменьшается в моих глазах, ибо Лавров, пришел в дом Князя Голицы­на с тем, чтоб требовать за старую обиду, офицерской чести противную, сатисфакцию, не изъясняя, однако, какую, и быв отозван в другую комна­ту, получил от Князя отпирательства, слова и побои горше прежних: вме­сто удовольствия и удовлетворения был посажен в погреб, потом в избу и, наконец, в полицию, где и теперь сидит под строгим арестом». Письмо не датировано. Его следует отнести ко времени возвращения Екатерины в Москву — после 18 сентября 1775 года.

В РГАДе (Российский государственный архив древних актов) сохранил допроса Ф. Лаврова.

«Отставной секунд-майор Федор Лавров спрашивай и показал. С нача­ла моей службы находился я в кадецком корпусе, из которого в 1767 году выпущен в офицеры, и определен карнетом в Санкт-Петербургский кара­бинерный полк, в коем и находился по 1768 год, когда в там полку был пол­ковникам (который ныне генерал-по­ручик и кавалер) князь Петр Михай­лович Голицын, и в Санкт-Петербурге во время полкового строя означен­ным полковником князем Голицыным ударен я, Лавров, был палкою, после чего, не могши быть у него более в ко­манде, просился я в другой полк и на­писан был в Новогородский караби­нерный в бытность полковника кня­зя Волконского. И с того времени по­ложил намерение искать с ним сви­дание, надеясь при том должного от него признания, для чего и отпросил­ся у Главнокомандующего генерала Князь Михаила Никитича Волконско­го на дватцатъ на девять дней, в кое время писал к нему письмо, но отве­ту на оное не имел. После ж, находясь с ним всегда розно, кроме Ченстоховской крепости, где он, князь Голицын, был корпусной командир, не имел слу­чая изъяснитца. Ныне ж в проезд мой чрез Москву и остановясь для нужды, кою имел я по банковой канторе, уз­нав, что он, князь Голицын, в Москве, разсудил от него, следуя давно поло­женному намерению, взять удоволь­ствие моей обиды, и потому 15 числа сего месяца поехал я в дом к нему и по приезде моем начал тем, что я тот Лавров, кой был некогда в ево палку, и надеюсь, что Вашему Сиятельству не трудно узнать притчину моего при­езда. Он, взяв меня за руку, повел в особливый покой, где, кроме нас двух, никого не было, и на вопрос ево, чтоб я говорил, какая нужда, ответство­вал, что он должен мне тем безчес-тием, кое причинил мне ударам пал­кою, и требовал от него, чем он мо­жет за cue удовольствовать. Но в ответ получил, что я повеса и что я пришел с ним в дам ево дратца, и, толкнув меня в грудь, принимался за лацкан. В cue время почел себя долж­ным защищаться по возможности и отвечал ему тем же После чего один другова вывели ис того покоя, держав за волосы, где первое было от него, князя Голицына, слово, чтоб меня как бешенова били, по которому приказу в сей комнате находящиеся офицеры и другие, кто был, не выключая и ево лакеев, бросились ко мне и оттащил и меня за косу, а другие держали за ру­ки, и в то время уже я должен был ус­тупить силе, будучи один Тогда ж не упустил князь Голицын покуситца ударить меня в щоку, когда за руки меня несколько людей держали, а за косу держал лакей ево Я, по счастию имея на то время одни только ноги вольными, от того избавился чрез удар ево по брюху, после чего и избав­ляться надлежало мне одним необы­чайным криком, по которому уже и кричал князь Голицын: не бей ево, от­вести надобно тебя к Князь Михаиле Никитичу.