Вильгельм Оранский

Страница 3

Но, делая это, принц не считал революционный Серев подходящей опорой для осуществления своих планов. Овладев более консервативными южными провинциями, опираясь на этот плацдарм, на внешних союзников и на своих ставленников в отложившихся провинциях, Вильгельм Оранский хотел прийти на Север триумфатором, чтобы продиктовать свои условия, а не принимать условий, навязанных победившей революцией. Поэтому принц рассматривал восстание на Севере как дело второстепенное и досадовал на его «преждевременность». «Принц Оранский, узнав об этом народном восстании, не проявлял никакого удовольствия, - писал хронист Хуго Гроцкий, - наоборот, он жаловался, что эти небольшие успехи помешают главному мероприятию, которое он готовил.

Этим мероприятием был тот поход в Нидерланды, о дипломатической подготовке которого говорилось выше (1572). Принц, однако, и в этом походе не стяжал лавров. Он меньше всего был склонен раздувать в южных провинциях народное восстание, надеялся на наемников. Но принц не обладал особыми полководческими талантами, и, измотав в бесконечных маршах и контрмаршах свою и без того слабо организованную армию, принц не мог оказать реальной помощи даже осажденному в Монсе Людовику Нассаускому, который 21 сентября 1572 года сдался войскам Альбы на почетную капитуляцию.Этот поход принца имел лишь то положительное значение, что на время отвлек внимание и главные военные силы испанцев на южный театр военных действий и тем способствовал успехам революции на севере страны.[xxi]

Итак, принц Оранский оказался во главе оппозиции испанскому режиму. Однако он не был радикалом и был готов пойти на компромисс с испанскими властями. Он также не возлагал надежд на восставший народ и хотел решить дело с помощью наемных войск, пожертвовав даже несколькими провинциями.

В этом проявилась психология аристократа. Однако принц был достаточно гибким политиком, чтобы при успехах народа изменить свою тактику. Впрочем, нельзя обвинять принца в полном отсутствии патриотизма и абсолютном безразличии к судьбе страны (иначе бы он при своем богатстве, связях и положении мог добиться власти и положения полным переходом на сторону Испании), хотя, конечно, на первом месте стояли его личные интересы.

Глава 3. Статхоудер

В нидерландской революции участвовало множество социальных групп – от ультрареволюционных до вполне консервативных, поэтому большое влияние приобрели сторонники умеренного направления, политическая платформа которых строилась на зыбкой основе компромиссов, на поисках обходных путей, промежуточных решений и общего «умиротворения».

Олицетворением этого политического курса была оранжистская партия и ее главный руководитель – Вильгельм Оранский.

Вскоре после завоевания брила, в противовес обращению одного из наиболее революционно настроенных вожаков морских гезов адмирала Треслонга, клявшегося истребить «священников, монахов, папистов и великое идолопоклонство» (то есть католицизм), принц Оранский опубликовал собственный манифест. Составленный из высокопарных фраз, этот манифест призывал жителей северных провинций к восстанию за исконные вольности и свободы, но не против Филиппа II, а лишь против его «преступного сатрапа Альбы, злоупотребляющего доверием короля и обманывающего его». Ссылаясь на свой титул статхоудера Голландии и Зеландии, принц заявлял, что берет на себя руководство восстанием. Одновременно он обещал всем католикам неприкосновенность их религии, ясно показывая этим, что он не намерен поддерживать «кровожадные» призывы морских гезов, кальвинистских консисторий и революционных народных масс.

Примечательно, что принц по прежнему готов к компромиссу. Так же как и в «Прокламации» 1568 года («Мы уверены, что его величество имеет неверные сведения о нидерландских делах .»)[xxii] принц вновь подчеркивает, что все дело в Альбе, а не в короле. Таким образом, пока еще принц не стремится сменить сюзерена страны.

Крупная буржуазия северных провинций мирилась с революцией, но только временно, и видела в лице принца Оранского такую политическую фигуру, которая соответствовала их планам. Аристократическое происхождение принца, официальный титул стаутхоудера Голландии и Зеландии, его связи во влиятельных кругах Франции, Англии и Германии делали принца авторитетным лицом. Неудача его собственных планов порождая уверенность в том, что принц будет достаточно сговорчивым и послушным правителем. С его помощью крупная торговая буржуазия рассчитывала «обуздать» народные массы и организовать успешную войну «против узурпатора Альбы», сохраняя в неприкосновенности фикцию суверенитета Филиппа II над Нидерландами.

Кроме того, Вильгельма Оранского поддерживали дворяне Голландии и Зеландии, враждебно настроенные по отношению к испанскому абсолютизму; умеренные слои городского бюргерства; сепаратистки настроенное феодальное дворянство таких отсталых провинций, как Хелдер и Оверейссел, рассчитывавшее укрепить свое независимое положение.

Наконец, борьба принца с испанцами создала ему популярность в глазах народа и консисторий, которым импонировала приверженность принца к идеям реформации. [xxiii]

Приезд принца тщательно подготавливался. На ассамблее штатов Голландии в августе 1572 года было решено признать принца Оранского законным статхоудером Филиппа II в Голландии и Зеландии, ему вручалось верховное главнокомандование над всеми морскими и сухопутными силами, высшая исполнительная власть, право назначения и смещения (с ведома городов) всех высших должностных лиц.

Ордонансы принца, изданные вскоре после ассамблеи, подкрепляли ее постановления: свобода вероисповедания, «упорядочивание» законодательства и пресечение «самоуправства» народа.[xxiv]

В октябре 1572 года принц Оранский вступил на территорию отложившихся провинций, но не как победитель, а как беглец, вынужденный служить политическим интересам крупной торговой голландской буржуазии. Но принц намеревался обеспечить себе гораздо большую самостоятельность действий, чем ему желали предоставить, и всеми мерами старался укрепить свою личную власть. Ради этого он вел хитрую и сложную политику, искусно используя обстановку войны с испанцами и внутренние конфликты между приверженцами различных политических направлений. Поддержку дворян он надеялся получить, щедро раздавая им выгодные должности в армии и государственном аппарате.

Симпатии консисторий и народа можно было подогревать требованием решительной войны против испанцев и проведением в жизнь от своего имени различных мелких политических реформ, по внешности носивших демократический характер. В этих же целях принц не скупился и на всякого рода демагогические жесты (по определению Чистозвонова): он мог запанибрата потолковать о делах с мелким лавочником, выпить чарку вина на свадьбе или на крестинах в семейном кругу зажиточного ремесленника или оказать материальную помощь вдове одного из своих солдат.[xxv]

Но нам кажется, что это слишком негативное определение. Вспомним, что принц не был чванлив, был прост в обращении, никогда не позволял себе грубости даже по отношению к своим слугам.[xxvi] Конечно, было мудро со стороны принца привлекать такими жестами к себе народ, но мы не можем обвинять его в полной неискренности, тем более в отсутствии милосердия, когда он помогал вдовам своих солдат.

Подобное поведение принца не возбуждало особого беспокойства у купеческой олигархии: обеспечив себе господствующее положение в Генеральных штатах, которым принадлежало право основного законодательства и вотирования налогов, она могла придирчиво контролировать деятельность принца. прежде всего принц был зависим от олигархов в плане налогов. Купечество Голландии и Зеландии осуществило очень хитроумную комбинацию, введя продажу государственных лицензий на совершение внешнеторговых сделок. С первого взгляда казалось, что облагаются богатые классы. На самом деле подобная система ставила доходы казны в прямую зависимость о размеров товарооборота, а государство – на службу интересам крупных купцов. Демагогические же маневры принца были им на руку. Так как придавали популярность созданному ей политическому режиму.