Вольтер. Очерк исторической личности
Страница 3
"Мир яростно освобождается от глупости. Великая революция в умах заявляет о себе повсеместно, " – сообщал Вольтер своим друзьям.
Теперь, у берегов Женевского озера, почти свободный, почти независимый, дряхлый телом, юный душой и умом, Вольтер создавал свои художественные шедевры.
В 1758 году он написал лучшую свою философскую повесть "Кандид, или Оптимизм". Здесь снова поднимается вопрос о нравственном смысле мира.
Уместно вспомнить некоторые детали духовной жизни XVII –XVIII веков. Знаменитый астроном Кеплер в 1619 году в сочинении "Гармония миров" установил законы движения планет, - все в мире предстало упорядоченным и целесообразным. Позднее Лейбниц развил учение о мировой гармонии. Добро и зло оказались в его понимании равно необходимыми и как бы уравновешивали друг друга. С этим согласились многие умы, в том числе и Вольтер.
Но вот в 1755 году землетрясение разрушило город Лиссабон. Погибло более тридцати тысяч его жителей. Вопрос о мировом зле снова стал предметом философских размышлений. От стихийных бедствий в природе мысль переходила к бедствиям социальным. В поэме "О гибели Лиссабона" (1756) Вольтер заявил, что отказывается от признания "мировой гармонии" и от лейбницианского оптимизма. Развенчанию этой теории и посвящена повесть "Кандид, или Оптимизм". ("Что такое оптимизм?" – "Увы, - сказал Кандид, - это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо").
Отрицая философию Лейбница и английских писателей XVIII века, оптимизм которых вел к примирению со злом, будто бы "необходимым элементом мировой гармонии", Вольтер был оптимистом в другом смысле, а именно – верил в совершенство человечества и всех его социальных институтов.
Поза Вольтера ярка и политически точно направлена. Он делал свое дело. Служа как истинный философ всем девяти музам, он ни на минуту не забывал о своей просветительской миссии. Неутомимый и насмешливый, он был неотразим и всесилен. В его шутке таилась опасность, его смех разил, как меч. Европейская аристократия вкушала мед его речей, не всегда ощущая в них привкус яда. Своею высохшей рукой он правил общественным мнением. Владычество Вольтера исключало тиранию предрассудка, догматического понуждения. Это было свободное царство ума, куда допускались все. Здесь дышалось легко, здесь мысль доходила до читателя мгновенно, ибо излагалась она с изящной простотой, самые сложные проблемы обретали ясность и постигаемость. Он не дожил до Революции, но Революция воздала ему должное.
Останки Вольтера, увезенные из Парижа в ночь на 1 июня 1778 года, тайно, в великой спешке (церковные власти запретили официальную церемонию похорон), были торжественно возвращены в столицу и погребены в Пантеоне 11 июля 1791 года.
Вольтер в наши дни – признанный авторитет с почти трехсотлетним стажем. Но он не монумент, перед которым равно и беспристрастно останавливаются все. "И сегодня еще найдется немало добрых душ, которые с удовольствием сожгли бы его, " – писал в 1959 году французский журнал "Эроп". Сочинения Вольтера – школа трезвого, здравого мышления. Его сатирическая ирония благотворна. Он осмеивает аффектацию, спекулирующую на благородных чувствах, рассеивает иллюзии и, наконец, чудодейственно разбивает тяжеловесные догмы и предрассудки, которыми отнюдь не беден и наш XXI век.
Просветители и Просвещение. Автореферат для доклада.
Вольтер (1694 – 1778), настоящее имя Франсуа-Мари Аруэ, родился в семье парижского нотариуса. Щедро одаренный от природы талантами – ярко выраженной способностью к анализу и синтезу, критическим мышлением, художественным слогом, - Вольтер развил свои способности до совершенства, благодаря исключительной, невероятной трудоспособности. Однако как бы ни был он талантлив, ему не удалось бы ни на минуту занять внимание своих современников, если бы он не говорил о вещах, волновавших в его время всех.
Вольтера и его соратников назвали просветителями, а XVIII век – веком Просвещения. Нести в массы свет знаний и разума – так мыслили себе они сами свою миссию. Но их просветительство было особое. Они несли знания политически окрашенные. Поэзия, музыка, живопись, науки, философия для них существовали лишь постольку, поскольку могли способствовать политической активности людей: все должно было бить в одну цель – наносить удары неразумному порядку вещей, убеждать людей, что необходимо перестроить жизнь на основе добра, свободы и справедливости.
Вождем французских просветителей по праву считается Вольтер, хотя молодые таланты часто выпархивали из-под его крыла и устремлялись вперед. В августе 1754 года Мельхиор Гримм, один из авторов, воспитанных Вольтером, справедливо оценил роль своего учителя в европейском просветительском движении:
"Если интерес к философии в наш век более широк среди народа, чем в любой иной век, то этим мы обязаны не нашим Монтескье, Бюффонам, Дидро, Даламберам, сочинениям г-на де Мопертюи, а только г-ну де Вольтеру, который, наполнив философией свои пьесы и все остальные свои произведения, привил публике вкус к философии и научил огромное множество людей понимать ее достоинства и искать ее в сочинениях других авторов".
Просветители начали с требования свободы мысли, слова, печати. Душительницей свободной мысли была церковь, насаждавшая невежество, суеверия и предрассудки. Потому так неистово и ненавидел ее Вольтер. Его фраза: "Раздавите гадину!" – стала крылатой. "Осмельтесь мылить самостоятельно, " – обращался он к своим соотечественникам, восставая против церковной догмы.
В политической программе просветителей ключевым было слово "закон". От него как бы лучами расходились знакомые нам, часто довольно туманные по смыслу, но всегда ярко расцвеченные и притягательные слова: Свобода, Равенство, Братство.
Свободу просветители понимали как добровольное подчинение закону. Равенство тоже имело для них гражданский смысл, - оно понималось как равенство всех людей – от пастуха до короля – перед законом. В дворянско-монархической Франции это означало прежде всего требование ликвидации всех сословных привилегий и неограниченной королевской власти. Напомним, что юридический статут Франции еще незыблемо покоился на полном произволе монарха. Это было выражено в горделивом изречении короля Людовика XIV: "Государство – это я!" Братство же понималось как единение свободных и равных людей.
При соблюдении ключевого принципа программы, а именно законности, формы государственной власти уже не имели для просветителей принципиального значения, в большинстве своем они были приверженцами "просвещенной монархии". Все свои надежды они возлагали на личность государя, полагая, что "добрый" и "мудрый" король, монарх-философ способен произвести в обществе все необходимые перемены. Отсюда их наивная податливость на ласки лукавых венценосцев.
Революция конца XVIII века после ряда потрясений утвердила юридически просветительский "закон" в качестве высшего государственного принципа. Он лег в основу всех буржуазных конституций, - увы, это не принесло людям того благоденствия, о котором они мечтали.
Вопрос о социальном и имущественном неравенстве внес в ряды просветителей известное смятение и раскол: самые сдержанные позиции занял Вольтер, весьма радикальные – Жан-Жак Руссо.
Вольтер не допуска мысли, что когда-нибудь социальное равенство станет фактом. "Это и наиболее естественная, но и наиболее химерическая идея". "На нашей несчастной планете люди, живущие в обществе, не могут не разделяться на два класса – на богатых, которые распоряжаются, и бедных, которые служат" ("Философский словарь").
Весь узел противоречий в просветительском движении и самой французской буржуазной революции конца XVIII века сосредоточивался именно здесь, в этом коренном разногласии. Спор Вольтера и Руссо продолжали в годы Революции их последователи Дантон и Робеспьер. Он приобрел трагический оборот и, как известно, стоил жизни как одному, так и другому. Одержав победу над феодализмом, революция утвердила и победу принципа буржуазных частнособственнических отношений. Но прежде, чем свершилась Великая французская революция, Вольтер совершил Великую революцию в умах своих современников, внеся неоценимый вклад в развитие человеческого общества, человеческой цивилизации.