Эволюция семейных ценностей средних слоев американского общества в XIX веке
Страница 10
Именно федеральная система породила практику «миграционного» развода. Состоящий в браке человек, который находил законы своего собственного штата неудобными для себя, временно переезжал в другой штат, чтобы получить развод там. До Гражданской войны, неудачно женившиеся жители восточной части США ехали освободиться от брачных оков на Запад: в Огайо, Индиану, Иллинойс. «Нас затопила толпа обижаемых и обижающих, раздражительных, сладострастных, экстравагантных, не подходящих друг другу мужей и жен, как раковину при засоре затопляет грязная вода всего дома», — писала в 1858 году газета «Индиана дейли джорнэл». Хорейс Грили с неодобрением рассказывал о том, как известный житель Нью-Йорка поехал в Индиану, получил развод к ужину «и в течение вечера женился на своей новой возлюбленной, прибывшей туда специально для этого и остановившейся в томже отеле. Вскоре они отправились домой, не нуждаясь более в услугах штата Индиана; а по прибытии он представил свою новую жену ее ошеломленной предшественнице, которой все это сообщил и предложил собирать вещи и убираться восвояси, поскольку в этом доме места для нее больше нет. И она ушла». В 1873 году легислатура Индианы ввела в действие новый жесткий закон, покончивший с миграционным бракоразводным бизнесом штата. Но Чикаго все еще пользовался печальной известностью центра разводов, а бракоразводный бизнес, как и другие виды предпринимательской деятельности, вместе с населением стал передвигаться на Запад. Ходили рассказы о том, как специально созванное собрание рудокопов в Айдахо могло услужить кому-нибудь из своих, торжественно расторгнув его брак [5, 90].
Среди благ, которыми соблазняли западные штаты, были расплывчатые формулировки допустимых оснований для разводов. Некоторые штаты фактически ввели в действие всеобъемлющую формулировку, допускающую любую причину, которую суд сочтет подходящей. Таким же важным фактором в конкуренции в области миграционного бракоразводного бизнеса были неопределенно сформулированные, почти не существующие требования в отношении необходимости проживания на территории штата [13 ,90].
В течение двух десятилетий после 1850 года ежегодное число разводов на тысячу жителей в Неваде было примерно в десять, а количество браков — в двадцать раз больше, чем в среднем по стране. Уровень разводов в Неваде в пять раз превышал соответствующий показатель любого из ее ближайших конкурентов (Флориды, Оклахомы, Техаса, Аризоны, Айдахо, Вайоминга и Аляски); браков же в Неваде заключалось в десять раз больше, чем у ближайшей ее соперницы Южной Каролины [13 ,90].
Викторианские нормы морали разрушались постепенно. Демократизация во всех сферах общественной жизни, бурный рост городов и новых технологий приближали семью к другим общественным институтам, менял и самосознание американских домохозяек. Отныне женщина должна была стать символом статуса своего преуспевающего супруга, как это делали деньги, дом, одежда и прочие неодушевленные предметы. Разница лишь в том, что жена-символ должна была сама заботиться о своем виде. Например, она обязана иметь приятную наружность, уметь удалять следы загара (ведь смуглая кожа – верный признак тяжелого труда), одевать соответственно положению супруга и т. д. [2 , 192] Буржуазная идеология того времени всячески поддерживала представление об «истинной леди», всячески сопротивлялось распространению идей тех американок, которые призывали вести борьбу против женского угнетения и бесправия. Буржуазный моралист О. Браунсон, печатавшийся в женских журналах того времени, уверял, будто точно осведомлен о психическом складе истинной леди: женская независимость – абсурдная вещь, - заявлял он, - лишь подчиненная женщина может стать компаньоном, создателем уюта, ангелом-хранителем [31].
В городах новые грандиозные торговые центры пришли на смену старым маленьким и патриархальным магазинам. Точно так же как огромные американские отели заменили гостиницы Старого Света. С появлением больших магазинов и отелей у жителей новых американских городов развивалось чувство собственного достоинства и важности. Хождение в магазины и покупка товаров становились привычным явлением – свидетельством зарождения новых общественных отношений в новой Америке. Универсальные магазины и отели были своего рода символами веры в будущее растущих сообществ.
С самого начала XIX века отели служили общественными информационными центрами. В регистрационном журнале, в графе «примечание» предоставлялась возможность вписать несколько строк, рекомендующих свой товар, либо высказать взгляд на деловую жизнь страны. «Дж. Сквайерс с женой и двумя детьми, - зарегистрировался постоялец отеля «Трентон-фолз» в Нью-Йорке. Следующий постоялец подписался следующим образом: «Дж. Дуглас со слугой. Без жены и детей – уж больно трудные времена» [7, 182-183].
С позволительной для туриста склонностью к преувеличению Троллоп следующим образом описывает гостиничный образ жизни американского среднего класса:
«Молодые семейные пары в Америке не страдают склонностью к ведению домашнего хозяйства, имея самые различные к тому причины. Мужчины здесь отнюдь не скованы работой по найму,как у нас. Если какой-нибудь юный Бенедикт не сумел пристроиться адвокатом в Сейле-ме, не исключено, что он вынырнет процветающим сапожником в Фермопилах. Джефферсон Джонсон потерпел неудачу со своей лесопилкой в Элеутерии, но, прослышав о вакансии баптистского проповедника в Биг-Мад-Крике, в течение недели сорвался с места с женой и тремя детьми. Эминадаб Уиггз устраивается клерком в контору пароходной компании на реке Понгоуонга с твердым убеждением, что через полгода будет уже зарабатывать себе на хлеб совсем в другом месте. При такой жизни даже большой гардероб в обузу, а мебельный гарнитур, — что стадо слонов. К тому же молодые мужчины и женщины вступают в брак, не имея за душой никаких накоплений для начала совместной жизни. Они довольствуются своими надеждами и уверены, что средства придут. В легкомыслии их здесь никоим образом не упрекнешь — так живет вся страна, а в ней, если человек чего-то стоит, работа обязательно найдет его сама» [7, 189].
Начинали размываться принятые в Старом Свете перегородки, отделявшие «общественное» от «личного». Интимное эмоционально нагруженное британское слово «дом» в Америке стало возможно заменить словом «жилище». Приватность уступала место публичности. Американцы вошли в новую сферу бытия, не имевшую четко очерченных рамок, дружелюбный коммунальный мир, который, строго говоря, не был ни публичным, ни приватным: мир, где все звали друг друга по имени, мир открытых дверей, крылечек и газонов, а также, разумеется, баров, ресторанов и вестибюлей отелей.
В этой новой атмосфере утрачивала многое из былой интимности семейная жизнь. Случайные знакомые вскоре уже воспринимались, чуть ли не как «члены семьи». Классическим местом для формирования новой и зыбкой американской действительности, стирающей грани прежних различий, служил отель [7 ,188].
В то время как отель становился символом быстротечности жизни в динамичной Америке, южане гордились своим иммунитетом к «гиблой совместной жизни в отелях и их меблированным комнатам». Отель годился для людей типа «перекати-поле», которых Старый Юг (к счастью своему, как там считали) почти не знал. Там, где люди оседали, каждый гражданин превращался в землевладельца с развитым «чувством дома». В постоянстве домашнего очага коренилось и чувство уважения к незыблемости общественных установок страны.
Но если «американская система» как образ жизни для непоседливого предприимчивого населения новоявленных городов не была лишена недостатков, то и достоинствами она обладала немалыми. Ослабляя семейные узы, она в то же время сокрушала кастовые барьеры. И если приглушались интимность и индивидуальность, то стимулировалось чувство локтя. В Америке, пожалуй, складывался новый тип уз, связующих людей, новая семья. [7 , 192]
Во второй половине XIX века в американское общество стало внедряться страхование жизни. Страхование в области коммерции стало очень прибыльным делом.