Эволюция семейных ценностей средних слоев американского общества в XIX веке

Страница 19

Ностальгическое умиление и архаический аромат, как от му­зейного экспоната, которыми наслаждались американские чита­тели и зрители благодаря книге Кларенс Дэй «Жизнь с отцом» — патриархальным отцом, чья власть в семье освящена религией,— и спектаклю, поставленному по ней, красноречиво свидетель­ствуют о том, как далеко ушла от тех времен нынешняя американ­ская семья [10 , 33]. Современный фольклор, в котором отец переместился на противоположный конец семейной иерархии, добродушно подтрунивает над утратой им былой власти в семье: по утрам ему с трудом удается пробиться в ванную комнату только после того, как ее освободят напористые дети, а в комиксах «Отец-воспитатель» он полностью под пятой у жены и детей. Однако са­тира эта незлобива, ибо американский отец примирился со сниже­нием своего семейного авторитета, отчасти из-за того, что работа отнимает у него слишком много времени и сил, отчасти потому, что новая роль соответствует духу общества в целом.

Если сравнивать американскую семью с семьей в авторитар­ном обществе, разница поражает. Структура семейной власти в преднацистской Германии была спроецирована и на все осталь­ные сферы немецкого общества. При нацистах возникло обратное влияние — Fuhrer-prinzip, господствовавшее в обществе и усили­вающее позиции отца семейства. Но существовал предел, за которым немецкая семья оставалась, как заметил Макс Хоркхаймер, «убе­жищем от массового общества» нацистов, поэтому-то гитлеровско­му режиму и пришлось «перестроить» ее: ведь, даже следуя прин­ципу авторитаризма, она недостаточно подчинялась дисципли­не нацистских доблестей. Согласно последним наблюдениям над немецкой семьей, и здесь отец теряет авторитет и приближается к американскому образцу. В Советском Союзе коммунистическая партия попыталась усилить авторитарную внутрисемейную систе­му по образу и подобию системы государственной. Латиноамери­канская семья в последнее время освобождается как от диктата церкви, так и от тирании отца; и параллельно с антиклерикаль­ным движением в тамошнем обществе неумолимо утверждается американская семейная структура, основанная на принципе сво­бодного выбора. Совершенно очевидно, что в подавляющем боль­шинстве западных стран развитие семьи идет по американскому образцу, так же как и сама американская семья в свое время пере­няла тенденции семейного развития, существовавшие в европей­ском обществе.

Первостепенная забота американской семьи—вырастить и подготовить ребенка к будущей самостоятельной жизни. Суть перемен в отношении к семье в Америке— гедонистическая революция, начавшаяся в конце XIX века, учреждающая новые принципы. Они гласят: жизнь можно сделать приятной; количество детей и разницу в их возрасте можно планировать; роды не должны быть проклятием, а воспитание и обихаживание детей—обузой; оба супруга могут обрести счастье в желанном для обоих браке и желанных детях; важные семейные решения следует принимать, в значительной мере руководствуясь стремлением обеспечить хо­рошую жизнь детям. Представляется довольно убедительным распространенное суждение, что дети находятся в фокусе «ядерной» семьи и их воспитание и подготовка к жизни в обще­стве—ее основная функция. Еще один принцип гедонистической революции — это растущее убеждение в том, что для мужа и жены жизнь не кончается после того, как дети выросли. Притом, что средний возраст замужества для женщины —около двадцати лет, период деторождения может завершиться для нее уже к тридцати годам, и последний ребенок достигнет самостоятельности еще до того, как она перейдет сорокапятилетний рубеж. Это дает ей воз­можность, вступая в средний возраст, вернуться к своим былым интересам или обрести новые; равным образом это дает возможность мужу немного расслабиться и на работе, и в жизни—если, конечно, он знает, как это сделать.

Но в молодой семье, разумеется, все сфокусировано на детях, во всяком случае, для женщины. Необходимость продвигаться по службе, делать карьеру дает мужчине небольшую свободу от се­мьи. Он становится отцом «с неполным рабочим днем», в то время как его жена, превращается в «мать, заключенную в капсулу» [37].

Американская мать не только распоряжается расходами и ре­шает, что покупать, она также читает книги и журналы и изучает тайны детской психики; таким образом, именно она становится для детей воспитателем, авторитетом и цензором. Ее методы при этом основываются не столько на родительской власти, сколько на умении управлять детьми. Она матриарх не в том смысле, что обладает непререкаемой властью, а в том, что руководит семьей. Поскольку подготовка ребенка к жизни в обществе осуществля­ется главным образом через жену и через школьных учителей— конечно, чаще всего тоже женщин.

Тот факт, что Америка очень мобильна, делает американцев особенно чувствительными к этой домашней идиллии. До приго­родной революции детство большинства американцев проходило в перенаселенных городских кварталах; вот почему домашняя идиллия с ее полусельскими или поселковыми ассоциациями все более приобретает в культуре значение Золотого века. Дело не толь­ко в том, что американцы испытывают ностальгию, но в том, что в них сильна тоска по социальному объединению, способному противостоять крушению все более разобщающегося мира. Моло­дые люди, собираясь обзавестись семьей, представляют свой буду­щий дом как «дом своей мечты» и листают журналы и издания, ре­кламирующие квартиры и продающиеся дома, спланированные и обставленные по последней моде. Они ценят в доме удобства, которые он им предоставляет, но хотят также, чтобы он стал печа­тью, скрепляющей будущий брак, остовом, на котором взрастут дети, чтобы он свидетельствовал об их определенном положении в обществе и стал осязаемым воплощением идеала надежности и постоянства, которому так привержены американцы.

Исходя из всего вышесказанного, представляется недостаточно обоснованными легко высказывае­мые пророчества об упадке и гибели американской семьи такими исследователями как Попиное, Карлсоном и др. Узы кровного родства не так сильны в ней, как скажем узы, связывающие отцов и сыновей в Китае [10, 29] , или что она не выполняет функцию передачи социального опыта от поколения к поколению так же хорошо, как «расширенная семья». Прочность таких уз в разных обществах зависит от степени его мобиль­ности. И даже сторонники американской социальной мобильно­сти едва ли станут отрицать ее последствия для прочности семьи.

Что же касается возрастающего количества разводов, то оно свидетельствует не столько о неверии в брак, сколько о серьезном отношении к убеждению, что брак держится на любви и общности интересов. Неуклонный рост повторных браков показывает, что американцы по-прежнему верят в него, даже имея в этой сфере столь злополучный опыт [10, 29]. Стабильность новых браков, заключен­ных после разводов, мало отличается от стабильности первичных браков. Что же до детей, то многие из них прекрасно чувствуют себя и после того, как семейные узы распались, а в случае, если один из родителей снова вступает в брак, они становятся органи­ческой частью новой семьи.

Французский историк А.Д. Токвиль [3] в 1840-х годах обращал внимание на демократическую структуру американской семьи и описал ее непринужденность, равенство отношений в ней и новые возможности для образования, которые она предоставля­ла девочкам. Единственная дисгармоничная нота, которую он уловил, относилась к независимости сыновей от отца, после того как они отделялись от него, чтобы строить собственную жизнь. Благодаря подвижности американского общества уже тогда начи­нало действовать лекарство от того, чтобы зарождающийся бунт против отцовской власти не стал таким же постоянным и ярост­ным, как в Европе. Обнаруженные документы, относящиеся к структуре американской семьи, говорят не столько о тирании отца, сколько о господстве матери либо об отсутствии в семье какого бы то ни было ядра вообще [10,30].

Воспитание детей в Америке страдает не от импульсивности и недостатка знаний. Если оно от чего-то и страдает, так это от излишней рациональности. Большинство американских детей (особенно это касается среднего класса, гораздо меньше— низших классов) рождается только после того, как их родители тщательно взвесили, могут ли они позволить себе иметь детей, как с точки зрения «первоначальных капитальных затрат», так и с точки зрения будущего их «содержания». Всегда есть опасение, смогут ли они дать ребенку хорошее образование, обеспечить его проживание в «пристойном окружении», общение с «подходящими людьми».