Французская Буржуазная революция

Страница 10

"Красное колесо" террора раскручивается - если за 14 месяцев, с 10 марта 1793 года по 10 июня 1794 года в Париже гильотинирован 1251 человек, то за три следующих месяца - до 27 июля 1794 года - уже 1376. 23 июля парижская Коммуна в очередной раз уменьшает максимум заработной платы - и это, похоже, переполняет чашу терпения: больше за "Неподкупного" (давнее прозвище Робеспьера) не вступится народ Парижа. 26 июля Робеспьер снова на трибуне Конвента - с очередным требованием "наказать изменников, очистить Комитет общественного спасения и сам Конвент, сокрушить все клики и воздвигнуть на их развалинах мощь справедливости и свободы", что явно предвещает слушателям новые аресты и казни. Теперь все его противники понимают: промедление смерти подобно, сейчас или никогда. Или они уничтожат обезумевшего от крови "Неподкупного", или маховик террора не остановится, пока весь Конвент не падет его жертвой.

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ.

Крестный путь Максимилиана Робеспьера.

До поздней ночи противники Робеспьера совещаются, составляя заговор. И когда утром 9 термидора (27 июля) 1794 года на трибуну Конвента поднимается Сен-Жюст, его и Робеспьера встречают криками "Долой тирана!". Робеспьер требует слова - но поздно: Конвент, вспомнивший о своей силе и осмелевший от храбрости, принимает декреты об аресте верных Робеспьеру командующего Национальной гвардии генерала Анрио и председателя Революционного трибунала Дюма, а затем единогласно принимает декрет об аресте самого Робеспьера, его младшего брата Огюстена, Сен-Жюста, Кутона и Леба.

Руководство Коммуны пытается поднять людей на защиту Неподкупного и других арестованных, часть верных ей национальных гвардейцев освобождает депутатов из тюрьмы и приводит в Парижскую ратушу - но . пока Робеспьера уговаривают написать воззвание к армии и приказать штурмовать Конвент, начинается дождь и гвардейцы расходятся по домам. Коммуна не решается начать бой - но на него решается Конвент: Робеспьер с товарищами и сама Коммуна объявляются вне закона, а на защиту Конвента постепенно стягиваются лояльные части Национальной гвардии. Еще несколько часов - и раненный при повторном аресте Робеспьер и еще 22 человека доставлены в Революционный трибунал. На этот раз - редчайший случай в истории - законодательная власть торжествует над исполнительной, хотя и ненадолго.

Как знать - вспомнятся ли Робеспьеру на его Via Dolorosa, Крестном пути к ножу гильотины собственные пламенные речи об упрощении революционного судопроизводства? Может быть, что-то шевельнется в душе бывшего адвоката, когда трибунал перед казнью ограничится лишь удостоверением личности обвиняемых? Всплывут ли в памяти Сен-Жюста его слова в Конвенте "Борясь с врагами, не выбирайте средств", когда тележка с приговоренными приблизится к месту казни?

Мятежники торопятся - уже вечером 10 термидора (28 июля) 1794 года все арестованные прощаются с жизнью, единодушным декретом Конвента упраздняется Коммуна и разгоняется Якобинский клуб (через день он откроется снова, но будет лишь бледной тенью минувшего величия). А как же народ? Народ ликует, радуюсь аресту тирана и связывая с этим надежду на прекращение террора и отказ от ненавистного "максимума". Даже коммунист Гракх Бабеф восторгается падением "диктатуры Робеспьера", надеясь, что "свержение диктатора откроет путь к восстановлению прав, предоставленных народу конституцией" .

Кто приходит на смену режиму Робеспьера? Богачи, нажившиеся во время революции на скупке и перепродаже земель из фонда национальных имуществ и перепродаже продовольствия (как же нам это знакомо!). Они тоже стоят за республику - но за "республику для богатых", где устранены все ограничения экономической свободы и свободы предпринимательства.

Первого августа 1794 года Конвент аннулирует закон от 22 прериаля, которым было до предела "упрощено" судопроизводство, после чего под арест идет сам Палач Революции Фукье-Тенвиль. Затем восстанавливаются некоторые обычные формы судопроизводства - скажем, теперь требуется не просто сослаться на якобы, достаточность улик для всякого "просвещенного ума", но и доказать наличие у обвиняемых "контрреволюционного умысла". Но, по большому счету, террор полностью не прекращается - скорее, он меняет окраску: вместо "красного" террора якобинцев приходит "белый" террор термидорианцев, направленный против ненавистных революционных комиссаров, хотя масштабы его и несравнимы с прежним.

12 ноября 1794 года окончательно закрывается Якобинский клуб, а в провинциях начинается настоящая охота за бывшими якобинцами и массовые убийства. Маятник идет на "обратный ход" - в феврале 1795 года из зала Конвента выбрасывается бюст Марата, а 24 декабря Конвент отменяет систему максимума и восстанавливает полную свободу торговли. Мгновенно инфляция из скрытой переходит в открытую форму - цены на товары массового спроса поднимаются во много раз, к апрелю 1795 года инфляция составляет уже 1250% по сравнению с декабрем 1793-го, и продолжает увеличиваться.

20-21 мая 1795 года в Париже вспыхивает безнадежное восстание - толпы народа требуют "Хлеба и Конституции 1793 года!" и успевают даже ворваться в Конвент, завладевая скамьями депутатов и приступая к собственному "законотворчеству". Однако, в зал под барабанный бой вступают национальные гвардейцы и последние попытки якобинцев вернуться к власти завершаются коллективным самоубийством шести лидеров восставших, "последних монтаньяров", уже ожидающих казни.

АКТ ПЯТЫЙ.

Да здравствует император!

1795 год был одним из решающих поворотных лет в истории Французской буржуазной революции. Буржуазная революция, низвергнув абсолютистско-феодальный строй, лишилась 9 термидора самого острого своего оружия - якобинской диктатуры, и, добившись власти, став на путь реакции, буржуазия блуждала в поисках новых способов и форм прочного установления своего владычества. Термидорианский Конвент в зиму 1794/95 г. и весной 1795 г. неуклонно передвигался в политическом смысле слева направо. Буржуазная реакция еще далеко не была так сильна и так смела в конце лета 1794 г., тотчас после ликвидация якобинской диктатуры, как поздней осенью того же 1794 г., а осенью 1794 г. правое крыло Конвента не говорило и не действовало и вполовину так свободно и бесцеремонно, как весной 1795 г. В то же время все разительнее делался бытовой контраст в эту страшную голодную зиму и весну между люто голодавшими рабочими предместьями, где матери кончали с собой, предварительно утопив или зарезав всех своих детей, и развеселой жизнью буржуазии, попойками и кутежами, обычными для "центральных секций", для тучи финансистов, спекулянтов, биржевых игроков, больших и малых казнокрадов, высоко и победно поднявших свои головы после гибели Робеспьера.

Два восстания, исходившие из рабочих предместий и прямо направленные против термидорианского Конвента, грозные вооруженные демонстрации, перешедшие дважды -12 жерминаля (1 апреля) и 1 прериаля (20 мая) 1795 г. - в прямое нападение на Конвент, не увенчались успехом. Страшные прериальские казни, последовавшие за насильственным разоружением Сент-Антуанского предместья, надолго прекратили возможность массовых выступлений для плебейских масс Парижа.

И, конечно, разгул белого террора неизбежно воскресил потерянные было надежды "старой", монархической части буржуазии и дворянства: роялисты предположили, что их время пришло. Но расчет был ошибочный. Сломившая парижскую плебейскую массу буржуазия вовсе не затем разоружала рабочие предместья, чтобы облегчить триумфальный въезд претендента на французский престол, графа Прованского, брата казненного Людовика XVI. Не то, чтобы собственнический класс Франции дорожил хоть сколько-нибудь республиканской формой правления, но он очень дорожил тем, что ему дала буржуазная революция. Роялисты не хотели и не могли понять того, что совершилось в 1789-1795 гг., что феодализм рухнул и уже никогда не вернется, что начинается эра капитализма, и что буржуазная революция положила непроходимую пропасть между старым и новым периодами истории Франции и что их реставрационные идеи чужды большинству городской и сельской буржуазии. В Лондоне, Кобленце, Митаве, Гамбурге, Риме - во всех местах скопления влиятельных эмигрантов - не переставали раздаваться голоса о необходимости беспощадно карать всех, принимавших участие в революции. Со злорадством повторялось после прериальского восстания и диких проявлений белого террора, что, к счастью, "парижские разбойники" начали друг друга резать и что роялистам нужно нагрянуть, чтобы без потери времени перевешать и тех и других - и термидорианцев и оставшихся монтаньяров. Нелепая затея повернуть назад историю делала бесплодными все их мечты, осуждая на провал все их предприятия. Людей, покончивших 9 термидора с якобинской диктатурой, а 1-4 прериаля - с грозным восстанием парижских санкюлотов всех этих Тальенов, Фреронов, Бурдонов, Буасси д'Англа, Баррасов, - можно было совершенно справедливо обвинить и в воровстве, и в животном эгоизме, и в зверской жестокости, и в способности на любую гнусность, но в трусости пред роялистами их обвинять было нельзя. И когда поторопившиеся роялисты при деятельной поддержке Вильяма Питта организовали высадку эмигрантского отряда на полуострове Киберон (в Бретани), то руководители термидорианского Конвента без малейших колебаний отправили туда генерала Гоша с армией и после полного разгрома высадившихся сейчас же расстреляли 750 человек из числа захваченных.