Тридцатилетняя война
Содержание:
1. Характер Тридцатилетней войны. 3
2. Политическая обстановка в Германии в конце XVI - начале XVII века. 5
3. Религиозная реакция в лютеранских княжествах. 6
4. Города и бюргерство как объект дворянской агрессии. 7
5. Датская интервенция. 10
6. Политические планы Валленштейна 11
7. Итоги Тридцатилетней войны. 13
Список использаванной литературы 17
1. Характер Тридцатилетней войны.
Тридцатилетняя война (1618—1648гг.) представляет собой не только самый длительный, но и самый сложный конфликт XVII столетия.
Столкновение двух внутригерманских группировок было осложнено военным и дипломатическим вмешательством иностранных государств, вследствие чего возникшая в Германии гражданская война превратилась в затяжной международный конфликт, чреватый для страны губительными последствиями.
Прежде всего следует решительно оспорить глубоко ошибочное представление о Тридцатилетней войне как войне религиозной. Это представление сводится к тому, что миллионы людей (и при том не только немцев, но и датчан, шведов и французов), как бы внезапно увлеченных неодолимым порывом веры, разом пренебрегли своими повседневными трудами и заботами для того, чтобы установить во всей Германии безраздельное господство «правой веры» и силой оружия приневолить инаковерующих блюсти «истинную веру».
На подобном представлении не стоило бы останавливаться, если бы речь шла о давних гипотезах, о наивных заблуждениях прошлого. К сожалению, подобную точку зрения повторяет и современная буржуазная историография, и это обстоятельство обязывает нас опровергать ее идеалистические концепции.
Несколько лет назад во Франции вышла шеститомная «История международных отношений» под редакцией академика П. Ренувена. Автор второго тома профессор Г. Зеллер настаивает на том, что Тридцатилетняя война была вызвана религиозными разногласиями.
Новейшая западногерманская историография дает противоречивую и путаную оценку Тридцатилетней войне, так как не может согласовать и примирить вероисповедную расстановку сил в этой войне с проявившимися в столкновениях вероисповедных группировок ясно выраженными политическими (а не религиозными) стремлениями.
Так, П. Рассов считает, что Германия в период, предшествовавший войне, была целиком поглощена вероисповедным размежеванием. «Каждое исповедание,— по его мнению,— таило в себе притязание на абсолют» и «Тридцатилетняя война должна была стать германской вероисповедной войной». Однако тот же автор признает, что данная война «снова (после Карла V) явилась со стороны императора попыткой превратить империю в политический организм».
Другой западногерманский историк, К. Нольден, утверждает, что в XVII веке имперская идея уже не носила присущего ей столетием ранее религиозного характера, и тем не менее, по его представлению, «идея империи», очищенная, наконец, от всяких религиозных наслоений и дополнений, встретила противников, в числе которых наряду с «княжеским государственным эгоизмом» самостоятельно фигурирует «протестантизм».
Неопровержимые факты, уже давно обобщенные Ф. Мерингом, показывают, что размежевание двух лагерей, евангелической унии и католической лиги, определялось отнюдь не вероисповедными мотивами.
Достаточно указать на место, которое в гигантском конфликте XVII века занимало то или иное немецкое. или внегерманское государство, чтобы понять, сколь малую роль играли религиозные побуждения в политических и военных планах участников войны, а также тех держав, которые оказывали экономическое и дипломатическое воздействие на ход и характер этой войны.
Императора и католическую лигу поддерживала испанская католическая держава, тогда как немецких протестантов поддерживал «христианнейший король» католической Франции и его первый министр — кардинал Ришелье. Немецким протестантам пытался протягивать руку помощи мусульманский повелитель—султан Турции.
Католическая лига сурово осуждала протестантов, отнявших v католической церкви земли, и объявляла возврат этих отнятых церковных земель своей священной задачей, а глава католической лиги Максимиллиан Баварский, прельстившись доходами от соляных варниц зальцбургского архиепископа, отнял их вооруженной силой, а самого злополучного архиепископа упрятал в тюрьму и гноил там до конца его дней.
Протестантский князь Христиан Н Саксонский настойчиво стремился вступить в католическую лигу, чтобы свести счеты с соседними протестантскими князьями — своими соперниками, а сыновья других протестантских князей — принцы Люнебургский, Лауенбургский, Голштинский сделали проще: они поступили на службу к императорскому католическому полководцу Валленштейну, у которого правой рукой был убежденный протестант, талантливый генерал Ганс Георг фон Арним.
Сам Валленштейн заявлял, что он мог бы составить свое войско из протестантов не хуже, чем из католиков. Тот же Валленштейн много позднее, держа речь перед солдатами, говорил, что «папский Рим не подвергался разграблению с 1527 года, а между тем он ныне гораздо богаче». Когда шведский король Густав-Адольф вознамерился выступить в роли «спасителя» обиженных и угнетенных немецких протестантов,—это было осуществлением замысла, который в течение шести лет день за днем выковывал один из высших прелатов католической церкви — кардинал Ришелье, замысла, который, несмотря на все протесты немецких католиков, не встретил осуждения со стороны «святого отца» в Риме—папы Урбана VIII. В то же время протестантские Нидерланды решительно отвергли предложенный им союз со шведским государем, ничуть не сочувствуя и не снисходя к просьбам своих немецких единоверцев.
Все эти факты показывают, что место того или иного государства или князя в рядах протестантов или католиков определялось интересами и расчетами, не имеющими ничего общего с религией, с верой, однако всякий раз прикрываемыми мнимой заботой о вере.
Задача марксистского анализа событий заключается вовсе не в том, чтобы отрицать значение религиозной или любой другой демагогии, маскировавшей подлинные причины войны, а в том, чтобы под покровом религиозных лозунгов, требований и разногласий обнаружить реальные, классово обусловленные причины конфликтов. Тридцатилетняя война была религиозным конфликтом по форме, но отнюдь не по своему содержанию.
2. Политическая обстановка в Германии в конце XVI - начале XVII века.
После Аугсбургского религиозного мира в Германии укрепилось мелко-державное княжевластие и стало уменьшаться значение императорской власти. Каждый император при вступлении на престол связывал себя «избирательной капитуляцией», подтверждавшей княжеские привилегии. С умалением компетенции императора соответственно расширилась компетенция князей. В их ведении оказались вопросы экономической политики, права, суда, а также и вопросы церковного управления своими территориями. Политика князей отныне сводилась к погоне за доходами и стремлению всеми правдами и неправдами увеличить налоги и расширить территорию своего княжества. В отличие от прежней императорской политики, это была односторонняя политика крепостнического гнета, стяжательства и военных авантюр.
Принадлежность того или иного владения к определенной религии, как известно, определялась формулой Аугсбургского религиозного мира — решением князя, предписывавшего подданным угодное ему вероисповедание. Население не всегда пассивно подчинялось князю. Вероисповедная или сектантская оппозиция являлась выражением социального протеста, ответом на политические и религиозные гонения. Решительность, с которой религиозные репрессии применялись как в католических, так и в протестантских владениях, свидетельствовала об остроте классовой борьбы, о напряженности противоречий.
Карта вероисповедной принадлежности германских княжеств выглядела следующим образом. Оплотом лютеранства стали княжества немецкого Севера: Саксония, Гессен, Браиденбург, Голштиния, Мекленбург, Померания, Пруссия. Владетели этих княжеств успешно провели в собственных интересах секуляризацию церковных земель и в полной мере подчинили себе вновь созданную лютеранскую церковь.
|