Страница 3
Одно время казалось, что старые порядки возвращаться. Когда после смерти Екатерины II (1796) взошел на престол ее сын Павел, он отменил многое из сделанного ею и возвратился к старым порядкам, не одобряя вообще политики правительства Екатерины. Между прочим, и на Украине восстановлено было кое-что из того устройства, какое существовало до уничтожения гетманства: восстановлен генеральный суд и другие учреждения, введенные при Разумовском. Говорили, что к этому побудил императора Александр Безбородько, министр и доверенное лицо царя Павла, украинский патриот - бывший киевский полковник при старом украинском строе. Может быть, если бы это направление русской политики продержалось дольше, возобновление старого гетманского строя пошло бы еще дальше; но в 1801 году Павла убили, а его приемник Александр I решил идти по следам своей бабки Екатерины II и возвратился к установлениям, какие были заведены ею на Украине в 1780-х годах.
Затем возникали надежды на возобновление козачества и даже гетманства в 1812 и потом в 1831 году, когда русское правительство для усиления своих сил обратилось к комплектованию козацких полков на Украине, и для привлечения добровольцев в эти полки местная администрация подавала надежды на разные облегчения в будущем. О тогдашнем генерал-губернаторе Репнине говорили, что он расчитывает стать гетманом, так как был в родстве с Разумовским. Но окончились такие слухи и надежды весьма печально, так как правительство, недовольное этими слухами, распорядилось выслать козаков-добровольцев на Кавказ и там поселило.
Все эти надежды и сожаления, хотя они и не были ни особенно глубоки, ни особенно серьезны, - все-таки поддерживали в высших, более просвещенных слоях сознание своей обособленности от русского общества, связи с историческим прошлым Украины и современной народной жизнью.
Обруселые службисты, проливавшие свою кровь за российское отечество и изо всех сил, не за страх, а за совесть созидавшие новые российские порядки на Украине, распространявшие русский язык и культуру, выступавшие на литературной арене в качестве русских писателей и в своем обиходе вполне усвоившие русский язык - в то же время с глубокой любовью собирали память об украинской старине, записывали украинские стихотворения и песни, выражения и поговорки, а в своих записках и письмах, не предназначенных для публики, прославляли былую украинскую свободу, хвалили прежних борцов за украинские вольности[1]. На почве этого раздвоения национальной души украинской интеллигенции потом начинают вырастать более серьезные проявления национального чувства - главным образом на почве привязанности к украинскому слову, устному и писанному, как наиболее живому и заметному проявлению украинской жизни.
Употребление народного языка в литературе Восточной Украины не прекращалось никогда, хотя он и не имел доступа в печать и школу. Наооборот, после того, как цензурные запрещения убили украинский книжный язык - смешанный украинско-славянский, - чистый украинский язык занял даже более сильную позицию как единственный местный язык. Кто хотел придать украинскую окраску своему произведению, обращался к нему. И все, ценившие украинские особенности жизни, с особенной любовью обращались к литературным обработкам народного языка и высоко ценили их, несмотря на то, что настоящим книжным языком, органом культурной жизни считался русский. С другой стороны, эти литературные обработки народного языка приучали к большему уважению к живому языку, а живое украинское слово - язык, песня, предания о прошлом, сохранившееся в устах простого народа - восстанавливали связи с народом в дворянских слоях, оторванных от него историей последнего столетия, разошедшихся с народом благодаря своей классовой политике и, как казалось, отказавшихся от своего народа окончательно. И так на этом новом народничестве украинской интеллигенции вырастало новое украинское возрождение.
“Перелицованная Энеида” Котляревского, напечатанная без ведома ее автора в 1798 году, была первой книгой, чрезвычайно высоко поставившей в глазах украинского общества народное украинское слово, а вместе тем своими образами козачьей былой славы и современной тяжелой крестьянской жизни живо заинтересовавшей народной жизнью украинское общество. Само по себе очень было важно появление книги на одном языке - напечатанной, т.е. могущей найти широкое распространение среди тогдашней украинской интеллигенции. Из старой переписки знаем, как трудно было разыскать любителям украинского слова старые украинские произведения, даже наиболее известные и популярные (например, киевские академические интермедии), и часто самые интересные произведения старой украинской литературы, не имея возможности появиться в печати, оставались в одной двух рукописях безо всякого распространения (например, чрезвычайно интересная историческая повесть Величка известна в одной авторской рукописи и в одной копии). “Энеида”, выдержавшая в продолжение одного десятилетия три быстро разошедшихся издания, составила эпоху, и не только в истории украинской литературы, но и в истории украинского сознания.
Но “Энеида” не осталась одинокой; следом за ней вышли другие талантливые произведения, поддержавшие и укрепившие первые впечатления, произведенные “Энеидой” - культурное значение украинского языка и украинского народного элемента. Такое же значение имели стихотворения Гулака-Артемовского, повести Квитки - произведения второго, третьего и четвертого десятилетий XIX столетий. Эти сборники открыли чрезвычайное богатство украинского народного песнетворчества и необычайно подняли значение украинского слова. Появляются также важные для развития украинского сознания труды по украиноведению, в особенности по украинской истории - “История Руссов или Малой России” - история Украины, автором которой долго считали Георгия Конисского, (а теперь считают Гр. Полетику или его сына). Эта история оказала большое влияние на развитие украинской литературы, наполнив ее своим патриотическим подъемом. Следом была издана солидная история козацкой Украины Бантыша-Каменского. Появляются здесь и первые предвестники споров о значении украинского народного элемента, о народном языке, поэзии - отзвуки новых идей о значении народности вообще и влиянии славянского возрождения, и эти идеи, переносясь на украинскую почву, давали новое истолкование и новую оценку, сообщали новое значение стихийным и малосознательным до сих пор влечениям к своему родному.
В XVIII в. в Западной Европе начало нарастать так называемое романтическое народничество: от переделок тем античной литературы и подражаний им писатели обращаются к своим, местным традициям; начинают тщательно собираться народные предания, и народное творчество привлекает особенное внимание.
Для российских украинцев, как и для галицких, поворот этот имел большое значение. До сих пор они в своем народе видели только темную массу, лишенную всяких культурных средств, осужденную пользоваться крохами просвещения своих более культурных соседей. Поэтому они и не видели никакого будущего перед своим народом, смотрели на украинский язык, быт нравы как пережитки старины, может быть, и интересные и дорогие для земляков, но в сущности лишенные всякого значения и в конце концов все-таки осужденные на вымирание.
Народнические теории и примеры национального пробуждения, начинавшегося тогда у других отсталых славянских народов, указывали пути и направления, каких следовало держаться украинцам. Опыты литературной обработки украинских тем на украинском языке приобретали новое значение и ценность как первые проблески возрождения украинской жизни.
Но литературной стороной дело не закончилось! Вместе с тем, как уже было замечено, должны были решительно измениться отношения к народным массам, к их нуждам и интересам.
Предыдущее столетие характеризовалось между прочим тем, что новорожденное украинское старшинское “шляхетство” ревностно трудилось над сообщением себе аристократического облика, который должен был возможно ярче оттенить обособленность этой новой аристократии от народа, из которого она вышла. Экономическая борьба вырыла глубокую пропасть между народом и этой новой аристократией, захватывавшей землю и закрепощавшей крестьянство, а культурное обособление довершало их глубокую отчуждение и вражду. Украинский народ резко раскололся на темную народную массу, закрепощенную и лишенную всякой возможности развития и прогресса, и на это панство, называвшее себя украинцами (“малороссиянами”), но совершенно оторванное от украинской народной почвы и в своем полном отчуждении от народа не видевшего иного пути, как теснее сливаться с культурной и национальной великорусской жизнью. Но теперь интерес к украинской народной поэзии научил интеллигенцию другими глазами смотреть на украинский народ. Эти серые простые крестьяне, крепостные мужики, на которых украинское панство, помазавшись великорусской культурой, до сих пор смотрело очень свысока, оказывалось, обладали драгоценными сокровищами поэзии, являлись творцами произведений, которым знатоки отводили место наряду с высочайшими образцами европейского поэтического творчества. В глазах украинской интеллигенции украинский серый люд таким образом стал истинным носителем красоты и правды жизни, к которому надлежало всячески приблизиться, чтобы позаимствоваться от него красотой и правдой, заключенной не только в произведениях народной словесности, но и в самой народной жизни, и в этой последней найти истинное содержание для литературного творчества. А приближаясь к народу, украинская интеллигенция заимствовала не только памятниками народного творчества, но и находила понимание народной жизни, крестьянской души, мужицких печалей и нужд.
|