Ф. Бродель о промышленной революции

Страница 2

ПРЕЖДЕ ВСЕГО ВНИЗ ПО ТЕЧЕНИЮ: СЛАБОРАЗВИТЫЕ СТРАНЫ Английская промышленная революция открыла двери серии революций, бывших ее прямыми потомками, прошедшими когда под знаком успеха, когда под знаком неудачи. Ей самой предшествовало несколько революций того же порядка, что и она,—одни едва наметившиеся, другие достаточно серьезно продвинувшиеся вперед, и все завершившиеся неуспехом в более или менее длительном временном плане. Таким образом, открываются две перспективы, одна в сторону прошлого, другая—к настоящему времени. Две серии путешествий, которые, и те и другие, суть способ подойти к предмету, разыгрывая драгоценную карту сравнительной истории. Следуя вниз по течению, мы не изберем пример промышленных революций Европы или Соединенных Штатов, которые почти непосредственно следовали английскому образцу. Нынешний “третий мир”, находящийся еще на пути индустриализации, предоставляет нам редкий в ремесле историка случай поработать над тем, что видишь, что слышишь, что можешь потрогать руками. Конечно, это зрелище—не картина блистательных удач. В целом “третий мир” на протяжении последних тридцати, сорока, пятидесяти лет почти не знал непрерывного прогресса. Его усилия и ожидания слишком часто заканчивались горькими разочарованиями. Могут ли причины неудачи или полунеудачи этих опытов определить от противного (a contrario) условия исключительного английского успеха? Несомненно, экономисты, а еще больше историки предостерегают нас против такого способа экстраполяции настоящего ради лучшего понимания прошлого. Они не без основания утверждают, что “миметическая модель, та, что настаивала на повторении пути, пройденного прежде индустриальными странами, отжила свое” '". Контекст изменился во всем, и ныне было бы невозможно проводить индустриализацию той или иной страны “третьего мира” в соответствии с государственной авторитарностью, руководившей ее проведением в Японии, или же в соответствии со спонтанностью, характерной для Англии Георга III. Да, конечно. Но если “кризис развития—это также и кризис теории развития”, как говорит Игнацы Сакс '", то разве не будет более понятен сам по себе процесс развития, вклю- чая и развитие Англии XVIII в., если задаться вопросом, в чем заключен порок теории и почему полные энтузиазма плановики 60-х годов XX столетия столь ошибались в отношении труд- ностей предприятия? Прежде всего потому, ответят нам без колебаний, что удавшаяся промышленная революция предполагает общий процесс роста, а значит, глобального развития, которое “в последнем счете предстает как процесс преобразования экономических, со- циальных, политических и культурных структур и институтов” . Именно вся глубина общества и экономики оказывается затронутой, и она должна быть способна сопровождать, поддерживать, даже терпеть перемену. В самом деле, достаточно, чтобы в таком-то или таком-то пункте пути образовалось торможение, то, что мы сегодня называем “узким местом”, и машина заедает, движение прерывается, может даже про- изойти отступление. Руководители тех стран, что ныне трудятся над тем, чтобы наверстать свое отставание, заметили это на собственном печальном опыте, и стратегия развития сделалась столь же осторожной, сколь и усложненной. Какие рекомендации может дать в данном случае опытный экономист, вроде Игнацы Сакса? Главным образом не применять никакого априорного планирования: такое планирование не бывает хорошим, ибо всякая экономика предстает как специфическое устройство структур, которые могут быть похожими, несомненно, но только в общих чертах. Плановик хорошо сделает, если для любого данного общества будет исходить из какой-то гипотезы, какого-то уровня роста (например, 10%), который он примет в качестве цели, и одно за другим изучит “последствия гипотезы”. Так поочередно будут проверены доля инвестиций, которую потребуется изымать из национального дохода; возможные типы промышленности в зависимости от рынка, внутреннего или внешнего; количество и качество необходимой рабочей силы (специализированной или неспециализированной); предложение на рынке продовольственных товаров, необходимых для поддержания нанятой рабочей силы; подлежащие использованию технологии (в особенности с точки зрения капитала, типа и объема рабочей силы, которых они требуют); увеличение импорта сырья или станков, которое следует предусмотреть; окончательные последствия нового производства для платежного баланса и внешней торговли. В той мере, в какой изначально предполагавшийся уровень роста был преднамеренно выбран “достаточно высоким, чтобы выявить все узкие места, которые бы возникли, если бы он действительно был сохранен в качестве цели” , проделанная верификация укажет, в каких секторах препятствие рисковало бы стать непреодолимым. Тогда со второго “захода” займутся поправками, разрабатывая “варианты для всех уровней”, пока не будет получен проект ограниченный, но в принципе жизнеспособный . Примеры, приводимые в труде Сакса, дают конкретное представление о главных узких местах, которые встречаются в сегодняшнем “третьем мире”: демографический рост, когда он “съедает” результаты развития; нехватка квалифицированной рабочей силы; тенденция вести индустриализацию в секторах престижных и эвентуально экспортных из-за недостаточности спроса на внутреннем рынке на обычные промышленные изделия; наконец, более всего прочего, “сельскохозяйственный барьер”—недостаточность и негибкость предложения продовольствия в сельском хозяйстве, остающемся архаичным и в значительной степени самодостаточным: неспособным удов- летворить рост потребления, который автоматически влечет за собой возросшее использование населения, занятого наемным трудом; в сельском хозяйстве, которому даже не всегда удается прокормить свой собственный демографический прирост и которое выбрасывает в города пролетариат безработных, которое, наконец, неспособно увеличить свой спрос на элементар- ные промышленные изделия, будучи слишком бедным. В сравнении с этими главными трудностями потребность в капиталах, уровни накопления, организация и цена кредита показа- лись бы почти что второстепенными. Но не та ли это картина, о которой можно сказать, что она рисует все те препятствия, каких не знала более Англия XVIII века, да, вне сомнения, уже и Англия XVII в.? Следовательно, чего я требую от роста, так это согласованности между секторами: чтобы при одном прогрессирующем секторе-двигателе не останавливался другой, блокируя целое. Так что вернемся к тому, что мы предчувствовали по поводу понятия национального рынка—национального рынка, который настоятельно требует сплоченности, всеобщего обращения, определенной высоты дохода на душу населения. Во Франции, столь тяжелой на подъем (ее сплоченность будет достигну- та лишь после окончания строительства ее железных дорог), разве не было там долгое время своего рода дихотомии, аналогичной существующей в некоторых из нынешних слаборазвитых стран? Очень современный, богатый, передовой сектор существовал там бок о бок с отсталыми зонами, “краем тьмы”, как выразился еще в 1752 г. один “предприниматель”, желавший открыть обмен между одним из таких краев и его великолепными лесами, сделав судоходным Вер, небольшой приток Аверона . Но на национальном рынке в игре участвовали не одни толь- ко эндогенные условия его роста. Разве же тем, что ныне блокирует подъем стран, начавших с запозданием, не является так- же и международная экономика, такая, какой она существует, и такая, которая произвольно разделяет и перераспределяет за- дачи? Это истины, на которых настоящий труд уже не раз на- стаивал. Англия одержала успех в своей революции, находясь в центре мира, будучи сама центром мира. Страны “третьего мира” хотят, желают своего успеха, но они находятся на пери- ферии. И тогда все действует против них, в том числе новые технологии, которые они используют по лицензиям и которые не всегда соответствуют нуждам их обществ; в том числе и капиталы, которые они занимают за границей: в том числе и морские перевозки, которые они не контролируют; в том числе и их собственное сырье, имеющееся в избытке и подчас отдающее их на милость покупателя. И именно поэтому картина нашего времени так печалит; именно поэтому индустриализация упрямо прогрессирует там, где она уже достигла прогресса, а про- пасть между слаборазвитыми странами и остальными только увеличивается. Однако не наблюдается ли в настоящий момент какой-то перемены, просматривающейся в таком соотношении сил? Страны—производители нефти и сырья, бедные страны, уровень заработной платы в которых позволяет получать промышленную продукцию по очень низким ценам,— не начали ли они после 1974 г. брать реванш у стран сверхиндустриализованных? Это покажет только история предстоящих лет. “Третий мир” может прогрессировать, только тем или иным способом сломав современный мировой порядок.