Сперанский М.М.

Страница 2

Когда для Сперанского подошло время окончания Петербургской семинарии, ему предложили остаться в ней на преподавательскую работу. 20 Мая 1792 года митрополит Гавриил определил поповича на должность учителя математики Александро-Невской семинарии с годовым жалованьем в 150 рублей ассигнациями. Через три месяца ему было поручено преподавать там ещё и физику с красноречием, а к жалованью присоединили ещё 50 рублей. 8 Апреля 1795 года Михайло был назначен учителем философии и в дополнение к учительской должности – префектом семинарии. Размер его жалования возрос до 275 рублей.

Время преподавательской деятельности в петербургской семинарии было в жизни молодого Сперанского периодом интенсивнейших движений его ума, временем окончательного его духовного созревания. В эти годы он не только много читает и выписывает из прочитанного, но и творит: пишет статьи и научные трактаты, пробует силы в литературе. В журнале “Муза” за 1796 год публикуются его стихотворения – “Весна”, “И моё счастие”, “К дружбе”, “Мысли при колыбели младенца” и другие. Наиболее значимое из его произведений данного времени – “Правила высшего красноречия” – распространялось в рукописном виде среди семинаристов.(Напечатано оно будет лишь в 1844г).

Молодость – пора самой чистой, самой искренней дружбы. В России дружить умели, друзей ценили по-особому.

“Друг мой” – так обращался Михайло к Петру Словцову, который, в свою очередь, считал Сперанского лучшим себе другом. Они подружились в Петербургской семинарии – Словцов прибыл сюда из Сибири после окончания епархиальной семинарии в городе Тобольске. По завершении учёбы в Петербурге он вернулся в Тобольск на должность учителя философии и математики в тот самый семинарий, выпускником которой был. Но жизненным путям друзей не раз суждено будет разойтись и пересечься. Когда кто-либо – Сперанский или Словцов – будет на жизненном пути своём вставать перед необходимостью сделать важный выбор, он немедленно будет обращаться за советом к другому: каждый станет другу главным советчиком в запутанных житейских обстоятельствах.

Князь А.Б. Куракин для Сперанского был, что называется, “роковым человеком”. Именно через него Михал Михайлович попал в гражданскую службу – главную колею своего жизненного пути. В 1796 г. Алексею Борисовичу вздумалось приобрести себе домашнего секретаря для ведения переписки на русском языке. На должность эту выбран был молодой преподаватель Александро-Невской семинарии. Влиятельный вельможа обратился за помощью в подборе секретаря к ректору семинарии, и последний рекомендовал ему Сперанского как наиспособнейшего из всех ему известных молодых людей. В качестве испытания рекомендованному было предложено написать одиннадцать писем, содержание которых обрисовано ему было лишь в самых общих чертах. Задание это Михайло получил вечером, но к утру все письма лежали уже на столе князя. Изящный стиль их и быстрота составления восхитили его чиновничью натуру, и судьба Сперанского решилась.

В самообразовании своём и размышлениях молодой Сперанский рано вышел за рамки религиозных вопросов и проблем нравственного бытия человека. Будто под действием некоего внутреннего инстинкта попович с необычной для семинариста силой заинтересовался существующим в человеческом обществе механизме властвования, средствами управления людьми.

2 января 1797 г. Михайло Сперанский был зачислен в канцелярию генерал-прокурора с чином титулярного советника. Данный чин соответствовал учёному званию магистра с десятилетним стажем, тогда как действительный стаж нашего поповича составлял менее пяти лет.

Впоследствии Сперанский не раз будет горько жаловаться на свою чиновную долю и сожалеть о том, что выбрал её себе. Но тогда, в самый момент выбора и в начале своей чиновничьей службы, он был полон благих надежд.

Глава2.Восхождение.

Карьера Сперанского была в начале своём весьма стремительной.

Через три месяца после своего вступления в гражданскую службу, а точнее 5 апреля 1797 г., экспедитор генерал-прокурорской канцелярии титулярный советник М.М. Сперанский получил чин коллежского асессора. Ещё через девять месяцев – 1 января 1798 г. – он сделан был надворным советником. Спустя двадцать с половиной месяцев – 18 сентября 1799 г. – коллежским советником. Не прошло и трёх месяцев, как он сделался статским советником. Случилось это 8 декабря того же года. А через девятнадцать месяцев – 9 июля 1801 г. – Михаил Михайлович уже действительный статский советник! Позднейшие биографы Сперанского не могли читать без изумления его формулярный список – всего за четыре с половиной года попович из домашнего секретаря знатного вельможи превратился в видного сановника Российской империи, достигнув чина, соответствовавшего воинскому званию генерала. Но не сама по себе быстрота продвижения по служебной лестнице достойна здесь настоящего удивления (восемнадцатый век знал и более скорые карьеры), удивительно другое – как, каким образом удалось ему столь стремительное восхождение?

Едва начавшись, эпоха павловского царствования заимела себе целую серию различных названий. “Называли её, где как требовалось, – вспоминал Ф.П. Лубяновский, – торжественно и громогласно – возрождением; в приятельской беседе, осторожно, вполголоса – царством власти, силы и страха; втайне между четырёх глаз – затмением свыше”. Столь навязчивое проявление свойств собственной личности, настойчивое до абсурда утверждение во всём своего “я”, каково и обнаружил Павел на Российском престоле, вполне позволяют поверить в реальность сказанного о нём Герценом: ”Он, наверное, попал бы в сумасшедший дом, если бы не попал прежде на трон”. Тонкий психолог и глубокий мыслитель, Герцен зашёл в тупик при объяснении поступков этого императора. Правильно указав, что свирепости Павла не оправдались государственными необходимостями, он остановился в недоумении: “Его деспотизм был бессмысленный, горячечный, ненужный; кого пытал он и ссылал толпами со своим генерал-прокурором Обольяниновым и за что?”.

В этой атмосфере, в которой царили сумасбродство императора, самодурство вельмож, эгоизм и раболепие чиновников, протекали первые годы государственной службы Сперанского. У него не было постоянного покровителя среди знатных сановников – обязательного условия быстрого движения вверх по служебной лестнице, поэтому, чтобы сделать успешную карьеру, Михайло должен был поэтому обращать в покровителя каждого нового своего начальника. Для молодого человека, только начинавшего чиновничью жизнь, никакого ещё опыта службы не имевшего, совсем не искушённого в чиновных интригах и секретах угождения начальству это было весьма нелегко. Однако же факт на лицо: каждый новый начальник Сперанского будто под воздействием гипноза спешно превращался в верного и преданного его покровителя.

В дальнейшем фактическое влияние Сперанского на ход государственных дел постоянно будет превышать рамки его должности. Современники непременно будут выделять в его личности старание и высокие умения приспосабливаться к положениям, характерам, вкусам различных людей, с которыми входил он в соприкосновение. Источниками данного свойства сочтут обыкновенную угодливость и бесхарактерность. В Сперанском усмотрят качество, прямо противоположное доктринёрству, но не менее пагубное, – отсутствие твёрдости собственных убеждений.

Важным этапом в биографии молодого Сперанского выступают его взаимоотношения с императором Павлом. Страницу эту, к сожалению, нельзя реставрировать во всей полноте, речь может идти разве что о нескольких обрывках, к тому же плохо между собой совмещающихся. Один из них– свидетельство чиновника Н.С. Ильинского, служившего в рассматриваемое нами время в том же самом ведомстве, что и Михаил Михайлович.

Лето 1800 г. Павел I вознамерился провести в Гатчине. При особе своей он повелел находиться в числе прочих лиц также генерал-прокурору Оболянинову. Последний же, отъезжая в Гатчину прихватил с собой и Сперанского. Ильинский пишет в своих записках, что будто бы Павел, узнав о прибытии в Гатчину Сперанского, тот час набросился на Оболянинова: “Это что у тебя школьник Сперанский – куракинский, беклешовский? Вон его сейчас!”. Петру Хрисанфовичу стоило больших трудов смерить императорский гнев. Сохранить поповича при себе ему удалось лишь утверждая, что он, Оболянинов, “держит его в ежовых рукавицах”. Вскоре после этого эпизода Павел прогуливался в гатчинском саду и встретил одного знакомого чиновника с другим, которого не знал. “Это кто с тобою?” – спросил Павел знакомого. “Наш чиновник Сперанский”, – ответил тот. И Павел, по рассказу Ильинского, не сказав ни слова, отвернулся, закинув голову назад и отдуваясь – этот жест был обычным выражением его негодования.