Русская Православная Церковь и большевистское государство в 1925-27 гг.

Страница 6

Такой широкий размах вызывал опасения у некоторых осторожных большевиков, которые призывали умерить кампанию по закрытию церквей. В 1928 г. это вызвало тревогу даже у руководителей Союза Безбожников, не очень-то беспокоившихся о подобных вещах. В информационном письме Центрального Совета СБ от 2 ноября 1928 г. отмечалось, что “в последнее время закрытие церквей на местах начинает приобретать несколько стихийный характер. Советы или ячейки СБ без достаточной и оправдывающей себя подготовки форсируют закрытие церквей. Самое главное, часто начинают эту работу, предварительно не согласовав ее с парторганами, органами административного надзора и пр.; не выявив как следует настроений и возможных затруднений, в результате чего дискредитируют СБ, подрывая авторитет советский и партийных органов”.[53]

Однако все подобные письма и записки оставались пустым звуком. Закрытия церквей продолжалось в прежнем темпе.

В марте-апреле 1929 года произошли многочисленные столкновения с верующими, вызванные закрытием церквей. Остановимся более подробно на двух из них.

Первое произошло в селе Дятьково Бежецкого уезда Брянской губернии. Горсовет поселка привлекала перспектива получить некоторое количество чугуна, из которого был сделан склеп генерала Мальцева, находившийся при поселковом храме. Сразу же были проведены “митинги” рабочих, разработаны соответствующие “ходатайства”, и 28 февраля 1929 г. Президиум Брянского губисполкома разрешил ликвидировать склеп “с использованием полученных средств на надобности дорстроительства”. [54]

В постановлении ничего не говорилось о закрытии самой церкви, но горсовет Дятькова подошел к делу творчески. В своей жалобе М.И. Калинину прихожане церкви отмечали, что 4 марта 1929 г. комсомольцы и милиционеры “разгромили храм, уничтожили помещение сторожа, а самого сторожа вместе с семьей выселили на улицу, уничтожены иконостас и престол, сожжена большая часть икон”.[55]

Жалобу верующих П. Сидорович препроводил прокурору республики Н.В. Крыленко, отметив, что “сущность дела требует немедленного, тщательного и срочного разбирательства на месте”.[56]

Из имеющихся в нашем распоряжении документов трудно установить, какого рода “расследование” было проведено на месте, но его результат характерен: как утверждал Крыленко, заявление прихожан полностью ложно, никакого закрытия, надругательств и т.п. не было.[57] Президиуму ВЦИК ничего не оставалось, как “принять к сведению” записку Крыленко и потребовать привлечения виновных к суду за клевету.[58]

Второй инцидент произошел в городе Рыкове и в деревне Веровка Рыковского района Артемовского округа. Местные безбожники повели активную кампанию за закрытие сельской церкви, что протесты верующих. Несмотря на это, было принято решение закрыть храм. В жалобе верующих в Президиум ВЦИК было отмечено, что “рыковская милиция … вместе с секретарем комячейки и веровскими комсомольцами ворвалась в наш храм, разбили иконостас, иконы, осквернили престол и всю церковную утварь. Этот погром был совершен в присутствии верующих со слезами просивших не глумиться над святынями”.[59] Через несколько дней стало известно, что ВУЦИК отклонил просьбу верующих о сохранении церкви. В результате, по описаниям прихожан, у церкви собралось около тысячи человек, которые вступили в драку с милицией и комсомольцами.

10 мая 1929 г. М. Калинин обратился к председателю Всеукраинского ЦИК Г.И. Петровскому с просьбой провести расследование и особенно советовал обратить внимание на то, “нужно ли в действительности закрытие поименованной церкви”. [60]

Расследование было поручено ГПУ УССР, которое представило свою версию событий. По мнению председателя ГПУ Балицкого, во всем были виноваты “поп Скритченко и его кликуши”, которые собрали около “150 женщин”. Все же остальное население г. Рыково активно поддержало идею о закрытии церкви.[61]

В данном документе очевидна тенденция показать, что население выступило за закрытие. Однако само упоминание о протестах противоречит общей направленности документа. Скорее всего, именно эта часть донесения истинна, хотя цифры, возможно, сильно преуменьшены. Решение о закрытии церкви вызвало протест со стороны рыковского населения, а надругательство над храмом только ускорило выступление верующих. К сожалению, нам не известно, чем закончилась эта история.

Приведенные выше примеры позволяют отметить один важный факт. М.И. Калинин и возглавляемые им “законодательные органы” не имели никакой реальной власти и не могли никак повлиять на процесс закрытия церквей. Их просьбы о расследовании не давали никакого результата, и Калинину приходилось довольствоваться лишь отписками от ОГПУ, которое в каждом случае поступало по-своему.

Нужно отметить, что в ходе этих кампаний не делалось различий между “обновленцами” и “тихоновцами”. Закрывали церкви, принадлежащие как тем, так и другим. В конце марта (точная дата отсутствует) 1929 г. митрополит Вениамин (Муратовский) просил у М.И. Калинина оставить общине обновленцев города Ашхабада Михаило-Архангельскую церковь. Заместитель председателя общины Прошутинский сообщал, что в ходе закрытия “… попраны кресты с куполами… с музыкой сняты колокола, собрания верующих запрещены”.[62]

Другой аналогичный случай произошел в Москве. 19 апреля 1925 г. Президиум Моссовета принял решение о закрытии часовни Пантелеймона у Никольских ворот, принадлежавшей обновленцам.[63] Однако митрополит Вениамин и А.И. Введенский обратились с жалобой к Калинину, отмечая, что “Пантелеймоновская часовня является одной из немногих церковных единиц обновленческой ориентации г. Москвы”. Еще более важным фактором было то, что она давала сорок процентов всего дохода обновленческого Синода.

Эту часовню до поры оставили в покое, но обновленцы все же лишились другой – Иверской. 19 июня 1929 г. Президиум Моссовета принял решение о ее закрытии. ВЦИК 5 июля 1929 г. утвердил это решение, потребовав, однако, чтобы была сохранена часовня Св. Пантелеймона.

Закрытие церкви был для властей достаточно простым делом. Требовалось собрать митинг “трудящихся”, провести на нем соответствующее постановление – и церковь, несмотря на протесты верующих, была обречена. Впрочем, даже эти процедуры вызывали недовольство местных властей, изо всех сил боровшихся с “поповским дурманом”. 5 марта 1929 г. временный председатель ЦИК Башкирской АССР Мансуров просил ВЦИК облегчить процесс закрытия церквей: “Башкирский Центральный Исполнительный считает вполне возможным, чтобы дела о ликвидации церквей разрешались окончательно ЦИК-ами автономных республик…”[64] (т.е. решение о закрытии приводилось бы в исполнение немедленно, не дожидаясь ответа ВЦИК).

Такая оценка вызвала неприятие у П.Г. Смидовича, который велел “в ответе сослаться на новый закон”[65], но даже его принятие ничего не изменило: процесс закрытия церквей продолжался прежними темпами. По данным НКВД УССР, только на территории Украины за период с 1 января по 1 октября 1929 г. было закрыто 135 церквей (это лишь по постановлениям ВУЦИК).[66]

Процесс закрытия церквей сопровождался такими беззакониями, что созданная позже под руководством Смидовича Постоянная Комиссия ВЦИК по делам культов отменила ряд подобных решений. 24 октября 1930 г. было предписано вернуть верующим Успенскую церковь в г. Гурзуфе и единоверный храм в г. Воронок Покуровского района (губерния не указана), решение о закрытии которых было принято в 1929 г. 24 октября 1930 г. были приняты аналогичные постановления в отношении ряда других закрытых церквей.

Однако все это не более чем капля в море. Ни компания Смидовича, ни сам Калинин не могли оказать какого-то существенного влияния на этот процесс. Более того, им самим приходилось в некоторых случаях идти на поводу у ОГПУ, которое реально владело ситуацией. 20 ноября 1929 г. начальник Секретного Отдела ОГПУ Я.А. Агранов и Е.А. Тучков послали Калинину записку, в которой просили его “об ускорении закрытия Владимирской церкви в г. Актюбинске”.[67] Калинину пришлось отклонить просьбу верующих об оставлении за ними храма.[68] 1 декабря 1929 г. Президиум ВЦИК отклонил просьбу верующих Петропавловской церкви с. Дуван.[69] 26 января 1930 г. комиссия рекомендовала Президиуму ВЦИК пересмотреть прежнее решение о сохранении церкви “Большое Вознесение”.[70] При этом Смидович остался при особом мнении: “К пересмотру вопроса во ВЦИКе нет оснований”.[71]